Страница 118 из 128
Что же касалось долгих разговоров между сестрами, мы ещё не сказали, чего они касались. Все потому, что они так старались избежать чужих ушей (даже наших) и все пытались удержать в страшной тайне.
Мы все равно давно уже догадались, что разговоры эти касались ошеломляющих догадок Деборы насчет Тюльпана и его происхождения - сестры договорились, что при нем не смеют об этом и заикнуться.
Дебора, доверившая Авроре необычайную ценность содержимого её чрева (отчасти для того, чтоб уязвить сестру, родившую какого-то Баттендье) и думать не могла (её подозрения исчезли, утонув в предчувствии блаженства) что Аврора, услышав это, в душе воскликнула:
"- Мой Бог! Значит, мой сын Жозеф-Луи - внук Людовика XV!" Разумеется! Ведь у него тот же отец, что и у сына сестры - очаровательный наездник Фанфан!"
Поэтому в расчете на выдающееся будущее сына (ибо Аврора была не только страстная женщина, но и заботливая мать) она в ту же ночь поговорила об этом с Оливье, - разумеется, тому пришлось пообещать, что сохранит все в тайне!
- Как? - тихо воскликнул наш добряк, когда жена передала ему все, услышанное от сестры. - Наш Фанфан - сын Людовика XV?
- Бастард, но все всяких сомнений.
- Да, без сомнений. Он об этом знает?
- Естественно, а как же иначе? Но это страшная тайна и он не хочет это обсуждать, видно из осторожности или недоверия - и я тебе скажу, почему.
- Но он доверился Деборе!
- Да нет! Дебора сама догадалась, сложив все вместе, начиная с его татуировки! И когда все рассказала ему, он отрицать не стал.
- Но кем тогда была его мать? Камеристкой или горничной?
- А ты ещё не догадался? Ей может быть только графиня Дюбарри! И знаешь, все с неё и началось: Когда Дебора нашла Фанфана без сознания, у него висел на шее медальон, а на нем, как она полагает - портрет этой знаменитой фаворитки Людовика XV. Помнишь, когда Дебора прошлый раз была во Франции, она с ней встретилась?
- С кем? С графиней Дюбарри?
- Ну да! И была поражена её глазами! Так вот, Дебора уверяет меня, что у Фанфана точно такие же глаза!
Баттендье был настолько этим ошеломлен, что, встав, пошел налить рюмку мадеры. Вернувшись же в супружеское ложе, сказал вполне разумно:
- Ну ладно! Допустим, это так. И если бы Фанфан поступил как сын Людовика XV - то есть признал бы своего бастарда - или бастардов - то сам Людовик XV с ним такого не сделал, а теперь он мертв! И я не вижу, какую пользу сможет извлечь в один прекрасный день Фанфан из своего происхождения - ну, кроме морального удовлетворения!
- Людовик XV мертв, Жанна жива! - победоносно заявила Аврора, именуя мать Фанфана по имени, как будто уже стала членом семьи.
- Жанна?
- Графиня Дюбарри! Знаешь, что случилось с Жанной после кончины Людовика XV? Ее сослали в монастырь! Но теперь она уже оттуда вышла, мой милый! А Людовик XVI вернул ей все владения и налоги с Нанта, дарованные Людовиком XV.
- Ты все знаешь!
- Я написала Фаншетте де ля Турнере, которая теперь живет в Версале и знает все секреты! По её мнению, графиня Дюбарри к концу года сможет вернуться и в свой замок Лувенсьен. Королева Мария-Антуанетта, кажется, её уже простила. Я не говорю, что та вернется ко двору - это уже слишком - но теперь вокруг неё увивается и опекает министр Морне, а он такой богач! Поэтому, я думаю, у Фанфана есть все виды на прекрасное будущее! А хочешь знать мое мнение о нем и его матери? Они в сговоре и только ждут, когда графине возвратят все её права, тогда графиня сможет признать Фанфана и представить свету как своего сына!
- Ты так думаешь?
- Так думает Дебора. И, как мне кажется, не без оснований!
- Но ведь тогда Фанфан мог бы стать покровителем нашего Жозефа-Луи! мечтательно протянул Оливье после длительного молчания, сопровождавшего оптимистические мечты.
- Посмотрим! - ответила Аврора, считавшая, что Тюльпан, будучи отцом Жозефа-Луи, просто не сможет отказать тому в своих благодеяниях, а если Оливье сумеет как-нибудь ему помочь, - ещё лучше, поскольку к отцовским чувствам добавится ещё и благодарность Фанфана!
Поэтому на следующий день после ночного разговора Тюльпан, уже начинавший понемногу скучать (особенно оттого, что остался в постели один и нечем ему было заняться) был приятно удивлен, когда Оливье Баттендье пригласил его на осмотр доков, - если он желает, разумеется. Господи, это Фанфана всегда интересовало! И вечером они долго беседовали о кораблях, судовождении и навигации. В результате наш друг Оливье превратился в учителя: он стал преподавать Фанфану географию и математику.
Когда же в октябре родился Мэтью, Тюльпан (обзавевшийся к тому времени очками с дымчатыми стеклами) под чутким руководством Оливье Баттендье стал изучать бухгалтерию и дела фирмы Баттендье.
Аврора в рамках операции по возвращению себе Фанфана-Тюльпана, которому явно предстояло таинственное, но великое будущее, тоже сыграла свою роль: в тот же день, когда родился внук Людовика XV и графини Дюбарри (увидев его глаза все согласились, что и он пошел в мать Деборы и Авроры) явилась ночью к Фанфану в спальню, и в постель, разумеется. Ничто не дает нам основания считать, что Баттендье был с этим согласен, но ничто не говорит и об обратном!
Тюльпан чувствовал, что всем он по душе, и спал с Авророй каждую ночь, - а Оливье каждую ночь ходил в бордель! Дебора же спала так же крепко, как и её сын. Так, наконец, осуществились мечты Фанфана о тихой и спокойной жизни, на которую он рассчитывал в Бордо.
"Милый - написала ему в дружеском письме Фаншетта де ля Турнере, надеюсь, у твоего Мэтью и твоего Жозефа-Луи столь же неповторимые глаза, как у Мишеля, которого мы зачали с тобою в Нанте и которому нынче уже четыре года."
Считая сына Анжелы, их было уже четверо, и Тюльпан, который единственный из всех понятия не имел о своем славном будущем, ломал голову, как быть, если вдруг в один прекрасный день придется о них заботиться. И потому с таким усердием штудировал коммерцию. Теперь - с учетом своих возможных новых потомков и не желая дальше жить за счет Деборы, - он видел свое будущее в торговом флоте. Когда-нибудь он станет компаньоном Оливье Баттендье (так ему дали понять). Так Фанфан, причудами судьбы побывавший солдатом, шпионом, и покорителем женщин, все той же причудой судьбы должен был стать почтенным нотаблем в Бордо, подписывающим векселя и занимающимся фрахтом судов. Так песчаные барханы комфорта засыпают те геройские обещания, которые человек дает сам себе! Но, в действительности, дело было ещё не кончено.