Страница 9 из 12
– Так надо и обосновываться.
– Нет, – торопливо ответила она. И посмотрела ему в глаза. – Здесь я – Маруська Банникова, которая мужикам мозги крутит… Уеду куда-нибудь жить просто Марусей…
– Извините, что не дал вам сегодня спать, – поднялся Олег Владимирович.
– У каждого человека – свое дело…
– И еще – обязанности, – сказал Чернов
8
В оставшееся до работы время Олег Владимирович составил запрос в Красноярский край, где жил Марусин знакомый. Намереваясь отправить запрос, Чернов был заранее уверен в ответе, который получит. Оттого что подозрение в причастности к краже Маруси Банниковой снималось, Олег Владимирович испытывал какое-то душевное облегчение. Всегда приятно узнать человека лучшим, чем считал его с чужих слов. Еще подумал об Алферове: все-таки дельный человек, а главное, внимательный к людям.
И Олег Владимирович не ошибся.
Задолго до девяти часов Алферов появился в его кабинете, огляделся и спросил:
– Что? Отпустил мою соседку?
– Отпустил.
– Узнал, откуда у нее обновка-то?
– Я все узнал, – упрекнул его Чернов, – а вот ты не знаешь даже, когда у твоих соседок именины. Разве это порядок, товарищ участковый уполномоченный?
– Мне к таким молодухам на именины ходить заказано, Олег Владимирович, – повеселел Алферов. – А то, что я участковый, никакого значения не имеет, потому как у меня жена сама опер!
– Да?! – подивился Чернов. И, подвинув Алферову бумажку, сказал: – Отправляю запрос в Красноярский край насчет знакомого Банниковой, но уверен, что пустой номер. Не причастен он. Так что давай мозгами шевелить в другую сторону. А пока вытаскивай из вытрезвителя своего Мартьянова…
– Ох! – выдохнул Алферов. – Тоже, поди, пустой номер, как вы говорите.
– Что так?
– Так я ведь его от зыбки знаю… Ну, был в свое время человек, семьей жил как полагается. А потом связался с одной бабенкой: маленькая, тощенькая, смотреть не на что. И присох… Не знаю, может, с секретом каким была. Двоих ребятишек бросил! Ну и мотался возле нее с год. А потом, видно, стала и она ограничивать его от питья. Так он собрал ее барахло и самую настоящую торговлю открыл. Взяли мы его тогда, хотели привлекать. И что вы думаете? Та матанька слезами выревела его: сама, говорит, ему все отдала, деньги нужны были. Хоть тресни, стоит на своем. А без пострадавшей какое уголовное дело?.. В те времена он и работал на заводе-то электриком, хорошим специалистом считался. Только все равно вытерпеть его не могли: выгнали за пьянку.
Алферову, видимо, не хотелось идти за Мартьяновым, поэтому он закурил и продолжал рассказывать о своем подопечном:
– А Вишняков наш, хоть и самый старый в горотделе, а про людей мало знает. Да и откуда ему, если сам нелюдим. Он же пенсии ждет – и все. У Кольки-то Мартьянова сейчас руки трясутся, ему щипцами провод и не поймать… Правда, на руку он не чист, все знают. Когда его с завода прогнали, он через какую-то родню устроился на лесосклад в леспромхозе. Там его уж как полагается застукали: пропили с дружком машину леса. Колька, если бы один завяз, не выпутался. А дружок его, шофер, мужик крепкий, взял да и возместил убыток. Документы на скорую руку состряпали, и вышло, что лес купили по закону. Так и миновал суда, хотя на работе после этого держать не стали… В общем, где ни появлялся – везде один конец. На зерноскладе последний случай был года три назад. За кражу мешка зерна привлекли. Так суд его на поруки общественности отдал!
– Ладно. Хватит мартьяновской биографии. Давай посмотрим на него в натуральном виде, – остановил Алферова Чернов.
Тот еще потоптался с минуту в кабинете и только потом со вздохом вышел.
…Николай Мартьянов вбежал в кабинет Чернова торопливо, как будто опаздывал. Он почтительно поздоровался, даже поклонился слегка и сел без приглашения у стола, всем своим видом выражая готовность к предстоящему разговору.
– Трясет? – спросил его Чернов.
