Хомяк в совятнике

За день, пока работал настроение у меня почти пришло в привычную норму. И совесть уже не грызла меня беспощадным волкодавом, а словно прилегла поодаль, зорко приглядывая за искусанным беспомощным нарушителем холодными желтыми глазами. Лежит себе и спокойно ждет, пока конвойный явится. И этот конвойный явился.

- Привет, Сань, - услышал я вечером в трубке его хрипловатый басок, Как жизнь?

- "Как жизнь", - вздохнул я, - Он еще спрашивает....

- Чего такое? - искренне забеспокоился Сергей.

- Того такое. Удружил ты мне с этой кассетой..., - презирая себя, сдавленно пробурчал я, прикрывая плотнее дверь в комнату, - Что дальше делать - ума не приложу.

- Угу. Кажется, я врубился, - хохотнул Серега, - Дочка посмотрела, восхитилась, а тебя теперь совесть пожирает, так?

- Смеешься? - огрызнулся я, - Психоаналитик. Тебя бы на мое место....

- Сань, да перестань ты переживать. Ну, виноват я, прости. Не подумал....

- Не подумал он....

- Слушай, да этой беде помочь запросто можно!

- Да как помочь-то?! - у меня вдруг предательски скребануло в горле.

- Ну, как... Поедешь со мной в аэроклуб и прыгнешь. И будет все по честному, скажешь - нет? - спокойно так сказал, участливо даже - словно умная учительница, успокаивающая зареванного первоклашку.

Ко мне в желудок упала холодная чугунная гиря.

- Ты что - серьезно? - наконец, смог выговорить я.

- А то!

- И когда? - спросил я так, словно Сергей приглашал меня на Юпитер.

- Так, сегодня у нас что? Четверг? В субботу можно, если погода будет. Я ребятам только позвоню, уточню.... Ну так как? Давай?

- Давай! - вдруг обозлился я на себя, на Серегу и на весь белый свет. Как это все делается-то?

- А заскакивай завтра ко мне после работы, я все и растолкую.

x x x

- Так, следующая вводная: завис на дереве. Твои действия?

- Сесть поглубже в подвесную систему, распустить запасной парашют, расстегнуть карабины подвесной системы, начиная с ножных обхватов, спуститься по запасному парашюту на землю.

- Нормально. Приземление на воду. Приводнение, точнее. Итак?

- А зачем? Нету же вокруг никакой воды?

- Не р-рассуждать, салага! Отвечай на вводную!

- Ну... опять же - глубже сесть в подвесную систему. Отсоединить запасной парашют и оставить его висеть сбоку на одном карабине... Ну, не морщись! Что за буквоедство!

- Не буквоедство, а твердое знание матчасти, - наставительно изрек Сергей, выворачивая руль, - Ну, допустим... Давай дальше.

- Расстегнуть карабины, начиная опять же, с ножных. Взяться левой рукой за главный круговой обхват. Высвободить правое плечо из-под обхвата, не отпуская левой руки, - машинально двигал я конечностями, стараясь представить себе весь этот процесс. - И в таком вот виде ждать приводнения. В момент касания ногами воды винтовым движением высвободиться из подвесной системы и отплыть в сторону, чтобы не накрыло куполом. Сергей, а зачем воду-то ждать? - уточнил я, - Выскочил чуть пораньше, плюхнулся и - отплывай спокойно. А то ведь и в самом деле накрыть может! - я вдруг отчетливо представил, как меня, барахтающегося, накрывает мокрый купол, опутывает, словно сеть, вкрадчиво и безжалостно спеленывает, а над головой уже смыкаются волны. Елки-палки....

- Раньше в инструкции так и было записано: "Освободиться от подвесной системы на высоте 2-3 метра от поверхности". А люди и с пятидесяти, и со ста метров сигали - если опыта мало, высоту же трудно определить.

- И что?..

- Ну, что. Тонули на хрен, что ж еще? - пожал плечами Сергей, - Поэтому порешили: освобождаться только в момент касания.

- А если не успеешь?

- Э. Жить захочешь - успеешь.

Серегина "Ока" бодро тарахтела. Всю дорогу до аэроклуба Сергей гонял меня по знанию теоретической части прыжка. Сам удивляюсь - как быстро запомнилась эта затрепанная брошюрка.

- Ну, что скажу - маладэс! - кавказским жестом ввинтил Сергей пальцы вверх, - Вах, какой маладэс! Всю ночь зубрил, что ли?

- Ну, всю, не всю, но долго, - скромно отозвался я.

