Дождь

Вся филармония бросила работу. В приемной уже стояла толпа, припав к дверям, всем хотелось хоть глазком одним взглянуть на певца, обладающего столь красивым и сильным голосом.

- "...Так сладостно Любовь меня слепит, что о чужих обидах сожалею, но сам же в смерть бегу от всех обид", - Дождь пропел последнюю строчку с такой болью, что целую минуту никто не мог сдвинуться с места. Все, замерев, смотрели на Дождя, боясь прервать эту паузу.

И точно гром обрушились аплодисменты. Болтневская, не в силах сдержать свой восторг, бросилась Дождю на шею. И все стали обнимать, поздравлять его, а Хазин бегал вокруг не в состоянии протиснуться к певцу и повторял:

- Кто же директор-то здесь?.. Пустите директора!.. Наконец толпа расступилась, и Хазин смог пожать Дождю руку.

- Самородок! - подняв вверх палец, сказал он. - Талант, чего там скрывать! Ну, что же... Нам бы, товарищи, поговорить с гостем, как вас?

Дождь подал директору паспорт.

- Веротин Андрей Иваныч, - хором прочитала толпа.

- Да, с товарищем Веротиным, - повторил Хазин. Далее приключилось немало забавных вещей. Во-первых, Марианна Болтневская, выхватив у Хазина паспорт и желая узнать, сколько же лет певцу, пришла, мягко сказать, в недоумение. В графе "Дата рождения" стоял 1458 год. Марианна, конечно, поняла, что тут всего- навсего ошибка паспортистки и следовало бы читать "1958 год", что означало - незнакомцу 28 лет. И Марианну этот нежный возраст воспламенил еще больше, однако певец заявил: ошибки нет, он действительно родился 528 лет назад.

Все долго смеялись, но далее пошло уже совершенно невообразимое. Выяснилось, что незнакомец нигде не учился, ничего не кончал, нигде не работал до сего времени и нигде не был прописан... Когда же очередь дошла до Хазина и ему с чувством великого огорчения передали паспорт, то оказалось все отметки есть. И работал певец до этого в Большом театре, и проживал теперь в Тихом переулке, дом 7, квартира 43, а в особых отметках даже стоял штамп, что он стажировался два года в миланском театре "Ла Скала".

Хазин был ошарашен. Марианна же смотрела на Дождя с нескрываемым обожанием и тут же продиктовала новую афишу программы "Летние звезды" с участием лауреата международных конкурсов солиста Большого театра Союза ССР Андрея Веротина. Когда стали разбираться и уточнять, то в паспорте обнаружили, что из ГАБТа он не уволен, а продолжает там числиться. "В творческом отпуске", - объяснил певец.

Чугунов тем временем сидел на мотоцикле в тени старых филармонических лип и поджидал Дождя. Рядом с ним болтался Крупенников. Они оба сдали физику. Чугунов на пять, Крупенников на трояк.

Ленка еще не входила, когда они выскочили из школы. На крыльце Чугунов столкнулся с Верой Васильевной. Она, видимо, специально его поджидала и, едва он вышел, улыбаясь, бросилась к нему.

- Сколько? - затаив дыхание спросила Вера Васильевна.

- Пятак! - победно сказал Чугунов.

- Международная, - вздохнул Крупенников и пошел к мотоциклу, стоявшему во дворе.

- Заводи! - Чугунов бросил ключи приятелю.

- Ты куда сейчас? - все еще улыбаясь, спросила Вера Васильевна.

- Да тут одно дельце есть, - не глядя на нее, отозвался Чугунов.

- Я ждала тебя вчера... - прошептала она.

- Я готовился к экзамену.

- А сегодня?..

- Позвони вечерком, может, я и заеду, - нетерпеливо кивнул он и даже подмигнул ей. Вера Васильевна просияла и подмигнула в ответ.

- Ты можешь заезжать в любой час, я буду ждать, - проговорила она ему вслед, когда он уже бежал к ревущему мотоциклу. Ей стало вдруг так стыдно, что она просит его о встрече, - Вера Васильевна даже сгоряча дала себе слово вырвать из сердца это чувство. Но едва он уехал, как она готова была уже бежать за ним. "Он меня, может быть, еще и не любит, - вдруг подумала она, ведь он мальчик, в сущности, но я все сделаю, чтобы завоевать его любовь..."

Крупенников пинал камешек, поглядывая на вход в филармонию. Чугунов раздумывал о том, как все лихо будет разыграно. В кармане лежали ключи от дачи. Он привозит ее туда и держит до тех пор, пока она не сдастся на милость победителя. Конечно, Ленка может и взбрыкнуть, но пусть тогда топает до города пешком. А Крупа так или иначе переломает этому типу кости. Чугунов поставил категорическое условие: чтоб попал в больницу. Неважно, ребра ему Крупа сломает или ноги. Пусть поет в больнице, пока они сдают экзамены. За это Чугунов гарантирует Крупенникову направление от горстроя за подписью папаши в строительный институт и помогает туда поступить.

- А как ты поможешь? - спросил Крупенников.

- Тебе какая разница! - усмехнулся Чугунов. - Тебе важно ведь поступить... Поступишь. Дождь вышел, окруженный целой толпой.

- Я, к сожалению, опаздываю на заседание! - заворковала Марианна. - Может быть, подбросить на машине?

- Здесь рядом, я пешком...

- Тогда до вечера, - со значением сказала она.

- До свидания! - никак не прореагировав на ее "значение", ответил Дождь, и у Марианны вмиг испортилось настроение.

- Фу, как жарко! - хмуро заметила она шоферу, садясь в машину. - Надо было хоть проветрить!..

Дождь уже двинулся домой, как вдруг остановился, заметив вдали, у горизонта, небольшое темное облачко. Он сразу же узнал Дылду, столбообразный расплывчатый Смерч, который Старик выпускает в минуты гнева. Рядом с ним, почти прилепившись к Дылде, полз Кузнечик, не очень большой разрушительной силы хоботообразный Смерч, которого все звали Воришка. Кузнечик любил пожрать и, опустившись над какой-нибудь поварней, опустошал ее всю. Изредка Кузнечик таскал и людей, всасывая их свои хоботом и перенося иной раз за сотни километров от дома. Однажды он переменил двух детей, которых матери кормили в саду. Все произошло так быстро, что перемену никто и не заметил, даже сами дети... "Но Дылду-то к чему? - подумал Дождь. - Может быть, Старик разозлился, что я не пришел к нему? Но сегодня седьмое, а не восьмое!" А может быть, самого Старика сместили? Первый давно уже собирает против него улики, Дождь не раз предупреждал Старика.

Дылда висел километрах в пятидесяти от города. Обычно он двигался со скоростью 80 - 90 километров в час, значит, минут через сорок будет здесь. Даже меньше.