Страница 39 из 61
Хотя, если вдуматься, ничего хорошего в этом не было. Встреча с читателями в большом книжном магазине была отменена в последний момент, поскольку группа местных церковных активистов пригрозила устроить у дверей пикет с плакатами типа: «Блудница и прелюбодейка Лорен Грабл-Монро растлевает наших детей!»
Как видно; сердитая миссис Харрисон Энрайт — не единственная, кто испытывает к Лорен недобрые чувства. Это всерьез беспокоило Дорси; но хуже всего, она не понимала, откуда эта ненависть.
— Миссис Харрисон Энрайт, — продолжал тем временем Лукас, — основательница и бессменная председательница НАЖИМа.
— Что такое НАЖИМ? — поинтересовалась Дорси, хотя Лукас обращался вовсе не к ней.
— Сокращение «Независимая Ассоциация Жен И Матерей». Борются с тяжелым роком, порнографией и прочими «сатанинскими» штучками. А теперь переключились на Лорен Грабл-Монро. Эта миссис Энрайт умело взялась за дело — уже провела несколько передач на радио и телевидении и привлекла на свою сторону немало людей.
Дорси слушала, открыв рот, не в силах произнести ни слова
— Не только блюстители нравственности нападают на Лорен, — продолжал Лукас. — Ребята из «Гарвардского обозрения» написали пародию на ее книжку. Называется: «Как сделать конфетку из дерьма». Я читал — прикольная штука! Так что, похоже, слава Лорен Грабл-Монро близится к закату.
Дорси зажмурилась и замотала головой. Во рту стоял отвратительный привкус страха. И раньше ей приходилось слышать насмешки и упреки в адрес Лорен Грабл-Монро, но откуда вдруг столько Лорено-ненавистников?
Последние несколько дней она не читала газет и не смотрела телевизор. И неудивительно — вымотавшись на двух работах, она приходила домой и без сил падала в постель. Поэтому и не знала, что против Лорен уже развернута целая кампания и множество людей жаждет ее крови.
— А ты читал статью в последнем выпуске «Роллинглбтоун»? — не унимался Лукас. — Называется «Королева макулатуры». Ух, как они проехались и по ее книжке, и по ней самой!
— Я не понимаю, — не выдержав, дрожащим голосом заговорила Дорси, — что, всем этим людям заняться больше нечем? Мало ли на свете занятий, чтобы убить время, — можно вышивать крестиком, или расписывать фарфор, или искать следы пришельцев… Что им всем сделала Лорен Грабл-Монро?
— Это еще что! — с энтузиазмом откликнулся Лукас. — Ты в Интернет загляни и почитай, как ее там кроют! Эти ребята в выражениях не стесняются: самое мягкое…
— И слушать не хочу! — отрезала Дорси.
— Типичный парадокс американской массовой культуры, — вступил Адам. — Сначала создаем себе героев из воздуха, а потом начинаем втаптывать их в грязь.
— Точно, — согласился Лукас. — Затаптываем так, чтобы человек больше не поднялся, а потом пинаем еще пару раз, для верности. Надеюсь, я не открываю для тебя секрета? — обернулся он к Дорси.
— Конечно, не открываешь, — вздохнула она. — Не понимаю только, почему все так набросились на Лорен Грабл-Монро.
— Она — яркая личность, — объяснил Лукас. — В одночасье прославилась. Заработала кучу денег. Представляешь, как завидуют ей обыкновенные серенькие людишки?
— Не думаю, что все американцы такие, — проговорила Дорси. — Конечно, озлобленные крикуны всегда на виду, но…
Лукас язвительно рассмеялся — от его смеха по спине у нее пробежал холодок.
— Думай как хочешь. Одно тебе скажу: будь я на месте Лорен Грабл-Монро, я бы не расставался с огнеметом. Кто знает, что взбредет в голову взбудораженной толпе?
В тот вечер Адам оставался в «Дрейке» почти до закрытия. Не мог заставить себя уйти. Всю неделю он так редко видел Мак, и с каждым днем ему все сильнее ее не хватало. От насыщения голод лишь возрос: с того самого воскресного утра Адам не чувствовал себя удовлетворенным (во всех смыслах, не только в сексуальном). Чего он только не делал, чтобы направить мысли в иное русло! Но испытанные средства — часовая утренняя пробежка, занятия на тренажерах, плавание в бассейне — не помогали: он по-прежнему думал только о Мак, только ее желал.
