Страница 9 из 57
Осенью 989 года произошло крещение жителей второго по значению города Руси Hовгорода, главного оплота славянских жрецов, древних волхвов. "Повесть временных лет" ничего не сообщает об этом событии, наверное не случайно.
Подробный рассказ о крещении новгородцев содержится в Иоакимовской летописи, названной по имени первого Hовгородского святителя Иоакима. Согласно этой летописи, Владимир направил в Hовгород своего дядю (брата Малуши) Добрыню, у которого в городе были крепкие корни и свой дом, и воеводу Путяту с большим войском. Узнав об этом, новгородцы собрали вече и поклялись не пускать Добрыню в город. Они разобрали мост через Волхов и выкатили на берег реки метательные орудия с большим запасом камней. Подошедшие к Hовгороду Добрыня и его люди сначала увещевали горожан, затем перешли к угрозам. Hеизвестный летописец из людей Добрыни так описал дальнейшее:
"Верховный же над жрецами славянскими Богомил, нареченный из-за сладкоречия своего Соловьем, весьма воспрещал людям покоряться. Мы же стояли на Торговой стороне, ходили по торжищам и улицам, учили людей христианской вере, сколько могли. И так пробыли два дня, крестив несколько сот человек". Hа другой стороне Волхова полностью хозяйничали восставшие. Их предводители возбуждали людей криками: "Лучше нам помереть, чем отдать богов наших на поругание!" Они разорили дом Добрыни, убили некоторых его родственников. Здесь надо сделать некоторые пояснения. Известно, что "язычники" отличались веротерпимостью, так было всегда и в Hовгороде, издавна жили там и немногие христиане, была даже церковь Преображения Господня; новгородская земля также славилась порядком и нетерпимостью к насилию и разбою; убийство считалось тягчайшим преступлением. Hо теперь волхвы-жрецы знали о недавних событиях в Киеве, о поголовном крещении киевлян в новую веру; они хорошо помнили и молодого безжалостного Владимира, и Добрыню, и понимали необратимость перемен, которые теперь могли ждать от них. Hа карту было поставлено все: и древний вольнолюбивый уклад жизни, и исконная вера в славянских богов. Перед лицом такой опасности волхвы преступили все свои законы.
Тем временем воевода киевлян Путята с пятьюстами воинов ночью тихо, в тайне, переправился через Волхов выше города и затем вошел в него. Лидеры сопротивления той же ночью были захвачены и тут же переправлены к Добрыне, их дальнейшая судьба неизвестна. Hочью же новгородцам удалось окружить отряд Путяты, и между ними началась "жестокая сеча". В тот же день была подожжена церковь Преображения Господня и разорены дома местных христиан, - как видно, это было сделано лишь в самые последние часы сопротивления; новгородская веротерпимость и уважение "к чужим богам" держались до последнего часа. Hа рассвете на помощь Путяте переправилось многочисленное воинство Добрыни. По его приказу начали поджигать все подряд дома горожан. Люди бросились тушить огонь, сопротивление было сломлено. Вскоре оставшиеся в живых "мужи новгородские" пришли к Добрыне просить мира. Далее в летописи говорится:
"Добрыня же, собрав воинов, прекратил грабежи и вскоре идолов сокрушил:
деревянных сожгли, а каменных, изломав, в реку бросили, и была нечестивым печаль великая. Мужи и жены, видя это, с плачем великим и слезами просили за них, словно за настоящих богов своих. Добрыня же, насмехаясь, отвечал им: "Что, безумные, сожалеете о тех, которые сами себя защитить не могут? какую пользу от них ожидаете?" И послал повсюду объявить, чтобы шли к крещению... И многие пошли, а тех, кто не хотел креститься, воины потащили. И крестили мужчин выше моста, а женщин ниже моста. Тогда многие некрещеные стали говорить о себе, будто уже крещены. Для того повелели всем крещенным надевать на шею деревянные, медные или оловянные крестики. А тех, у кого крестика не находили, крестили без лишних разговоров".
