Вне закона

Поскольку уже не нужно было возиться с ящиками и набитыми соломой коробками, Сара постаралась одеться по возможности более прилично и выбрала сегодня белую блузку и делового покроя синюю юбку. Впрочем, туфли она все-таки сбросила и сидела перед сервантом босиком. Разумеется, она уже успела посадить несколько пятен и теперь, удрученная, пыталась оттереть одно из них с подола юбки, когда увидела в серванте нечто поразительное. Стоящая там хрустальная ваза в электрическом свете люстры казалась сделанной из звездной пыли. Затаив дыхание, Сара открыла сервант.

Достав вазу, она тщательно ее осмотрела, чтобы подтвердить сразу родившееся заключение. Это была ваза фирмы «Лалик», приблизительно двадцати четырех дюймов высотой, верхняя часть гладкая, а на закруглении выгравирована Артемида со зверями. На вазе стояли номер и подпись художника, и выглядела она абсолютно новой. Но этот художник работал на фирму более ста лет назад, и хотя за его произведениями гонялись все коллекционеры мира, сохранилось их очень немного. Если данный экземпляр подлинный — в чем Сара не сомневалась, — то стоит ваза несколько сотен тысяч долларов.

Она тихо присвистнула и бережно повернула вазу, поднимая к окну, чтобы поймать свет чистым участком хрусталя. Солнечный луч, отброшенный на потолок мириадами радужных брызг, вызвал у нее крик восторга. Этой вазе место в музее, подумала она, осознавая невероятность того, что держит ее в руках. Интересно, сколько лет она принадлежала семье Мерсеров? И сколько было заплачено при покупке?

— Эй!

Звук глухо прозвучал в почти пустой комнате, а Сара была настолько поглощена вазой, что дернулась при звуке Гриффинова голоса. На кратчайшее мгновение ваза выскользнула из рук, но тут же была подхвачена и крепко прижата к груди. Стоя на коленях, Сара обернулась. Гриффин стоял в дверях на другом конце комнаты, одетый в свою униформу детектива: мятые серые брюки, мятая белая рубаха и сморщенный галстук. Интересно, есть у него дома утюг?

— Господи, Гриффин, — простонала она. — Никогда больше не подкрадывайся ко мне так.

Он улыбнулся, оттолкнулся от дверного косяка и шагнул к ней.

— Почему нет? Мне нравится, как ты подпрыгиваешь.

— Ага, этот мой прыжок мог стоить тебе полмиллиона долларов.

Он замер на месте, переводя глаза с ее лица на вазу, которую она все еще сжимала в руках, как новорожденного младенца.

— Что?

Она кивнула, бережно протягивая ему бесценный экземпляр.

— За эту безделушку ты можешь получить огромную сумму. Я хочу сказать, что содержимое этого дома и без того переваливает за несколько миллионов, но, если судья Мерсер владел несколькими такими образцами, ты можешь ожидать по-настоящему больших денег.

Гриффин долго взирал на Сару, ожидая, пока ее слова улягутся в голове. До этого момента он не очень задумывался над величиной состояния, оставленного неожиданно нашедшимися родственниками. Но когда она произнесла это в таких конкретных выражениях, когда он увидел вазу, столь очевидно дорогую, сознание обретенного навалилось на него, как тонна кирпича, и у Гриффина подогнулись колени.

Чтобы не оконфузиться, свалившись на пол, Гриффин сел рядом с Сарой и вытянутым пальцем бережно обвел изящные линии вазы.

— Полмиллиона? — эхом повторил он. Она кивнула.

— По меньшей мере.

— В это невозможно поверить.

— Верь, верь.

Он изумленно потряс головой, всеми силами стараясь прийти в себя. Зашел он потому, что они со Стоуни получили санкцию на арест Уоллеса Гринлифа и Джерри Шмидта. Хотел сказать Саре, прежде чем они со Стоуни отволокут ее брата в тюрьму. Он понимал неизбежность размолвки с Сарой. Понимал, что она будет зла на него и, возможно, долго не захочет видеться. И, черт возьми, он даже не винил ее за это.

Но он хотел подготовить ее, хотел получить шанс самому рассказать о деле, прежде чем она сделает неверные заключения. И, кроме того, он должен был с некоторым стыдом признаться самому себе, что хочет показать Саре, каков гусь ее братец, прежде чем Уолли получит шанс оправдаться.

