Страница 8 из 66
А теперь прослышали, что Воейков хочет продавать землю, и боялись, как бы не упустить и не переплатить лишнего.
Богомольная все ставила свечи, а старуха, подняв палец, говорила мужу:
- Гляди в оба...
VIII
Митеньку Воейкова опять угораздило прийти во время обеда. И опять произошел такой же переполох, что и в первый раз.
- Как нарочно пригадывает окаянный, когда люди обедают, - крикнула вне себя тетка Клавдия, схватывая за углы скатерть. - И живут-то не по-человечески, порода проклятая.
Житников, наскоро утерев рот и седые усы ребром ладони, торопливо вышел на крыльцо встретить гостя и немножко задержать его, чтобы старухи успели убрать всякие следы трапезы.
- Добро пожаловать, - сказал Житников, сняв картуз, и, держа его по своему обыкнове-нию на отлете в правой руке, приятно улыбался.
Митенька, остановившись посередине двора, не знал, куда дальше двинуться, так как направо, на цепи у погреба, бесновалась собака с завешенными шерстью глазами, а налево и прямо простиралась навозная лужа, глубина которой была неизвестна.
- Сюда, сюда, пожалуйте, - сказал Житников, показывая направление, ближайшее к собаке. - Да замолчите вы, нет на вас погибели! Разбрехались, когда не надо.
- Зашел проведать вас, - сказал Дмитрий Ильич неловко, так что Житников, очевидно, понял, что он зашел не за тем только, чтобы проведать.
- Милости просим. Башмачки не запачкайте.
Они прошли в дом. Хозяин куда-то скрылся на несколько минут, очевидно распорядить-ся насчет самовара.
Дмитрий Ильич, сев на стул у окна, обежал взглядом комнату. Здесь все было так же, как и в прошлый раз: так же горели неугасимые лампады в образном углу; стояли на божничке в тем-ном паутинном углу бутылки со святой водой, завязанные тряпочками и с привязанными, как в аптеке, к горлышкам бумажками, на которых было написано, от какого праздника вода.
А около икон был приколот булавкой к бумажным, засиженным мухами обоям печатный лист, на котором были написаны с красными заглавными славянскими буквами двенадцать добродетелей христианина. Этого Дмитрий Ильич в прошлый раз не видел.
- Ну вот, сейчас самоварчик поставят, - сказал Житников, входя в комнату, потирая руки и приятно улыбаясь.
За прихлопнутой дверью маленькой комнаты послышалось глухое ворчанье. Житников не обратил на него никакого внимания.
- Напрасно беспокоитесь, - сказал Воейков, - я не хочу чаю.
- Нет, без чаю неловко, - возразил Житников, перестав потирать руки, но не распуская их, стоял перед гостем, слегка наклонившись вперед и все так же приветливо улыбаясь.
Самовар - это первое, к чему он бросался, если заезжал какой-нибудь гость из чужой среды. Без самовара он не знал, что с ним делать, о чем говорить.
- Ну, как у вас дела идут? - спросил Дмитрий Ильич с некоторым стеснением.
- И не говорите... - сейчас же торопливо отозвался Житников; он сел против гостя и, дер-жа сложенные руки на коленях, сохранял прежнее наклоненное вперед положение, выражающее готовность и предупредительность хозяина к гостю. - Время такое плохое, тяжелое, что не дай бог, - продолжал Житников, таинственно понизив голос до шепота.
- А главное, народ скверный, - заметил Митенька.
- Про народ и не говорите: воры, мошенники, лежебоки. Он и не думает о том, как бы хозяину побольше заработать, а только норовит украсть, объесть вас да еще нанахальничать. Прежние рабочие, бывало, за хозяйскую копейку готовы в огонь были броситься, а теперь только о своей утробе думают.
- Ну, это-то, положим, естественно, что они о себе думают, - сказал Дмитрий Ильич, точно ему вдруг стало неприятно разговаривать в одном тоне с кулаком Житниковым, - а вот хоть бы уж чужого не трогали.
- Вот именно!.. - воскликнул Житников, очевидно несогласный с первой половиной фразы, но во второй нашедший полное подтверждение своим мыслям. Вот именно: только бы чужого не трогали, - повторил он радостно.
- Вы слышали, наверное, про мою историю с мужиками, что я на них даже в суд принуж-ден был подать? - спросил Дмитрий Ильич.
Житников отклонился на спинку стула и замахал руками.
- Да, как же, господи. Ведь это разбой.
Дмитрий Ильич обычно, чувствуя неспособность просто и естественно говорить с рядовы-ми людьми о вещах практического и обыденного характера, всегда терялся, не знал, как себя держать, ощущал мучительную неловкость и потому избегал и боялся всяких встреч. Сейчас же у него разговор шел неожиданно легко, быть может, от житниковской готовности согласиться со всем, что бы Дмитрий Ильич ему ни сказал. И эта легкость сразу приподняла его, дала ему кры-лья. Немного только мешала мысль о том, что он должен Житникову 100 рублей и тот, наверное, сейчас думает об этом.
- Ну так вот, - сказал Дмитрий Ильич, - я просто измучился с этим народом.
- Ангел - и тот измучится, - ответил Житников.
Это сочувствие еще больше вызвало у Дмитрия Ильича чувство расположения к Житнико-ву, и он невольно продолжал говорить в начатом тоне, чтобы еще услышать сочувствие:
- Хотел в прошлом месяце произвести в усадьбе ремонт, поправки, подновить постройки, но потом так и махнул рукой: невозможно.
- Какой там ремонт, батюшка, - сказал Житников, называя гостя батюшкой, что указыва-ло на возникшую между ним и гостем истинную близость.
- И я, знаете ли, пришел к заключению, что хозяйством сейчас заниматься нельзя.
- Нельзя-с! - коротко, но убежденно отозвался Житников.
- Что это только сплошное испытание и мученье.
- Мученье-с! - повторил Житников.
- Мне даже пришла мысль все бросить и уехать на новые места.
Житников сразу замолчал и с каким-то иным, насторожившимся выражением, уже без неопределенной предупредительной любезности ждал более определенного выражения гостем своей мысли.
Митенька обрадовался тому духовному единению, которое образовалось между ним и Житниковым, и совсем забыл, что не в его интересах обрисовывать мрачными красками то дело, которое он хочет предложить другому.
- Я ищу покупателя... - сказал он с другим выражением, уже без прежней приподнятой искренности, как будто внезапная перемена в Житникове грубо разбила тот мостик душевного отношения, который перекинулся было между ними вначале. - Вы не порекомендуете мне кого-нибудь?