Страница 73 из 85
- А щебнем-то еще хотели убить...
- И щебнем... Лучше уж в другой раз как следует сделаем, чем кое-как пырять, не хуже этих, что в первый раз строили.
- Правильно, Захар Алексеич. Эх, друг ты мой. Что там - мост, не видали, что ль, мы его?.. А что выпили, - это верно.
Все поднялись, захватив с собой свои топоры и лопаты, и нестройной, но повеселевшей толпой пошли на гору к деревне.
- Ай с работы с какой? - спросил проезжавший в телеге навстречу мужичок, придержав лошадь.
- С обчественной! - отвечал захмелевший и отставший от всех Фома Коротенький.
XLVI
В усадьбе Дмитрия Ильича Воейкова точно кончился праздник и наступили серые будни.
Вернувшись через два дня домой после того, как он накричал на Митрофана, Дмитрий Ильич вышел на двор и долго смотрел кругом. Как что было в момент его отъезда, так и оста-лось, а усадьба имела такой вид, точно она пострадала от землетрясения.
Митрофан тащил через двор бревно, подхватив его обеими руками под мышку. У него был такой вид, как будто он дотягивал из последнего.
Хозяин посмотрел на Митрофана; Митрофан посмотрел на хозяина, но сейчас же отвел глаза, очевидно, ожидая, что хозяин по обыкновению спросит: "Ты что делаешь?" А хуже этого вопроса для Митрофана ничего не могло быть.
Митенька заметил этот прячущийся взгляд Митрофана, почувствовал, что тот чем-то виноват, и решил его пробрать.
- Эй, Митрофан! - сказал помещик, как мог твердо и громко.
Митрофан удивленно оглянулся, как будто он и не видел, что хозяин вернулся и стоит на крыльце.
- Здравствуйте, барин, с приездом, - сказал он, сняв свою зимнюю шапку и встряхнув волосами.
- Здравствуй-то, здравствуй, - сказал хозяин, - а что, милый мой, у тебя за эти два дня ничего не подвинулось? Что ты тут делал?
Митрофан сначала высморкался и, утирая о завернутую полу руку, оглядывал некоторое время двор, как бы желая сначала подвести точный итог всему сделанному.
- Да, ведь, когда ж было делать-то? - сказал он, бросив полу и еще раз насухо утерев ребром ладони нос.
- Как когда?! - закричал возмущенно Митенька. - Времени у тебя, слава богу, целых две недели как начато.
- Да ведь это что ж, мало ли что две недели, - сказал Митрофан, бросив бревно и подходя к крыльцу, - а дела-то сколько!
И он обвел глазами двор.
- Сколько бы его ни было, а часть-то хоть какую-нибудь ты должен был сделать.
- Вот я и делаю.
- Ты делаешь, но я спрашиваю, что ты уже сделал. На дворе убрал? Дверь приделал? Ямы зарыл? - говорил хозяин, на каждом пункте загибая палец. Сколько раз я тебе говорил ямы зарыть? Ну!
- Ямы я еще вчера хотел зарыть, делать было нечего; дай, думаю, зарою хоть ямы, что ли; что они на самой дороге, ночью пойдешь, еще, не дай бог, шею свернешь.
- Удивительное дело, что все ты только думаешь, - сказал иронически хозяин, - а дела - на грош нет. Если бы ты поменьше думал, то уж, наверное, все было бы сделано давно. Ты никогда ни одного дела не доведешь до конца, все только думаешь. О чем ты думаешь, скажи, пожалуйста? - спросил барин, прямо глядя на стоявшего внизу у крыльца своего верного слугу.
- Как об чем? - сказал Митрофан, не глядя на барина. - Мало ли...
- В том-то и горе, что ты мало ли о чем думаешь, только не о деле, которое делаешь. Пока у тебя за спиной стоят, ты делаешь, а как только отошли, так ты начинаешь думать, да еще за десять дел ухватишься, не кончив ни одного. Вот грачиные гнезда - почему-то половина сбро-шена, а половина осталась.
- Да это я ребятишек с Андрюшкой позвал помогнуть балясник раскачать.
- Хорошо, - сказал барин, - допускаю; а почему же этот балясник раскидан по всей дороге и до сих пор не убран?
- Не убран потому, что ямы надо было зарыть, - отвечал недовольно Митрофан, - сами приказывали.
- Да ведь ямы все-таки оказались не зарыты?! - крикнул Митенька.
Митрофан сначала ничего не ответил, потом сказал:
- Кабы одно дело-то было, так бы и знал, что к этому делу приставлен, а то везде - Митрофан: и по деревьям лазить - Митрофан, ровно я обезьян какой, и землю копать - опять я, - говорил Митрофан, взмахивая руками на каждом слове и кланяясь то в одну, то в другую сторону. - И то я от работы не отказываюсь, что мне сказано сделать, я всегда с моим удоволь-ствием, а не то, чтобы как другой на моем месте плюнул бы и ушел (Митрофан выразительно плюнул). А я, слава богу, никогда не отказывался, потому ежели барин хороший, то для такого всегда рад. Вы нам, можно сказать, как отец родной, и мы тоже стараемся...
Митрофан попал на свою обычную линию самовосхваления, потом незаметно перешел к восхвалению барина, что у него всегда следовало неразрывно одно за другим.
Дмитрий Ильич, ожидавший, что Митрофан обидится, и вопреки всякой логике получив-ший от него наименование отца родного, почувствовал, что продолжать распекать Митрофана неловко и не хватает духа.
- Ну, хорошо, хорошо, я тебя не браню, только ты, пожалуйста, засыпь ямы, а то, правда, кто-нибудь шею сломает.
- Об ямах толковать нечего. Раз уж сказано - свято! Вот как у нас! сказал Митрофан, сделав отчетливый жест рукой.
- Однако вот не засыпал до сих пор.
- Да что старое вспоминать, - сказал Митрофан, - мало ли что было. А после ям что делать?
- Да ты их-то засыпь сначала, - сказал повернувшийся было уходить барин.
- Господи! - воскликнул с горечью Митрофан. - Да что вы об них толкуете, раз сказано - сделано. А еще что?
- Ну, дверь поправь, а из построек пусть хоть поправят то, что развалили, да почистят двор. А больше ничего не надо. И сад, скажи, не надо подрезать, за ними за каждым шагом нужно смотреть, а то оболванят до самой макушки.
- Это верно! - горячо согласился Митрофан. - Это такой народ - не дай бог.
- То-то и дело-то! Думал сделать вон сколько - и то и другое, чтобы сразу все пустить в ход, а их ни на минуту оставить нельзя без себя, и выходит, что из-за этого сада все остальное бросать приходиться, - сказал барин.
- Это ну его к шуту, когда так, - сказал Митрофан. - Сад дело пустяковое, вроде как забава, его всегда можно подчистить или что... Это и я на гулянках его обделать могу, а тут бы хоть необходимое-то устроить, чтоб было, как полагается.
XLVI1
От Валентина привезли записку, в которой он, во-первых, извещал, что послезавтра второе заседание Общества, на котором нужно быть, а во-вторых, после собрания он устраивает у себя, то есть у Черкасских, прощальную пирушку перед отъездом на Урал, на берега священного Тургояка. Записка писалась у Тутолминых; очевидно, Валентин был сейчас у них.