Ритм жизни

Росоховатский Игорь

Ритм жизни

Игорь Росоховатский

Ритм жизни

Научно-фантастический рассказ

Острие самописца вывело на ленте пик - и голова Андрея откинулась вправо, на подушку. Пик - спад - пик - спад: голова моталась вправо-влево. Мутные капли пота дрожали на его лбу, глаза были закрыты сине-желтыми веками. Мне все здесь казалось сейчас нереальным: и эта голова, и светящиеся индикаторы модулятора, и змеи магнитных лент, вползающие и выползающие из одного окошка в другое, и я сам у постели умирающего Андрея.

Реальной была только усталость. Она накапливалась во мне, тяжелила ноги - от ступней к бедрам, руки - от пальцев к плечам, будто превращала меня в каменную статую. Пришлось сделать усилие, чтобы потянуть к себе микрофон.

- Шестая программа, - отдал я команду компьютеру, управляющему модулятором. Послышался щелчок, шевельнулся наборный диск...

Голова перестала мотаться. Между сухими губами показался кончик языка, облизнул их.

- Мать, а мать, - внятно сказал Андрей, - спой мне песню. - И закричал: - Спой, спой! Ты знаешь, какую!

Я манипулировал кольцом, включая цепочки нейристоров, пытался поскорей нащупать поправку к модуляции.

А он продолжал:

- Спой, мать...

Я снова потянул к себе микрофон:

- Тринадцатая!

Щелчок - и гудение модулятора изменилось, в нем появились высокие тона.

Глаза Андрея открылись. Сначала они были тусклыми, но совсем недолго. В них появился блеск, они остановились на часах, потом - на мне.

- Устал, старик? - спросил он.

- Есть немного, - ответил я.

Если бы это был любой другой в его положении, я бы удивился вопросу.

- А результаты близки к нулевым?

Пожалуй, надо что-то сказать. Вот только бы найти нужные слова... А он не ждет:

- Введи в медицине обозначение - бесперспективный больной. На карточке гриф - "БП". Чтобы врачи знали, кого бояться...

Сейчас он начнет развивать эту мысль. Он был четырнадцать лет моим командиром. Когда вездеход разбило о рифы и мы оказались в ледяной воде, он высказал предположение, что именно здесь начинается теплое течение, и развивал свою мысль почти три часа, пока нас не обнаружили с вертолета.

- Не мучайся напрасно, старик. Еще встречаются больные, которые не соглашаются выздоравливать. Тебе необходимо отдохнуть и хорошенько поразмыслить над всем этим...

- Не болтай, вредно, - сказал я как можно тверже.

Я никогда не посмел бы так разговаривать с ним. Но сейчас когда он пытался храбриться, то становился еще беспомощнее, а это было невыносимо.

- Ну, ну, не злись. Постараюсь исправиться. Сколько программ ты перепробовал?

- Семнадцать.

Семнадцать характеристик электромагнитного поля, в котором, будто в ловушке, я пытался удержать жизнь в его угасающем теле с перебитым позвоночником. Это было последнее, что я мог применить: химия и механика оказались бессильными.

- А не достаточно ли, старик? Может быть, перестанешь мучить меня и переведешь в отделение Астахова?

Понимает ли он, что предлагает? Вряд ли... Скорее всего, хочет забыться с помощью обезболивающих препаратов... Перевести в терапевтическое отделение? Там - лекарства, аппараты: искусственные легкие, сердце, почка, печень; переливание крови, иглоукалывание... Все, что уже доказало в данном случае свою бесполезность. А для меня перевести его - значит закончить наконец бессонную вахту, снять с себя вместе с эстериновым халатом ответственность, уйти домой, отоспаться... В медицине есть случаи, когда ничего сделать нельзя. И мой модулятор не всемогущ...

Вот до чего я дошел! Лживые фразы, подлые мысли!

Его глаза с любопытством смотрят на меня, изучают... Неужели он предложил это нарочно? Разуверился во мне и в моем модуляторе и решил помочь? От него можно ожидать всего. Почему мы называли его не по имени, почему не придумали ему прозвище, как всем остальным? Мы называли его командиром даже между собой. И как только кто-то произносил это слово, все знали, что речь идет не о командующем базой, не о командире вездехода, а именно об Андрее. Он был очень прост в обхождении, он называл каждого из нас по имени, а мы называли его только командиром...

