Страница 45 из 103
* * *
Крошечная каюта, в которую через иллюминатор падали лучи солнца; неширокая кровать из красного дерева, украшенная розовыми занавесями, на которой он лежал, - вот первое, что увидел Тюльпан, когда открыл глаза. И еще: буря кончилась, так как не ощущалось ни килевой, ни бортовойой качки и в воздухе снова было слышно полоскание только что поставленных парусов.
Мгновение спустя он подумал:
- "Очень хорошо, я умер."
Затем, полностью придя в себя:
- Очень хорошо, я не умер, но я в плену!
И поправил сам себя:
- Честное слово, англичане обращаются со мной не так уж плохо!
Он не имел ни малейшего представления, что случилось с ним после того, как его несчастный "Сэр Бэзил Джонс" лег на борт и начал тонуть, но то, что он находился в плену у англичан, не вызывало сомнения, так как возле него на столике, привинченном к полу, стоял чайник, носик которого дымился. Он намеревался налить себе чашку, философски ожидая дальнейшего развития событий, когда дверь осторожно открылась, не сомненно для того, чтобы впустить нескольких надменных рыжих типов, намеревающихся его допросить...
Однако нет, вошла маленькая юная девушка в ночной рубашке!
Закрыв дверь она сказала, улыбнувшись, с необычным певучим акцентом:
- Наконец-то!. Наконец-то мой потерпевший кораблекрушение пришел в себя! Я уже начала бояться за то время, что ты был без сознания.
Затем она наклонилась над ним для того, чтобы положить руку ему на лоб (так что он крупным планом увидел грудки этого прелестного ребенка, так как это был чертовски прелестный ребенок, черт возьми!).
- Меня зовут Роза, - сказала она. И присела рядом, разглядывая его с огромным интересом. Изящная, с матовым цветом лица, мягким взглядом, полуобнаженная, - понятно, что все это не могло не вызвать волнения, которое слышалось в голосе Тюльпана, когда он ответил:
- Меня зовут Фанфан, Фанфан-Тюльпан.
- Какое смешное имя! Но прекрасное, - заметила она с улыбкой, все более и более обольстительной, которая теперь не без умысла приоткрыла ослепительные зубки.
- Ты знаешь, что ты в моей постели?
- В этом я не сомневаюсь. Такая чудесная подушка! Скажи мне, Роза, как я в ней оказался?
- Твое суденышко во время бури разбилось о нашу шхуну. Я думала, что на нем никого нет. Знаешь, такое судно-призрак. Но когда оно развалилось, я увидела тебя, боровшегося со всеми этими досками. Я закричала как безумная и боцман при бежал как раз вовремя, чтобы бросить тебе спасательный круг на конце веревки. Вдвоем мы тебя вытащили. Ты сказал: "Благодарю вас, джентльмены" и упал в обморок, вот и все.
- Ну, мне было от чего упасть в обморок, - галантно сказал Тюльпан. Он разглядывал гладкие и круглые бедра Розы, которая повидимому не думала о том, что её рубашка излишне прозрачна. И под ней ничего не было, - это бросалось в глаза. Поэтому нет ничего удивительного, что через некоторое время Тюльпан почувствовал, - он весь дрожит.
- Нет, нет, - сказал он, - это не от холода. Это...гм... это последствия пережитого.
- Да, но ты же совершенно замерз! - сказала Роза; так как под рукой не было ничего, чтобы дополнительно укрыть Тюльпана, стало ясно, что она не колеблясь устроится рядом с ним, чтобы согреть его своим телом. Наконец, после некоторого размышления она скользнула под одеяло:
- Как хорошо, что я оказалась здесь, - сказала она с таким видом, словно думала о чем-то другом.
- Где? - спросил он, не зная о чем говорить и учащенно дыша, стараясь при этом ради соблюдения приличий не позволить ей обнаружить то колоссальное возбуждение, которое его охватило, но Роза деликатно положила свою руку сверху.
- Мм...мм! - протянула она. И затем ответила, не убирая руки:
- Ну, здесь же, конечно! Чтобы встретить тебя. Откуда ты?
- Из Франции, - простонал он. - О! Господи, Роза, остановись!
Но та, не останавливаясь, воскликнула: - О! Как здорово, я ведь тоже оттуда.
Тут к нему на секунду вернулось самообладание:
- Как? Это не английское судно?
- Нет. Это "Иль де франс". Мы плывем с Мартиники. Как ты прекрасно сложен...прямо как негр. Я плыву во Францию, чтобы выйти замуж, - добавила она без всякого перехода, прыснув со смеху.
Он выпрыгнул из постели, перебравшись через неё и скрыв, хотя и не совсем, с помощью накидки для чайника неопровержимые доказательства своих эмоций.
- Но тогда на борту должна быть твоя семья? Что я буду делать, если они нас застанут!
- Они больны, - небрежно бросила она. - Все совершенно больны с самого начала путешествия, кто больше, кто меньше. Поэтому иди обратно, мой милый. Кроме того, я заперла дверь на ключ.
Он подчинился, ворча при этом, что все это нехорошо. Все это очень некрасиво, - решил он, заключив её в свои объятия, после того как завернул одеяло им на головы, как мы полагаем для того, чтобы никто не смог их увидеть, если случайно откроет дверь. И посмеяться над ними. Но неожиданно он вспомнил:
- А экипаж? Они же все расскажут!
Когда он снова выскочил из постели, она нетерпеливо объяснила, что только боцман, который помог вытащить его из воды, знает, что они здесь вдвоем. Но она дала ему целый экю. Он стоит на страже в коридоре и будет громко кашлять в случае опасности. После этого Тюльпан снова нырнул под одеяло, но продолжал ворчать, что он влип в хорошенькое дельце и что готов держать пари, - ей ещё нет шестнадцати лет.
- Ну и что из этого?
- Черт возьми! И, слово чести, ты ещё девственница!
- Ну и что?
И тогда примерно через три четверти часа она перестала ею быть, после того, как простонала: "О, мама!" и "Нет, нет, нет" и "Да, да, да". И сказала: "Ай!". И "О, Пресвятая Дева!". И еще: "Еще!". И наконец: "Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю"... Потом в каюте воцарилось долгое молчание, прерываемое лишь веселым пощелкиванием парусов.
- Меня зовут Роза Ташер де Пажери, - вздохнула наконец она. - И через несколько недель я стану мадам Богарне, графиней.
Это имя ничего не говорило Тюльпану, но так как в данном случае графом был он, то он поздравил Розу. На языке у него вертелся вопрос, и наконец не без строгости он спросил её, почему так случилось, что она потеряла свою невинность в открытом море всего за несколько дней до своего замужества и не с женихом.