Может быть, и нехорошо с его стороны являться частицей системы правосудия. Но есть вещи более важные, разве нет? Считается, например, что любовь побеждает все, разве это не правда?

Но почему-то слова, которые Гриффин заготовил, вылетели из головы. Глядя на Сару, сидящую в его сказочном доме — доме, которым он владел, но который не ощущал своим, — держащую в руках произведение искусства, стоящее кучу денег, произведение искусства, которое принадлежало ему, но которое он не ощущал своим, Гриффин хотел назвать Сару своей. Оставалось только надеяться, что ей не расхочется того же и тогда, когда она узнает, что он сделал.

Стараясь не отвлекаться ни на что другое, он взял вазу, взвесил в ладонях и бережно поставил на место в сервант. Двигаясь быстро, чтобы не растерять свою решимость, он поднялся и протянул руку Саре. Она посмотрела вопросительно, прежде чем принять руку, но он молчал, и Сара тоже молчала.

Он помог ей встать и тут же обнял и наклонил голову для поцелуя. Но то, что он имел в виду как мимолетную ласку, оказалось захватывающим дух слиянием губ. Он целовал ее крепко и долго и никак не мог насытиться. Пальцы обхватили ее шею, потом зарылись в светлые волосы, притягивая голову еще ближе, чтобы он мог все дальше погружаться в темные глубины ее рта. Но и этого было недостаточно.

Наконец Сара оторвалась, жадно хватая воздух. — Гриффин, не надо. Я задыхаюсь. Вместо того чтобы выполнить просьбу, он поцеловал ее еще раз, все так же яростно. Одна рука обхватила ее талию, другая лихорадочно работала над пуговицами блузки. Сара помогла вытащить блузку из юбки, потом направила его руку к передней застежке кружевного лифчика. Ее кожа была мягкой и теплой, и сердце зашлось в стуке под его рукой. Он двинул руку вправо, обхватил грудь и принялся мягко, настойчиво водить большим пальцем вокруг упругого бугорка.

Она застонала и изогнулась, давая ему больше свободы. Белая молния вспыхнула в мозгу у Гриффина, и все здравые намерения разлетелись прочь.

Он хотел только Сару. Больше ничего, ничего на свете не имело значения.

— Я люблю тебя, Сара, — прошептал он у ее губ.

Он не был уверен, что хочет услышать ответ, и поцеловал снова, так же глубоко. Почувствовав, как она отчаянно дергает за ремень, он отстранился, чтобы облегчить усилия. Немеющими пальцами она забралась внутрь и захватила, сколько смогла, и алчность ее все возрастала.

На этот раз застонал Гриффин и замер, наслаждаясь неописуемым ощущением, которое дарила ее рука. Он не мог понять внезапной силы своего желания, не понимал, почему из всех женщин именно эта оказалась единственной, без которой он не может жить. Он знал только, что хочет ее здесь и сейчас, на столько, сколько понадобится, чтобы утолить их голод, на столько, сколько понадобится им обоим, чтобы стать счастливыми навсегда.

— Наверху, — сумел он прошептать, отдышавшись. — Наверху есть спальни.

Сара тоже хватала воздух, но наклонила голову и лукаво посмотрела на него.

— Сегодня ты пришел так же подготовленный, как прошлой ночью?

Он улыбнулся и кивнул. Она тоже улыбнулась.

— Ты принес наручники? Он хмыкнул.

— На улице, в машине.

— Жаль, — вздохнула она. — Ну что ж, в следующий раз обязательно.

Гриффин подхватил ее на руки, поднялся по лестнице, шагая через две ступеньки, и остановился у первой же двери. Спальня пахла пылью и ветхостью, но яркое послеполуденное солнце бросало на цветастое покрывало кровати веселые прямоугольники света. Он успел задать себе вопрос:

«Кому принадлежала эта комната много лет назад? Не Меридит ли? Не в этой ли комнате родилась мать?»

Но все вопросы забылись, когда он взглянул на Сару, на ее светлые волосы, спутанные его прикосновениями, на губы, покрасневшие от его поцелуев. Растерзанная одежда напомнила, как близок он к потере контроля над собой. Он медленно отпустил ее, томно потершись телом о тело, и тут же бросился целовать снова.