Страница 29 из 32
- Проходите... - сказала она.
Крюков прошел в ее комнату, и Лавров, увидев его, тотчас поднялся.
- Ну, я пойду? - вдруг заторопился он.
Маше не хотелось, чтоб он уходил, но она почему-то промолчала.
- Я пойду! - решительно сказал Лавров и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.
"Он струсил, - подумала она. - Боже, как это все противно!"
- Да, я тоже не люблю трусов, - усаживаясь в кресло, вздохнул Азарий Федорович. Он взглянул на Машу и вдруг ахнул: в профиль она как две капли воды была похожа на Эльжбету! Так вот почему выбор пал на нее, у них глаз зорче, чем у него. Впрочем, могли быть еще сотни других причин.
- Не буду скрывать, Машенька, что я не привык выступать в роли просителя, ибо самое страшное для любого Великого злого Мага и Чародея это ущемление достоинства, - заговорил Азарий Федорович.
- А вы действительно злой Маг и Чародей? - спросила она.
- Я - Великий злой Маг и Чародей, - поправил ее Крюков. - Я понимаю, что для тебя сегодня все это звучит так же фантастично, как, к примеру, для средневекового жителя полеты в космос или обыкновенный телефон. Однако для средневекового жителя слова "Маг" и "Чародей" звучали вполне обыденно, и, услышав их, он уважительно снимал шляпу! - вздохнув, проговорил Азарий Федорович и от волнения расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Галстуков он не носил, ибо к любой петле на шее относился крайне неприветливо, но и не любил, когда выставляли напоказ морщинистую шею, а тут у него что-то запершило в горле.
- Время - странная штука!.. Я многое пережил в своей жизни, но вот спроси меня, что самое главное в человеке, и я бы, не задумываясь, ответил: это его великая способность удивлять и удивляться! Человек изобретает стальных птиц и удивляется примитивной букашке, он сметает с земли целые народы и государства и удивительно жалостлив к безродному псу, ибо сохранил в себе способность удивляться, то есть подпадать под власть простейших чувств, заметь, Машенька, простейших!.. Они вот уже не одно тысячелетие владеют нами, и я уважаю эти великие древние чувства. Вот и я, разбив сердца многих красавиц мира, будучи их властелином, до сегодняшнего дня сохранил в своей душе любовь к гордой полупольке-полуеврейке Эльжбете, и ничего не могу с собой поделать, ибо она была первой, кто заставил меня страдать, кто не покорился мне до конца, и это уязвило меня на всю жизнь!.. Поэтому единственная мечта моя - это снова увидеть ее, и вот еще одно удивление: исполнение сие зависит от тебя! Странно, не правда ли?.. он улыбнулся.
- Ничего странного нет, - вдруг серьезным голосом сказала Маша.
- Вот как?! - удивился Азарий Федорович.
- Мне кажется, что всю прошлую свою жизнь я прожила пленницей вашего замка, только покорить вам меня не удалось, и это дало мне право на то, чтобы сделать окончательный выбор в вашей судьбе, - Маша взглянула на Крюкова, и он прочитал легкую усмешку в ее взоре. Он чуть не задохнулся от столь решительной самоуверенности, но сумел совладать со своим гневом.
- Если, уважаемая Мария Елизаровна, вы имеете в виду ту гнусную сказку, которую перечитывали вчера, то все события в ней сплошь выдуманы, - спокойно проговорил Крюков. - Я посчитался с обидчиком, имени его никто никогда не узнает, но злой талант, увы, оказался неподвластен даже моим чарам!..
- Кто же ваш злой гений?! - спросила Маша.
- Вы хотите знать - извольте, я вам скажу! - с готовностью проговорил Крюков. - Это родной племянник барона Генриха Оттенгейма, сын его младшей сестры, вышедшей замуж за графа Эссекского. Его звали граф Томас Эссекский, он думал, что я не узнаю, кто сочинил сей гнусный пасквиль, но я узнал... Он признался во лжи, но книга сделалась столь популярной, что я не мог предотвратить ее распространение. Так мое имя стало нарицательным... Забавно, не правда ли?.. - Крюков горько усмехнулся.
- И там все - ложь и нет ни слова правды?! - в упор спросила Маша.
