Страница 71 из 80
Помолчала и неуверенно добавила:
– А когда?
– Через девять месяцев.
– Я сегодня коньяк пила.
– Ничего, к вечеру выветрится. Все равно раньше девяти не закончим.
Кожурина услышала голос Шилова: он звал Стаса.
Закрыв трубку ладонью, Скрябин, видимо, что-то ответил, а после торопливо пояснил:
– Извини, надо бежать. Целую. Пока!
***
Они стояли в Румянцевском садике на Васильевском острове. Слева – Академия художеств, справа – Меншиковский дворец, за спиной – Нева. Прямо – обелиск в честь победы русских войск над турками в войне 1768-1774 гг.
– Когда я в Универе учился, – сказал Сапожников, – у нас байка ходила про студента с очень крайнего севера. Он здесь кисет с табаком закопал.
– Зачем?
– Чтобы на экзаменах не завалили и чтобы учеба хорошо шла. У них обычай такой. Когда приезжаешь жить на новое место, надо задобрить самого главного местного духа. Говорят, он с красным дипломом закончил.
– А потом пришел работать в уголовный розыск, – Шилов усмехнулся. – Ладно, это все лирика. Какие мысли по делу?
– Странно, что он это место выбрал. Со всех сторон, как на ладони.
– Он же Румын. Может, у них тоже принято подарки под памятниками закапывать, чтоб удача была… А что «как на ладони» – так и он всех видит. И по Второй линии проходняками можно уйти. Стас! Стас, ты где?
Скрябин был рядом, но в обсуждении участия не принимал. Он, как закончил телефонный разговор, так и стоял, с отрешенно-мечтательным видом глядя куда-то вдоль набережной. Только после того, как Шилов дважды громко позвал, он встрепенулся:
– Я здесь.
– Уверен? Давай предложения. Тут голяк, любую маскировку он срубит.
– Предложения… – Стас вздохнул. – Меня больше волнуют посторонние. Вон их тут сколько!
Народу действительно было много. Молодые мамы с колясками. Прогуливающиеся пенсионеры. Студенты. Дворники, неторопливо сгребающие опавшую листву.
– Посторонних я беру на себя, – сказал Шилов, – мне французы один приемчик показали по очищению пространства.
– Я за дворника сойду. А он, – Стас кивнул на Сапожникова, – пусть косит под студента. Можно даже с очень крайнего севера. Только сигареты не надо закапывать. Лучше просто стой и вспоминай таблицу умножения.
Утрясая детали плана, они прошлись по садику.
Неожиданно для Романа Скрябин спросил:
– Вчера, когда ты на гаишную машину пошел в лобовую, ты бы на самом деле?..
– Конечно! – мгновенно отреагировал Шилов. Но, выдержав паузу, поправился: – А если честно, Стас, то не знаю…
Они походили еще немного, присматриваясь к планировке летней эстрады, к расположению фонтанов и памятников, прикидывая, где Румын может поставить машину или откуда появиться пешком.
– Ну, вроде все. – Шилов посмотрел на часы. – Сейчас двенадцать тридцать, значит, у нас есть два часа личного времени. Предлагаю где-нибудь перекусить. Не люблю воевать на голодный желудок.
***
Кальян привез Джексона и Лютого в пригородный поселок и тормознул перед огороженным штакетником участком с деревянным домом. В первый момент Джексону показалось, что это тот самый дом, в котором он застрелил Спеца, но, присмотревшись он убедился в ошибке. И поселок другой – поменьше размером, чем тот, и побогаче, и дом совсем не похожий. Общего у них только крытая шифером двускатная крыша с прямоугольной трубой и низенькое крыльцо перед дверью.
Присмотревшись, Кальян процитировал строчки из школьной поэмы:
– Чапаев не слышит, чапаевцы спят, дозор боевой неприятелем снят, – и направил «Лэндкрузер» прямо на широкую калитку.
Она была не заперта и легко распахнулась, пропуская машину.
Те, кто был в доме, наконец что-то заметили. Дернулись занавески на окнах, мелькнули лица. Потом на крыльцо высыпали три бугая, ни одного из которых Джексону прежде видеть не приходилось.
Кальян указал на них:
– Эти ребята с нами пойдут. Их зовут… А впрочем, на хрена вам их имена?
Он выдернул ключи из замка зажигания и выпрыгнул из высокой «Тойоты». Скомандовал безымянным бойцам:
– Вольно! Разойтись! – и махнул рукой Лютому с Джексоном: – Чего застряли? Пойдемте селиться!
Внутри дом выглядел лучше, чем снаружи. Стены были отделаны лакированным деревом, стояла приличная мебель. Кальян отвел в дальнюю комнату без окон. Она была узкой, половину пространства от стены до стены занимал жесткий топчан. Еще имелись пара стульев и тумбочка.
– Не «Хилтон», конечно, – усмехнулся Кальян, – но чтобы перекантоваться, сойдет.
– Значит, вшестером на дело пойдем? – уточнил Лютый. – А где же остальные члены коллектива?
– Отпущены. – Кальян многозначительно поднял глаза к потолку. – В вечный неоплачиваемый отпуск. Сами справимся.
– Ты бы вместе с ними и без нас справился, – заметил Джексон, бросая на топчан свою кепку.
– Да я бы и один справился. Только груз тяжелый, а грузчикам не доверишь… Этих потом надо будет убрать.
– Думаешь, они не догадываются? – недоверчиво посмотрел Лютый.
– Чтобы догадываться, нужно мозги иметь.
– Жрать охота! – объявил Джексон, потирая живот.
– Холодильник в сенях. Есть все, кроме горючего.
Джексон ушел. Прислонившись к стене и перебирая четки, Кальян ждал, когда Лютый заговорит. Он не сомневался, что Лютый воспользуется тем, что они остались вдвоем, и догадывался, о чем пойдет разговор.
Он не ошибся.
– Кальян, он – из шиловского отдела. А там перебежчиков отродясь не бывало.
– Что, ни одного мечтающего о деньгах хохляцкого беженца?
– Да пошел ты!
Кальян рассмеялся:
– Да не обижайся ты, я шучу. Я все знаю, но я его тоже проверил кровью. Кровью упущенного тобой Спеца, кстати…
Услышав приближающиеся шаги, они замолчали. Кальян продолжал все так же стоять, перебирая четки, а Лютый снял куртку и принялся укладывать ее на краю топчана так, чтобы она не помялась.
С бутылкой безалкогольного пива в руке вошел Джексон:
– Спасибо, что хоть такого взял.
– Все для вас.
– Курить на двор можно ходить? А то ведь здесь задохнемся.
– Можно. Если осторожно.
– Спасибо, благодетель! – Джексон шутовски поклонился и вышел.