Мысль

Впрочем, грех жаловаться, и на работе меня не отпихивают в дальний угол, считают классным шофером. Начальник автоколонны говорит: "Определенные способности, мог бы при желании быть гонщиком". Он-то не знает, что я уже был гонщиком - в одной из прежних жизней. Наверное, оттуда и опыт, и непонятное самому знание, стараюсь скрыть способности от других, да не всегда это удается. Товарищи удивляются: откуда что берется у простого шофера? Дразнят "мудрецом", "пророком". Многие завидуют.

А мне, как включится окошко памяти, тошно и страшно становится: вот сейчас начнут мелькать столбы, воронки, хрустеть кости... Хорошо хоть, что не так часто это бывает...

Никак не могу вспомнить лицо Эмилии. Оно расплывается, будто за оконным стеклом под струями дождя, и вместо него я вижу лицо совсем юной девушки с голубой жилкой на мраморном виске. Кто это? Эмилия в молодости? Какой же она была тогда хорошенькой и нежной, наивная доброта светилась в глазах, губы были пухлыми и алыми. В углу рта чернела маленькая родинка... Родинка!.. Родинка?..

Какой же я идиот! Прожить с человеком столько лет - и все время путать ее с иной женщиной.

Да, я всю жизнь путаю их. Эмилия не раз говорила мне: "Ты совсем не знаешь меня, ты принимаешь меня за другую". Я пытался отшутиться: "За идеал".

Но та девушка - это не просто мой идеал, некий эталон нежности и красоты.

Девушка с голубой жилкой на виске - моя невеста в прежней жизни, более короткой и потому более счастливой. В ней еще не успело накопиться взаимного раздражения, спрессованного в памяти, как порох в бочке.

Я перенесся в какое-то иное время, и приходится приложить усилия, чтобы вернуться в настоящее.

И я понимаю, что не случайно путаю прошлое и настоящее. В этой путанице, в нагромождении нелепостей, несчастий, во множественности образов, накладывающихся один на другой, есть какая-то закономерность. От нее зависят мои жизни и смерти, мои скитания и мои возрождения, и ее мне надо выявить во что бы ни стало. Иначе мукам не будет конца.

Тогда-то я впервые по-настоящему задумался о себе, о своих смертях. И оформилось в бедной моей голове великое Подозрение. Дал я себе клятву проверить его, пусть хоть через сто своих смертей перешагну.

Лихачом я никогда не был, знал цену лихачеству: много ума и смелости не нужно, чтобы на акселератор жать, но с той поры моя жизнь приобрела только один смысл - проверить Подозрение. Ради этого готов я был на что угодно превышал скорость, исколесил десятки тысяч километров дорог и бездорожья, забирался в такие уголки, где и туристы не бывали. Как услышу, что где-то нечто диковинное обнаружилось, следы пришельцев ищут, гигантскую впадину нашли или раскопали древний храм, я туда пробиваюсь.

Конечно, пробовал я - и не раз - найти место, где бывал не то что двадцать или сто лет назад, а еще в прежней жизни.

Знакомые и друзья считали меня тронутым, моим чудачествам перестали поражаться. И никто не удивился, когда во время экспедиции в высокогорную страну я вместе с машиной сорвался на крутом повороте и рухнул в пропасть.

...Теперь я уже не шофер, а молодой ученый. Правда, все же автолюбитель. Наверное, привычка к рулю у меня вроде атавизма. Есть и другие привычки оттуда же. А способности иногда появляются такие, что и сам их пугаюсь. Эти способности позволили мне почти одновременно окончить два факультета университета и успешно работать в нескольких областях науки: физике твердого тела, астрономии и кибернетике.

Родителей я не помню - они умерли, когда мне было несколько лет от роду, на девушек я не обращал внимания, хотя они всячески старались завоевать мое сердце. Впрочем, я был недурен собой - высокий, широкоплечий, рыжеватые волосы слегка кудрявились. Глаза, правда, подкачали: правый был темнее левого, и казалось, что я слегка косой. Это и создавало, как утверждали знакомые, особенный, искоса и внезапно пронзительный "мой взгляд". Говорили, что я смотрю не на человека а сквозь него. И в этом была немалая доля правды, ибо всеми моими помыслами владела одна страсть - подтвердить или опровергнуть Подозрение, доставшееся мне еще в прежней жизни и как заноза засевшее в памяти.

Оно проснулось, когда мне было двенадцать лет. Я учился тогда в математической школе. С некоторых пор мне стало казаться, что задачи, которые нам задавали, я уже решал когда-то давно. Я истязал себя, пробуя решать все более сложные уравнения, и, чем успешнее решал их, тем больше росло беспокойство. Затем стало казаться, что и многие жизненные ситуации мне уже встречались.

Я влюбился в старшеклассницу, стройную худенькую девушку с тонкой пульсирующей жилкой на мраморном виске. Ее забавляло мое преклонение, она сама приглашала меня на прогулки, покровительственно обнимала меня, ее волосы пахли травами и щекотали мою кожу. Однажды она сказала: "Я научу тебя целоваться, парень, а ну-ка, подставляй губы". И когда ее губы коснулись моих и меня опалило жаркое волнение, я вспомнил, что это со мной уже случалось в иных жизнях. И хотя варианты были различные, ощущение оставалось почти одним и тем же. Заработало окошко памяти, и я с полной ясностью вспомнил, как жил и умирал прежде...

Создали мы в институте новый вычислительный центр. К тому времени машины уже объединяли в информационные системы. На одной из таких систем, названной "Эмма" и состоящей из двадцати вычислительных машин, поручили работать мне. Выполняли мы заказы ученых, конструкторов, предприятий. Подружился я с конструктором автомобилей, помогал ему испытывать новые модели, существующие пока только в чертежах и расчетах. Вводили мы такой "автомобиль" в память вычислительной системы, и он там "оживал", словно настоящий, испытывался по всем параметрам. Проверяли мы, как будут себя чувствовать люди в различных критических условиях. Вводили данные об организме человека, о его возможностях и резервах, о допустимых перегрузках.

Затем директор института поручил мне на той же системе машин выполнять новый заказ - на этот раз группы медиков: создать кибернетического диагноста широкого профиля. Поскольку в памяти системы уже были данные о возможностях человеческого организма, наша задача несколько упрощалась. Мы ввели дополнительные сведения из медицинских учебников. Затем по просьбе одного из ведущих врачей я перестроил программу так, чтобы она по нашей команде могла отождествлять себя с организмом человека в различных состояниях - идеально здоровым и больным.