– Трясет, – радостно признался Мартьянов, доверчиво хохотнув, словно надеялся, что ему нальют стаканчик для опохмелки.
– И часто так у тебя?
– Нет, – он приложил руку к сердцу. – Честное слово, только сегодня. И то не из-за себя. Всю жизнь, сызмалетства, привык в бане париться, а в вытрезвиловке без спросу ополоснули холодной водой. Ну, это еще можно стерпеть. А потом-то не под стеганое одеяло положили, а под простыню. Сразу и зачакал зубами, как будто к домовому в гости пришел. Теперь неделю не отогреться, честное слово! Господь спас бы от чахотки, а то копыта отброшу ни за что…
– Что ты тут антимонию разводишь, – не выдержал Алферов. – Каждый божий день пьешь.
– Так помаленьку же, Василий Васильевич, только и помуслю стакан, чтобы совсем-то не отвыкнуть, честное слово!
Чернов внимательно следил за ним, видя, как угодливость труса переплетается с хитростью проходимца, которому ничего не стоит прикинуться дурачком, а если не пройдет – расплакаться настоящими слезами. Ему противно было участвовать в этом дешевом спектакле, и он спросил его резко, со строгостью, исключающей всякое пустословие:
– Откуда у вас эти ботинки?
– Чего?! – вылупил глаза Мартьянов.
– Ботинки, которые надеты на вас, откуда, спрашиваю?
– Ах, ботинки!.. Ботинки… Так это же память о производственной деятельности на нашем Нижнесергинском металлургическом заводе, которому я отдал восемь лет своей трудовой жизни! Как ушел оттуда…
– Выгнали за пьянку, – поправил Алферов.
– Что вы сказали, Василий Васильевич? – осведомился Мартьянов.
– Рассказывайте, – подхлестнул его Чернов.
– Значит, как освободили меня там от обязанностей, я сначала их не носил, – показал он на ботинки. И объяснил: – А вот в данный момент маленько обеднял, так что совсем не до моды стало…
– Расскажите о своей выпивке позавчерашней со сторожем галантерейного магазина Епифановым, – не давал ему передохнуть Чернов.
– Обыкновенно.
– Что за причина была?
– Так разве по причинам выпивают? – спросил он, взглянув на Чернова. Но столкнулся с таким холодным взглядом, что поперхнулся и закашлялся. – Как вам сказать? От привычки все у меня: не могу в одиночестве и глотка проглотить, честное слово!
– Врешь, – констатировал Алферов.
– Да что вы меня позорите зазря, Василий Васильевич? Вроде бы на одной улице с вами живем, могли бы знать…
– Потому и говорю, – урезонил его участковый. – На нашей улице ни одной канавы не осталось, в которой бы ты не полежал. И всегда в одиночестве.
– Эх! – обиженно махнул рукой Мартьянов. – Зачем же мешать все в кучу? То, что, бывало, до дому не мог дотянуть, так ведь это от слабого здоровья: всю жизнь на тяжелой работе, надорвался уж. А что бы…
– Так расскажите все-таки о пьянке с Епифановым, – остановил его Чернов.
– Выпили, да и все. Давно не виделись, чего тут объяснять?
Мартьянов при разговоре поглаживал все время свои коленки, словно они болели у него. И вдруг Чернов заметил, что рука у него поранена.
– А где вы поранили руку? – спросил сразу же.
– Там же и поранил, у Епифанова, – ответил Мартьянов машинально, не вникая в суть вопроса.
– Каким образом?
– По нечаянности, ясное дело. Капусту эту, морскую, откупоривал. ножом, а он соскользнул. Вот и поранился немного…
– Не везет… – Олег Владимирович соображал, как похитрее проверить его.
А Мартьянов тут же ухватился за его слова:
– Всю жизнь не везет, честное слово! Да хоть бы из-за себя, так не обидно было. А то все по случайности…
– Вы почему все время ежитесь? Действительно мерзнете, что ли? – спросил его участливо.
– Сразу же сказал, – оживился Мартьянов, – что лихорадку схватил в вытрезвителе. – И пожаловался: – Что за порядки ввели: под простыню людей класть, как покойников в катаверной?
– Мы простудили, мы и вылечить можем, – сказал весело Чернов.
– А как? – весь обратился в любопытство Мартьянов.
– В больницу положим.