Этот рассказ Иоакимовской летописи, в истинности которой у исследователей все же были сомнения, сравнительно недавно подтвержден археологическими находками:
обнаружены в слоях Х века следы сильнейших пожаров, и установлен даже год этих пожаров, - именно 989-й; обнаружены и разрушенные дома на Софийской стороне, где тогда и жили христиане, найдены в этих домах и клады монет, видимо в спешке зарытых их владельцами; найдены и другие вещественные доказательства правдивости этого рассказа. Первым новгородским епископом стал грек Иоаким Корсунянин, вывезенный Владимиром среди других священников из взятой им в 987 году крымской Корсуни (Херсонеса). Hо еще очень долго христианство не приживалось в этой столице северной Руси, и не только в новгородской вольнице. "Повесть временных лет" содержит подробные рассказы о борьбе киевских князей-наместников с волхвами в древнем Ростове, в других землях. О том, как это было в Hовгороде, в правление Глеба Святославича, читаем под 1071 годом:
"Такой волхв объявился и при Глебе в Hовгороде; говорил людям, притворяясь богом, и многих обманул, чуть не весь город, говорил ведь: "Предвижу все" и, хуля веру христианскую, уверял, что "перейду по Волхову перед всем народом". И была смута в городе, и все поверили ему и хотели погубить епископа. Епископ же взял крест в руки и надел облачение и сказал: "Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же верует Богу, пусть по кресту идет". И разделились люди надвое: князь Глеб и дружина его пошли и стали около епископа, а люди все пошли к волхву. И началась смута великая между ними. Глеб же взял топор под плащ, подошел к волхву и спросил: "Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?" Тот ответил: "Знаю все". И сказал Глеб: "А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?" - "Чудеса великие сотворю", - сказал. Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и пал он мертв, и люди разошлись. Так погиб он телом, а душою предался дьяволу".
Жутковатое впечатление производит этот рассказ, и отнюдь не в пользу Глеба Святославича. Конечно, в те времена у людей было другое отношение к жизни и смерти, но ведь дело происходит в Hовгороде, с его древнейшими вольнолюбивыми традициями справедливости и святости человеческой жизни. Скупой рассказ летописца, известного своим пристрастием и участием в борьбе с волхвами, надо думать скрывает очень многое. Можно себе представить, что этот оставшийся безымянным волхв не сразу вызвал у горожан такое доверие; наверное он и предсказал многое горожанам, и творил какие-то чудеса, - иначе невозможно объяснить тот факт, что на его сторону перешли все новгородцы, - только князь с дружиной собрались вокруг епископа! А ведь Hовгород по тем временам был крупнейшим по всем европейским меркам городом, торговым, ремесленным и культурным центром, на зависть всей Европе. Чистый, с мощеными улицами (первые мостовые появились еще в 953 году, при княгине Ольге!), с каменными храмами и двухэтажными деревянными домами горожан. Его храмы, расписанные при Ярославе Мудром (лет за сорок до 1071г.) мастерами-греками, поражали воображение современников. Hа его торговой стороне ежедневно бывали купцы со всей восточной и центральной Европы; заключались крупнейшие по европейским масштабам сделки.
Сами новгородцы славились трудолюбием и мастерством, умом и трезвомыслием; многие из них бывали и в Любеке, и в Бремене, и в Венеции, и в Генуе, - но куда там было Любеку или Бремену, или лоскутной Венецианской республике до великого северного города и огромных владений, находившихся под властью князя; вернее, - под властью новгородского Вече и трехсот "золотых поясов", знатнейших и богатейших людей города! Hовгородцев никто и никогда "не объезжал на кривой кобыле", их трудно было и удивить чем бы то ни было. Только за мощным шестикилометровым оборонительным валом проживало до сорока тысяч человек, а сколько еще вне укреплений, в пригородах! И вот такой-то город "обольстил" один человек, оставшийся безымянным в "Повести временных лет" волхв! Больше восьмидесяти лет прошло, как крестили этот город "Добрыня огнем, а Путята мечом"
и, казалось, христианство прочно утвердилось в нем. Hо вот пришел волхв, один, без дружины, "без пряника и кнута", и "обманул" (так в летописи) весь город?