Страница 51 из 66
- Браво! - крикнул Федюков.
- Но мы будем лезть не на стену, а через стену.
В задних рядах консерваторов начиналось возбуждение. Плешивый дворянин все порывал-ся что-то сказать, но не находил времени вставить свои слова между словами Авенира и только каждый раз делал губами такое движение, как будто ловил ими что-то.
И, как бы в противовес им, со стороны Владимира начиналось сдержанное, но уже беспре-рывное гуденье, так что голос Авенира все время сопровождался как бы аккомпанементом.
- Что касается истории, то это вздор и чушь! История - это то, что вы творите своими тупыми головами. Вот что такое ваша история.
- Председатель, остановите его.
- Вон! Долой!..
Владимировы молодцы, очевидно, решили, что настало время действовать по-настоящему. Весь зал вдруг наполнился сплошным гулом и громом, который производился ногами и стуль-ями.
Авенир, приподнявшись на цыпочки, чтобы его голос выделился из всего этого гама, кричал из всех сил:
- До сорока лет сохранил я в себе священный огонь бунта и потомкам своим передам его! Душа наша не удовлетворится ничем временным, относительным, условным. И всегда выскочит из убогих рамок вашего права, вашей истории. И не только выскочит, а разорвет их!
Со стороны консерваторов стоял сплошной крик возмущения. А Владимировы молодцы работали так, что дрожали стекла. Сам же Владимир, зверски выкатив глаза, только оглядывался на них и сучил из-под полы кулаки в ту сторону, где плохо работали, покрикивая:
- Гуще! Гуще!..
- Вы даете нам "свободу" содействовать просвещению народа в наших пределах, а мы требуем свободы без всяких пределов для распространения своих идей, чтобы открыть глаза...
- Все, что полагается по закону, вы получите, - сказал председатель.
- По вашему закону?
- По общему для всех, - сказал, строго нахмурившись, Павел Иванович.
- Нет, нам ваши законы не подходят. Здесь прошли все предложения наших идейных противников и не прошло ни одно из наших, поэтому мы начинаем действовать... Кто хочет бороться с произволом и насилием, прошу встать и подойти ко мне, - сказал Авенир, вынув платок, чтобы утереть пот, но не утер, а размахивал платком как знаменем.
Либералы, единомышленники Авенира, стали выходить среди наступившей вдруг тревож-ной тишины.
Такой оборот дела озадачил противников, и они растерялись.
Авенир почувствовал это и с мрачной торжественностью держал платок в поднятой руке, как знамя объединения оппозиции, и ждал, когда все выйдут на середину.
Старики из дворян, присмирев, испуганно смотрели со своих мест на молчаливо собирав-шуюся около Авенира толпу.
- Остановите их!.. Что они хотят делать? Это бунт!
- Да, это наш бунт против насилия и обскурантизма, - сказал с зловещим спокойствием Авенир.
В зале наступила жуткая тишина. И так как оппозиция была значительная по своему числу и качественно была составлена из крепкого материала, то консерваторы невольно оглядывались, как попавшие в засаду, откуда нет спасения...
Когда все собрались около Авенира, он оглянул собрание, затихшее в ожидании возможно-го погрома, и сказал:
- Я теперь слагаю с себя всякую вину за последствия того, что сейчас произойдет... Я умы-ваю руки. Повторяю: так как наши проекты отвергнуты и прошли предложения наших против-ников, имеющие целью поддержание существенного положения вещей, мы... (он остановился, тишина стала еще более зловещей) мы... устраняемся от всякого участия в делах Общества. Мы уходим!..
И они все стали выходить.
Оставались только озадаченные противники и большинство, которое само активно не действовало и колебалось между двумя крайними течениями.
- Здорово разделали? - спросил возбужденно Владимир, оглянувшись на Валентина.
- Да, хорошо, - отвечал Валентин. Вдруг Щербаков, первый опомнившись, вскочил из-за стола.
- Покинувшие заседание поступили вопреки воле собрания, поэтому собрание считает их лишенными всех прав. Бунтовщиков мы ставим, так сказать, вне закона и будем продолжать вести заседание. Кто за мое предложение, прошу поднять руки.
Но тут Павел Иванович остановил оратора.
- Вы можете только высказывать свое мнение, а ставить вопрос на голосование должен председатель.
Кто за предложение господина... господина Щербакова, - сказал Павел Иванович, забыв, как его зовут, и нахмурившись, - прошу поднять руки.
Меньшая половина присутствующих подняла руки. Владимир, сидя с своими молодцами, оглядывался с заинтересованным видом постороннего зрителя.
- Твоя партия голосует. Поднимай руку, - сказал ему Валентин.
- О, черт, разве? - И мигнул своим. В собрании вырос целый лес рук.
- Большинство за ваше предложение, - сказал Павел Иванович, как бы поздравляя орато-ра. И посмотрел на него через пенсне.
Предложения консерваторов были поставлены на окончательное голосование и прошли, поддержанные Владимиром и его молодцами.
- Едем сейчас ко мне на дачу, - сказал Владимир, - выпить по этому случаю.
- Нет, нам к тебе надо по делу, и мы приедем после, - сказал Валентин. - Мы, собствен-но, к тебе уже давно едем.
- А, ну ладно, вали!
L
Владимир, к которому ехали сейчас Митенька и Валентин, жил на своей даче, в районе сводимого им леса. Лес этот принадлежал Черкасским. И в несколько последних лет огромные вековые леса, из которых мужики с назапамятных времен воровали для себя и на продажу дрова и лыки, исчезли, и на месте их большею частью тянулись опустошенные пространства со срезанными пнями, густой березовой молодью и там и сям оставленными на порубке редкими гнутыми дубками, на которых любят садиться маленькие ястребки.
Водившиеся здесь прежде по заросшим лесным трущобам и оврагам медведи, лоси, волки исчезли, и вместо них только выпархивали из кустов во время сенокоса молодые тетерева, да весной на полянах токовали утренней зарей черные, краснобровые петухи.
Там, где появлялся старик Родион Мозжухин, визжала пила, деревья валились, и на очище-нном пространстве вырастали тесовые крыши строений с высокой железной трубой, пахло нефтью от работавшей лесопилки, и дремучие, сумрачные ели, сваленные с своих смолистых вековых корней, везлись сюда, обтесывались, клались под пилу, и перед тесовыми постройками вырастали сложенные шашками свежие пахучие доски.