Наверное, я все-таки изрядный "тормоз". Или "жираф" - как это сейчас правильно называется? Вчера вечером, когда я, после ужина, с комфортом расположился в любимом плетеном кресле на балконе, закурил сигаретку и раскрыл брошюру с инструкциями для прыжков, до меня вдруг д о ш л о. Елки-палки, это ведь по-н а с т о я щ е м у будет! И совсем скоро - через несколько часов. И вот тут мне стало здорово неуютно.

Пока Серей объяснял мне все на словах, показывал какие-то рисунки, учил принимать правильные позы при отделении от самолета и при приземлении, я воспринимал это как какую-то игру. Как-то подсознательнождал, что Сергей переведет все в шутку - ну просто не бывает же, чтобы вот так, ни с того, ни с сего.... И вообще, обыкновенные люди такими вещами не занимаются. По определению. Как не летают страусы, или крокодилы там.... Летают, - сказал прапорщик Сидорчук, - Тильки низэнько-низэнько.

Серега шутить не собирался. Спокойно, даже скучновато, изложил мне основы теории, вручил серую брошюрку с наказом выучить не хуже, чем "Уронили мишку на пол" и сказал, что утром за мной заедет. Иметь спортивный костюм и кроссовки. "На грудь" не принимать - ни утром, ни накануне. Все.

Домой я отправился в довольно беспечном настроении. И пребывал в нем до тех пор, пока вдруг не д о ш л о.

Черт. Вот черт. Слушай, оно тебе надо, а? Да елки-палки, что это такое творится-то, а?! Я вскочил и нервно прошелся, терзая остатки шевелюры. Нет, ну в самом деле. Взрослый же человек - чего дурью-то маяться? Детство в одном месте заиграло, что ли? Расшибешься - кто семью кормить будет? Да и вообще....

Я вдруг замер, прикипев остановившимся взглядом к желтому всполоху берез за окном. Закатные лучи так вызолотили их на темно-синем бархате неба, что меня пронзила вдруг острая внезапная печаль. А ведь уже завтра я могу этого и не увидеть... И все будет - и эти березы, и это небо, и это солнце, только меня не будет. Это было так ужасно несправедливо, что у меня защипало в глазах. К черту! Позвоню Сереге, скажу, что ногу подвернул - и все! И такая теплая волна позорного облегчения накрыла меня, что я даже зажмурился. Ведь как просто все. И чего я мучился?

А память - подлая память! - услужливо подсунула мне давнюю картинку: мы, десятилетние пацаны, вскарабкались на могучий сук ивы, растущей на берегу пруда и собираемся прыгнуть в воду. Трусим отчаянно - высота-то метров пять, не меньше. Подбадриваем сами себя неумелыми матюками и трусовато провоцируем друг друга: "Давай, ты первый, а я - сразу за тобой! ".

Наконец, Ленька Печенкин - самый мелкий и самый отчаянный из нас, с криком: "Кто не прыгнет - тот чмо! " сигает вниз! И следом за ним с дикими воплями ужаса и восторга летят остальные! Кроме меня. Пальцы рук и даже ног сами собой вцепились в растрескавшуюся кору - не оторвать. Подлый страх намертво приковал меня к суку, а пацаны - такие счастливые после пережитого страха - барахтаются, поднимают тучи брызг. И вместе с брызгами летят вверх самые позорные эпитеты в мой адрес.

И вот я - тощий, скрюченный от жидкого страха, позорно спускаюсь на землю и, чуть не разревевшись, бормочу: "У меня гланды.... ". Беспощадный Ленька под одобрительный гогот дорогих товарищей детства сочувственно согласился, в том смысле, что плохому танцору всегда гланды мешают. И презрительное прозвище "Гланда" присосалось ко мне прочно, как противная скользкая пиявка.

С этого проклятого сука я все-таки прыгнул. Через неделю. А всю эту черную неделю пил горькую чашу изгоя. Моментально каждый решил, что вправе командовать и помыкать мной. Собрались в футбол играть - кому на ворота становиться? "Гланда, давай, становись! И попробуй пропусти только! ". Полезли в чей-то сад за зелеными яблоками - "Гланда, метнулся на атас! ". А уж как идем купаться - так все наперебой: "Ну че, Гланда, сегодня-то прыгнешь? Или опять очко заиграет? " И каждый раз повторялось одно и то же стоило мне вскарабкаться на этот проклятый сук, как язык от страха прилипал к гортани, слабели и набирали морозящую дрожь суставы, противно ныло где-то в низу живота, и я словно переносился на миллионы лет назад и превращался в своего хвостатого предка, намертво вцепляясь в кору всеми четырьмя лапами.