- В том-то и дело, что там многое правда, - неожиданно сказал Азарий Федорович. - Жизнь Генриха Оттенгейма описана правдиво, у него действительно выкрали двух дочерей, кроме старшей, и он, конечно же, умер от горя. И мой замок действительно стоял рядом, и он действительно грешил на меня - тут все правда... - Крюков на мгновение замолчал, словно раздумывая, стоит дальше говорить или нет.
- А Эльжбета? - спросила Маша.
Азарий Федорович помолчал.
- Да, я действительно любил ее, точнее, не ее... Я любил когда-то баронессу Эльжбету Оттенгейм, и барон Генрих был ее мужем... Но это было еще во времена моей юности, когда я, бедный алхимик, еще только изобрел свой эликсир молодости... Прошло много лет, баронесса погибла, и вдруг я узнаю, что неподалеку от тех мест, где все это происходило, живет еще один барон Генрих Оттенгейм, дальний родственник того Оттенгейма, и его младшую дочь зовут Эльжбета. А рядом с поместьем барона стоит запустелый замок, который продается за бесценок. Я купил его, привел в порядок, обзавелся слугами, хозяйством, стал выезжать, принимать у себя, устраивать балы... И вот тогда-то все и началось...
- Вы ее похитили? - угадала Маша.
Азарий Федорович помедлил, прежде чем ответить. Тонкие губы его дрогнули, в глубине черных зрачков вспыхнуло пламя.
- С ее согласия... - ответил он.
- А Марту? - спросила Маша.
- Нет! - решительно проговорил Азриэль. - Марту я не похищал, она сама прибежала ко мне в одну из ночей и осталась в замке. Я ее хотел выгнать, но она ни за что не хотела уходить... У меня в замке жило много людей, я давал приют всем. Собирал музыкантов, художников, бродячих актеров, поэтов, просто чудаков, изобретателей, и поэтому все тянулись в мой замок... Я был богат, меценатствовал, а вокруг текла такая скучная и пресная жизнь, что тот, кто хоть раз попадал в мой замок, оставался в нем навсегда. И вот так мы прожили почти сорок лет...
- И вы бросили всех и скрылись... - подсказала Маша.
- Я звал Эльжбету ехать со мной, но она не захотела... Она вернулась в свой замок и последние годы жила там. К ней приезжал Томас, и она, конечно же, много рассказывала ему о тех временах, и в его несомненно одаренной голове и родилась эта гнусная история...
Азарий Федорович пожевал губами воздух.
- Но мы отвлеклись... Я пришел...
- Я знаю, не надо! - оборвала его Маша.
- Но я могу надеяться?.. - спросил Крюков.
- И обещать я ничего не могу! - твердо ответила Маша. - Я просто еще не знаю, как мне лучше поступить...
- Разве есть какие-то сомнения? - обидчиво проговорил Азарий Федорович, выдавив кривую усмешку.
- Есть... - прямо ответила Маша.
- Но милосердие!.. - заговорил Крюков. - Сейчас время милосердия! Если мы будем постоянно помнить о прошлом и не будем прощать, мы не сможем жить в мире! Только умение прощать, только терпимость и добрая память смогут уберечь мир от катастрофы. Зло порождает зло, и только. Твой отказ заставит и меня отказаться от прежних принципов - а я больше сорока лет не пользуюсь тайнами своего ремесла. Пойми меня правильно: я не ставлю условия, но я старейшина своего цеха Магов, и меня уже понуждают к поступкам. Либо-либо!.. Я же выбираю отказ и хочу удалиться на покой!.. Так ли это много?!
- Заслужили ли вы покой - вот в чем вопрос, - тихо сказала Маша, и Азарий Федорович вздрогнул от этих слов, настолько мудры и опасны они были для Крюкова. Он сам не раз думал над этим, но ни разу не мог ответить утвердительно. И теперь она думает над тем же, что и он.
Холодок пробежал по спине, и он зябко поежился, оглянулся, но форточка была закрыта.
- Если я заслужил прощение, значит, и покой, - ответил он.
- Если?! - вздохнула она. - А если нет?!
- Стоит, наверное, подумать и о судьбе твоего отца, - помолчав, холодно заметил Крюков. - У Эльжбеты есть три дня - именно столько осталось до конца мая... Если она не выберет себе спутника, то навсегда останется одна. А ведь вы, Машенька, допустили ошибку, дав отцу попробовать настой вербены и соединив, таким образом, его и Эльжбету. Если не я, то... - Крюков не договорил, выразительно посмотрев на Машу, и впервые за все время разговора почувствовал удовлетворение: он попал в точку!