Страница 90 из 103
Построенная как королевский замок, она сравнительно недолго служила королевской резиденцией и достаточно скоро стала выполнять свою единственную функцию как тюрьма. Толстые стены, двери, которые могут выдержать любые испытания, огромные замки, многочисленный гарнизон позволяли надеяться, что противники государства, попав сюда, не будут чувствовать себя слишком хорошо. Огромное количество народу побывало здесь за бесконечные десятилетия, и среди них были лучшие люди; маршал Бирон был заключен сюда Генрихом IV, так как выступал за мирное решение вопросов, и обезглавлен здесь, чтобы избежать публичного скандала при совершении экзекуции на Гревской площади. Здесь также умер, но к счастью от старости, на восьмидесятом году жизни Бернар Палисси, причем он был заключен сюда не за то, что сжег свой дом, обжигая кера мические изделия, а за то, что был протестантом.
Здесь широко применялись пытки и ещё это было место, где главным образом во время правления Людовика XI практиковался поучительный опыт помещения некоторых заключенных в железную или деревянную клетку с оковами на ногах. Это было изобретением монсеньора Аранкура, епископа Вердена, в один прекрасный день оказавшегося в такой же клетке, так как они с кардиналом ля Балю хотели выдать Людовика XI герцогу Бургундскому. Слава Богу, шли годы, на горизонте уже замаячил век Просвещения, люди, вне всякого сомнения, становились лучше, число заключенных постепенно уменьшалось и режим в тюрьме стал значительно более мягким - вот почему монсиньор Филипп предпочел Бастилию для того, чтобы наказать Тюльпана за весьма сомнительное поведение.
Оставаясь мощной крепостью, центральная часть которой была сооружена в средние века, Бастилия всегда была в общественном мнении символом деспотизма, произвола, необоснованной жестокости, и теперь в конце XVIII века жалобы бесчисленных заключенных, которые, по правде говоря, в эти годы были менее многочисленны и не так уж жаловались, все ещё звучали в чувствительных сердцах людей, знавших без сомнения, что люди там приговариваются к смерти.
"Королевский эдикт об аресте" был одной из характерных особенностей Бастилии и создавал ей определенную репутацию.
Назывался он так потому что был снабжен не государственной печатью, а красной восковой печатью монарха; это было четкое и окончательное выражение воли последнего, не регистрировавшееся в канцелярии двора; королевский эдикт об аресте очень часто был адресован в Бастилию, причем узники направлялись туда как в силу серьезных причин, так и беспричинно, и эдикт этот также являлся предметом всеобщей ненависти как знак абсолютной власти. К несчастью (для него) король длительное время не испытывал надобности в подписании такого указа; он подписывал его все реже и реже; в эпоху Людовика XIV секретарь Туссен Розе подделывал подчерк короля; в это же время была изобретена формула, согласно которой не было нужды указывать имя узника. Написанный одним из секретарей (скажем, его рукой) на манер Туссена Розе, заверенный подписью одного из четырех государственных секретарей эдикт, в который потом вписывается ваше имя, - и вот вы уже замурованы как дурак, то есть мы хотели сказать - как Тюльпан.
Вся эта процедура продолжалась не очень долго. Чистый бланк, как случилось на этот раз (такое происходило редко, но тем не менее происходило), оказался в руках у Амура Лябрюни. Указ был написан рукой одного из подкупленных секретарей, причем оказалось, что герцогу не нужно было за него платить. Оказалось также, что герцог Орлеанский имеет право попросить (тихо, и держите язык за зубами, услуга за услугу!) одного из государственных секретарей подписать такой эдикт, что и было сделано.
В результате однажды вечером в отеле Картона появился офицер полиции в сопровождении пятерых вооруженных людей. И начал разворачиваться обычный для такого случая ритуал.
- Мсье, - сказал он, коснувшись плеча Фанфана своей белой тростью, - я арестовываю вас именем короля.
Снаружи стояла карета с опущенными занавесками - и по-коням!
Затем у въезда со стороны рю Сен-Антуан состоялся, как всегда, один и тот же диалог между полицейским офицером и часовым:
- Кто идет?
- По указу короля.
- Проходите.
Карета въезжала во двор; заключенного передавали страже; затем приходил начальник тюрьмы и в качестве последней любезности провожал нового постояльца в его жилище. Случалось ли, чтобы начальник тюрьмы пригласил заключенного к своему столу, если было время обеда? В том случае, который мы описываем, этого не произошло.
Тюльпан, с которым все это происходило, ничего не сознавал: он спал стоя. Он спал, спускаясь по лестнице из своей комнаты в отеле Картона, он спал в карете, положив голову на плечо офицера полиции; и в сонном состоянии поднимался по этажам одной из башен.
Можно было бы подумать, что это дело рук кругленького доктора Муфле, но на самом деле непрерывные клизмы позволили ему избавиться от бессонницы.
Было совершенно ясно, что у него сменилась комната. Та, в которой он наконец-то проснулся, проспав семьдесят пять часов, была пустой, с низким потолком, довольно скудно меблирована (кровать, стол, кресло, два стула) и на единственном окне была толстая решетка. Было также очевидно, что он сменил отель: это был не отель Картона, так как из окна открывался головокружительный вид на окрестности. Несколько странным ему показалось то обстоятельство, что его дверь была заперта на ключ. Небольшое зеркало над маленьким столиком, на котором стояли таз и кувшин для умывания, позволило ему увидеть себя, и он поразился тому, насколько исхудал. Такова была ситуация, в которой он оказался, и, несмотря на то, что его сознание ещё было омрачено, следовало задать несколько вопросов, и Тюльпан не хотел упускать этой возможности, раз именно в этот момент неожиданно раздался скрип засова и звук поворачиваемого в замке ключа. Следовало натянуть штаны и одеть рубашку. К нему кто-то шел с визитом.
Это был человек примерно лет пятидесяти с глубокими параллельными морщинами на щеках и носом неправильной формы, одетый в голубой камзол, украшенный белым жабо, в небольшом завитом парике. Дверь за ним тут же закрылась и он, прежде чем заговорить, подождал пока стихнет лязг поворачиваемого ключа и засова.