- Так не хочешь перевести? - словно походя поинтересовался он.

- Нет!

Кажется, я слишком повысил тон. Его взгляд стал удивленным, и я почувствовал, как мои щеки начинают гореть.

- Ты же знаешь, что модулятор всесилен, - просительно проговорил я. Он может излечить любого. Нужно только найти характеристику модуляции для твоего организма.

- Одну-единственную? - заговорщицки подмигнул он.

- Точно.

- Среди скольких?

Я понял, что попал в ловушку. В медицинской карточке Андрея была электрическая карта его организма. Я мог вычислить по ней серию и тип модуляции: мощность поля и примерную частоту импульсов. Но карточка составлялась девять лет назад. Тогда модуляторов еще не было. И я не знал главного - номера модуляции, а он определял, как расположить импульсы во времени, с какими интервалами подавать их. Поэт бы выразился наиболее точно: я не знал ритма. И компьютер - мозг модулятора - пока не сумел определить искомой комбинации...

- Компьютер работает все время, - пробормотал я. - Раньше или позже, но мы найдем...

- А сколько у нас времени?

Противоестественная ситуация. Больной доказывал врачу безнадежность положения. Но от этого больного можно ожидать всего... Неужели он всерьез хочет, чтобы я передал его Астахову?

Я взглянул на часы. Андрей отдыхал десять минут. Можно сменить программу.

Он заметил, как дрогнула чашечка микрофона, и поспешно сказал:

- Ты опять погрузишь меня в электромагнитные кошмары?

- Потерпи, - сказал я как можно ласковей.

- А что я болтаю в бреду?

Я заглянул в его глаза. За долгие годы медицинской практики я научился отыскивать страх в глазах самых мужественных больных. Но в его глазах не было ничего, кроме любопытства.

- Ты звал мать. Просил, чтобы она спела песню.

- Вот как... Погоди, старик!..

Что заставило меня подчиниться ему и не включить микрофон?

- Песню... А знаешь, какую?

Он попробовал запеть, но в горле клокотало, и мелодия не получалась.

- Не напрягайся, - сказал я и положил руки ему на плечи. - Расслабься.

Его мышцы послушно расслабились под моими пальцами, и я подумал, что ему не протянуть и суток. В то же мгновение меня словно кольнуло что-то, заставило посмотреть на больного. В его взгляде, устремленном на меня, сочувствие сменилось жалостью. Несомненно, он видел мою растерянность и бессилие.

- Погоди, погоди, старик, дай сообразить, вспомнить... Ты достаточно рассказывал мне о модуляторе. Тебе нужен номер модуляции, характеристика ритма... характеристика...

Его взгляд стал напряженным. Четкие морщины прорезали лоб - и беспомощный умирающий человек вдруг стал опять похож на командира, водившего нас на штурм бездны Аль-Тобо.

- Вот что, старик, ты когда передал сообщение моей матери?

- Позавчера, - ответил я, не понимая, куда он клонит.

- Значит, она прибудет с минуты на минуту, вечерним рейсом.

- Ну что? - спросил я.

- Ты выполнишь мою просьбу, старик. Ты впустишь ее сюда. И она споет мне.

Я не находил слов. Что можно было ответить на его просьбу?

- И вот что, старик. Постарайся запомнить. Пусть все будет, как обычно. Пусть модулятор работает себе на здоровье. Она не помешает ни ему, ни тебе.

Он говорил таким тоном, каким отдавал когда-то нам команды. Он никогда не повышал голоса и не очень жаловал повелительные наклонения. Он просто говорил, а мы выполняли, даже если его слова казались абсурдными. Так сильно мы верили ему и его словам.

Конечно, он на многое имел право, потому что рисковал чаще других и выбирал для себя самые трудные места. Но Павел был смелей его, Илья остроумней, Саша - эрудированней. А ведь все мы беспрекословно, без предъявления доказательств слушались только его. В наше время не могло быть и речи о суровой армейской дисциплине прошлых столетий. Командиры не назначались, а выбирались. Но если бы нам пришлось тысячу раз выбирать, мы бы остановились только на нем. Почему?