Страница 49 из 103
- Это очень людезно с вашей стороны, мсье. Я полагаю, вы парижанин?
- Да, парижанин, как вы изволили заметить. Увы, к сожалению, я не являюсь, как вы, гражданином океана.
Мощеные и проселочные дороги, Лафайет, состояние королевства, Джон Поль Джонс, стоимость жизни, которая продолжала расти, Жан-Жак Руссо, который умер за год до этого, также, как и враг его Вольтер - они переговорили обо всем за ужином, который прошел весело и прекрасно, так что когда дело дошло до кофе, то они были уже истинными друзьями. Он был симпатичен, этот Амур Лябрюни. Даже очень, - высокий худощавый человек с длинными волосами, одетый несколько аскетично для своего возраста (ему было около тридцати), с открытым лбом и хорошо поставленным голосом. Черты его лица украшала о естественная живость. Прямой и открытый взгляд свидетельствовал о порядочности. Но, что больше всего расположило Тюльпана к этому человеку, так это замечание, которое он сделал позже, когда они остались одни за бутылкой грушевого ликера, и причиной которого оказалась Магелон Жироде.
- Ах! какая прелестная супруга, - вздохнул Тюльпан, когда она их покинула. - Эта супружеская пара вызывает зависть и желание подражать им. А как вы считаете? Такая простая и спокойная жизнь, не так ли!
- Я тоже так считаю, - с проникновенным видом сказал Амур Лябрюни. - Я ведь фактически не парижанин. У меня в Париже только бюро. Я живу в Пасси, в мирной деревне, где у меня небольшой домик. Знаете, мой друг, я тоже мечтал о славе; мечтал стать солдатом, потом кардиналом. Я встретил Марию как раз вовремя, чтобы избежать этих ошибок.
- Это ваша жена?
- Да. Если бы вы знали, как я соскучился о ней. Ах, скоро моя инспекция здесь закончится и я готов мчаться сломя голову, чтобы увидеть её, Пасси, наших несушек и наши томаты.
Когда они расставались на ночь, стоя на лестничной площадке, Лябрюни сказал:
- Вы скоро отплываете, мой друг? Да, я понимаю! Вас ведь снова ждут приключения!
- Но зато вас ждут Мария и ваши томаты, - задумчиво сказал Тюльпан, но так как он слишком нагрузился грушевым ликером для того, чтобы вступать в интимные разговоры, то только на следующий день открыл своему новому другу тайную сторону своей души.
* * *
- Понимаю, - сказал Амур Лябрюни, - вы, как говорится, находитесь на перепутьи. Вы ещё слишком молоды, но большой жизнненный опыт и благополучное избавление от многих опасностей несколько ослабили вашу решимость; у вас отчасти иссякло желание следовать тем же путем. Слава теперь представляется вам ненужной и сражения кажутся лишенными смысла, тогда как несчастная любовь может оказаться единственной побудительной причиной - и вы говорите мне...Как вы это сказали?
- Что я не знаю, что со мной происходит, - сказал Тюльпан.
Устроившись на террасе прибрежной таверны они проболтали ещё пару двух часов с маленькими чашечками кофе в руках. В порту суда всех размеров и самого разного водоизмещения исполняли свой плавный балет под парусами, но это не вызывало у Тюльпана никакой ностальгии. После его кошмарной прогулки на борту "Сэра Бэзила Джонса" море и корабли все ещё вызывали у него тошноту.
- Так вот, - заключил Лябрюни... - вы не знаете, что с вами происходит. Если не считать, - добавил он с понимающей улыбкой, - если не считать, что вы смутно мечтаете о Марии, несушках и томатах.
- Это очень странно, - сказал Тюльпан, - в моем возрасте думать об отставке. - Он слабо улыбнулся.
- Мой друг, вам нужен отдых и после этого все будет в порядке. Но ничто не заставит вас принять необдуманное решение и немедленно поменяться с кем-нибудь своей судьбой!
- Что бы вы сделали на моем месте, мой дорогой Лябрюни?
Королевский инспектор путей сообщения, казалось, некоторое время размышлял, ответив прямым и открытым взглядом.
- Я возвращаюсь в Париж, - сказал он наконец. - Там, в круговороте большого города вам будет легче... и проще забыть вашу мечту ради другой.
- О чем вы говорите?
- О том, что там вас, возможно, в результате какого-то непредсказуемого поворота судьбы ждет другая Летиция. От несбыточной мечты, которая заставляет вас сейчас так страдать, можно избавиться только сменив её на другую. Кроме того, вы прекрасно знаете, лишь стыдливость и уважение к старой страсти заставляют вас говорить "покой" в то время как вам хочется сказать "любовь".
- Ну и стерва! - загремел Тюльпан, едва не перевернув свою чашку кофе. - Спать с этим старым подагриком! Изменять мне с англичанином! Вы правы, Лябрюни. Именно страсть к прекрасной, юной, восхитительной девушке, вот что мне сейчас нужно. Ради Бога, едем в Париж! У меня есть ещё на что жить месяцев на шесть! (Он вскочил и на этот раз чашка с кофе полетела на землю, но он не обратил на это внимания.) - Я вернусь, чтобы написать пару слов Джону Полю Джонсу с просьбой простить меня, а завтра утром я сажусь в дилижанс и отправляюсь в столицу.
- Ничего подобного. Вы поедете со мной. Я выезжаю на заре и у меня есть личный экипаж, мой дорогой Фанфан.
Хороший экипаж, рессорная подвеска, быстрые лошади, умелый кучер - и они увидели Париж вечером следующего дня, а незадолго до полуночи карета пересекла спящую деревню Пасси (где только несколько собак откликнулись на появление путешественников), проехала арку, украшенную цветами, покатилась, теперь уже медленно, по узкой, покрытой гравием дорожке, по обе стороны от которой в темноте поднимались кусты томатов и спали куры, и остановилась наконец перед ступеньками крыльца изящного домика, белые шторы которого были опущены на ночь.
Прежде чем Амур Лябрюни успел позвонить, дверь распахнулась и на пороге в длинной ночной рубашке с восхитительным чепчиком на белокурых волосах и подсвечником в руке появилась прелестная юная женщина, вызвавшая изумление у Тюльпана.
- "Вот это да! Я понимаю теперь, почему он так скучал по ней" подумал он про себя, тогда как Лябрюни, расплыв шийся в блаженной, улыбке, голосом, прерывающимся от гордости, сказал:
- Вот это моя Мария, друг мой.
- "Что касается томатов, то этот выше всяких похвал. О-ля - ля! Вот что мне нужно!" - несдержанно воскликнул Тюльпан, но, естественно, сделал это в глубине души, а то, что он сказал, целуя пальцы Марии Лябрюни, звучало гораздо скромнее: