Страница 93 из 101
Только Риобаро. Единственная совершенная жизнь. Он смотрел на чудесное лицо, которое носил долгие славные годы, и сожаление было на языке его горше прокисшего вина.
А после Риобаро? Домаос и этот катастрофический роман с Бенекиттой. Неуклюжий, уродливый Ренсио. Оакино, известный в веках как Парикмахер! Этторо, ставший калекой в тридцать пять лет, чья мать так глупо оскорбила свою сводную сестру Таситу, некоронованную Великую герцогиню Арриго II, и лишила своего сына всех шансов.
У Дионисо был шанс. Поднявшись до Премио Фрато, он мог достичь совершенства в Рафейо.
Не вышло.
Только Риобаро. Только одна совершенная жизнь.
Почему?
Что сделал он, работавший лишь на благо своей семьи, своих герцогов, своей страны? Он служил так хорошо и долго, он делал для них такое, перед чем отступил бы любой другой иллюстратор и только он, Сарио, Единственный Иллюстратор Грихальва, мог сделать, — и наградой за все это лишь одна совершенная жизнь!
Но он построит другую. Он знает как. Но сначала надо выбраться из Рафейо. Если его обнаружат раньше, чем найдется другое тело, он погиб.
И Сааведра погибла. Прошлой ночью он ее спас. Когда-нибудь он расскажет ей, как он спас ей жизнь. Сейчас он должен спасти их обоих.
Но — кто?
Сегодня вынесут тело Дионисо. Параддио Иллюминаддо не будет — он умер неожиданно и одиноко. Мать, Джиаберта, приедет из дома своего мужа в Мейа-Суэрте, совершит ритуальное оплакивание и отбудет. Все узнают, что это было убийство, — Лейла и Северин расскажут. И Тасия тоже — он достаточно хорошо изучил ее и понимал, что она будет себя спасать, обвиняя его.
Наброски Рафейо стали пульпой в отстойнике Палассо. Картины маслом все были у Сарио — тщательно упакованные в футляр, и, убегая, он просто подхватил его за ручку. Спасибо Тасии, которая дала ему время на бегство.
С “Рафеио” им ничего не сделать, если не воспользуются пейзажем Корассона. Но все, что с ним случится, произойдет и в Корассоне. И они это знают. Этой картиной они не воспользуются. А Пейнтраддо Чиевы, который можно было бы пронзить иглой или поджечь, не существует. Ни при иностранных дворах, ни в домах и замках Тайра-Вирте нет картин, которые можно против него использовать. Картины, написанные для этих несчастных кастейских сирот, — это просто письмо маслом, там нет никакой магии.
Рафеио им не достать.
Но за ним будут охотиться, пока не поймают и не приведут на суд, а потом казнят за убийство Премио Фрато Дионисо. Он должен найти способ попасть из тела Рафеио в другое.
Чье?
Он смотрел на ящик с красками. Их надо будет усилить по его собственной тайной формуле. Рафеио думал, что знает много, — ничего он не знал об истинной силе! Это тело может себе позволить потерять нужную кровь. Это сильное, красивое, совершенное, молодое тело…
Проклятый Рафеио!
Верховный иллюстратор Меквель окинул мастерскую Рафеио усталым взглядом.
— Надеюсь, на сегодня все. Мне давно уже следовало быть в постели.
— Этого достаточно, — сурово молвил Северин.
— Однако остается вопрос: что делать с тем, что мы знаем? И на этот вопрос надо ответить сегодня.
— Господин, почему мы не можем спуститься вниз и удобно устроиться, пока вы будете решать? И мне бы хотелось выпить, чтобы заглушить вкус всего этого, — сказал Северин без обиняков.
— Моим старым костям очень подошло бы сейчас мягкое кресло, да и от глотка вина я не откажусь. Не может ли твоя жена распорядиться?
Лейла — когда-то хорошо воспитанная девушка из рода Грихальва — немедленно отбыла выполнять распоряжение. Северин благоразумно воздержался от предложения помощи Меквелю;
Верховный иллюстратор оценил его такт скупой улыбкой и взял его под руку.
— Она славная женщина, можешь на этот счет не сомневаться. Ты дважды счастлив — как иллюстратор и как мужчина.
— Я знаю, — спокойно ответил Северин.
— Небольшой совет, фрато мейо. Никогда не думай о тех годах, что тебе остались. Их еще нет. И может не быть никогда — в конце концов роковым может оказаться даже переход через оживленную авенидо. У тебя есть только сегодняшний день — и ее любовь.
— Я.., я понял. Верховный иллюстратор.
— Эйха, пойми и еще одно: все дети, которые у нее будут, — это ее дар тебе. Зачать ребенка может любой моронно. Быть отцом способен только настоящий мужчина.
Когда они спустились на первый этаж, у Лейлы все было готово. Она провела их в небольшую приемную, наполнила бокалы, проверила, чтобы подушки в кресле Меквеля лежали удобно, и села, явно намереваясь остаться. Хотя дела иллюстраторов не затрагивали женщин, даже женщин Грихальва, это дело касалось Мечеллы.
— Итак, — начал Меквель, — в докладе Великому герцогу я обобщу все данные следующим образом. Есть картина с изображением Корассона, на которой больше магии — и невероятно злой, — чем я когда-нибудь в жизни видел. Есть новая кисть на полу, раздавленная, с обгорелыми волосками. Есть мертвое тело Премио Фрато Дионисо и живое тело графини до'Альва. И нет никаких признаков Рафеио.
— Не очень приятный итог, как ни складывай, — пробормотала Лейла.
— Первое, — продолжал Меквель, сделав глоток вина, — одновременно наиболее важное и наименее значительное, — это графиня. Она была найдена в месте, для женщин запретном, в ту ночь года, когда Палассо абсолютно пуст. Ее присутствие не имеет значения для картин и мертвого тела. Но оно весьма важно вот в каком смысле: ее нашел иллюстратор, проследивший графиню до этого места и таким образом все обнаруживший.
Меквель слегка улыбнулся Лейле.
— Я полагаю, нам следует скрыть твою роль в этом деле, если ты не очень возражаешь. Я бы предпочел избежать докучного расследования из-за нарушения правил нашего маленького мужского святилища.
— Меня здесь не было, — согласилась она. — Я сказала Северину, чтобы он проследил за Тасией, и мы расстались в толпе.
— Кордо. Итак, Тасия была замечена, когда тащила тело Дионисо. Судя по тому, что мы о ней знаем, она вполне способна была бросить его в ближайшую мусорную шахту. В этой древней части дворца можно добраться до таких примитивных устройств. Но очевидно, что Тасия тащила труп в постель Дионисо, где утром его бы обнаружили, — будто он там и умер. Вполне правдоподобно в его возрасте. — Меквель сделал паузу для следующего глотка. — Но мы знаем, что он не умер в своей постели. Мы почти наверняка знаем, почему он умер. Он узнал, что делает Рафеио. Мы также знаем, как он умер.