Однако Адам понимал, что Мак — женщина занятая, и уважал ее занятия. В конце концов, в числе прочего он любит в ней и эту преданность своему делу…
Стоп! Перекрутим-ка назад!
В числе прочего он любит в ней и эту преданность своему делу… Он любит в ней… любит…
«Возможно ли это?» — спрашивал себя Адам, прихлебывая кофе и наблюдая, как Мак запирает бар. Неужели он в нее влюбился?
До сих пор Адам любил, а скорее, полагал, что любит, лишь свою бывшую жену. Да и ее он почти забыл. А может, их брак был обречен на гибель оттого, что оба они по-настоящему не любили друг друга? Или любили, но не настолько, чтобы прожить вместе всю жизнь? Вот почему, узнав о ее измене, Адам не захотел ее простить. И она не попыталась загладить вину, добиться его прощения. Они разошлись без объяснений, без надрыва и двинулись каждый своим путем.
Тогда-то Адам и решил, что попросту не способен любить. Что чистое, глубокое, самоотверженное чувство — не для него. А значит, ему суждено остаться холостяком — что, впрочем, до сих пор его нимало не угнетало.
Почему же чувства его к Мак не похожи ни на что, что случалось испытывать в прошлом? Что, если он действительно в нее влюбился? Влюбился… Или полюбил?..
Что ж, это не так уж страшно. Ну, влюбился — и что? Во всяком случае, пугаться тут нечего. И удивляться тоже не стоит. С самого начала у него с Мак сложились приятельские отношения, несомненно, их влекло друг к другу, а когда они поняли, что ничто не мешает им быть вместе, сделали следующий шаг и стали любовниками.
И, боже, какими любовниками! Такого глубокого, всепоглощающего наслаждения Адам не знал еще ни с однй женщиной. Возможно, думал он, дело в том, что в Мак он видит не только возлюбленную, а подругу. Секс и скрепляет их отношения, и придает им новое измерение. Еще до всякого секса Адам научился любить Мак и доверять ей — доверять, как ни одной женщине в жизни.
Ни с одной женщиной он не делился своими задушевными мыслями! Даже с женой. Почему-то ему казалось: заговорив о том, что его волнует, он потеряет часть себя. Так было всегда, со всеми, но только не с Мак
С первого дня он почувствовал, что с Мак можно говорить обо всем. В чем тут причина — в том ли, что она была замужней женщиной и потому безопасной, то ли в разделяющей их стойке и клубной униформе, но ей он не боялся довериться, с ней не боялся потерять себя. Что-то в ней привлекло его с первого дня знакомства — и какой смысл теперь думать да гадать, что именно?
Какая разница, откуда пришло это чувство? Главное, что оно пришло и остается с ним. Важно, что Адам любит Мак, она нужна ему. Он не мыслит себе жизни без нее. Стоит день или два ее не видеть — и его охватывает невыносимая тоска одиночества. Да, надо признать — он хочет быть с ней.
Как можно чаще. И как можно дольше.
— Еще кофе? — отвлекая его от размышлений, послышался рядом ее чувственный низкий голос.
Он поднял взгляд — лишь для того, чтобы утонуть в ее бездонных зеленых глазах, а сейчас еще и очень грустных. Да и сама Мак выглядела измотанной. Хотел бы он знать, зачем, черт побери, она надрывается на двух работах?
— Поедем сегодня ко мне! — предложил он вдруг. — Проведем выходные вместе.
Приоткрыв рот от изумления, Мак торопливо огляделась кругом — не слышал ли кто? Но бар уже опустел, и даже Линди уже часа два не выходила из своего кабинета, где, вероятно, подсчитывала недельную выручку. Разоблачение им не грозило; и все же на лице Мак отразилась тревога.
— Адам, я очень хотела бы, но не могу, — тихо ответила она.
— Почему? Тебе не нравится мое предложение?
Мак молчала, подыскивая подходящий предлог — предлог, которому он поверит.
«Так-так! — сказал себе Адам. — Значит, ее ничто не удерживает — ничто, кроме страха и неуверенности. Что ж, могу себе представить. Если ее чувства хоть немного походят на мои — ей сейчас нелегко приходится».
Мак удрученно покачала головой.