Страница 7 из 29
— Здорово… Это ты меня сюда специально привёл, да?.. Захотелось снять обувь, словно она и впрямь вошла в священный чертог. Ощущение тёплого, пружинящего под босыми ногами мха было удивительно приятным. Маша погладила вековую задумчивую ель, откинулась спиной к замшелому стволу…
— Ваня. — тихо позвала она, — иди ко мне… Это вправду было священнодействие — древнее, языческое и бессмертное. В мире не осталось ничего, кроме губ, жадно ищущих губы… кроме рук, крепко сомкнувших объятья… ничего, кроме двух тел, яростно и нежно стремящихся друг к другу… Потом в небо взлетел Машин крик. долгий, полный наслаждения и счастья. Она более не существовала сама по себе, её сознание растворилось в живых токах вселенной, её слуха коснулся голос земли, её дыхание слилось с дыханием елей, её душа стала светом солнца над лесом… Маша даже не удивилась, когда сквозь блаженную пелену, окутавшую разум, посередине полянки вдруг проявилось что-то радужно переливающееся, что-то похожее на коралловый куст. Строго говоря, похожее весьма и весьма отдаленно. Это таинственное нечто казалось вообще лишенным всякой формы, зыбким и расплывчатым, словно капелька чернил в воде, оставленная сбежавшим кальмаром…
Иван лежал рядом, раскинув руки и глубоко, свободно дыша. Маша ещё льнула, ещё прижималась к нему всем своим существом, но в ней уже пробудился исследователь. Она приподнялась на локте, вгляделась — и с удивлением обнаружила, что сухопутный коралл, играющий всеми переливами радуги, не есть плод её разгоряченного воображения.
— Что там?.. — сонно поинтересовался Иван и открыл один глаз. В этот момент он был очень похож на дремавшего возле печки кота: мягкий-мягкий, ленивый — ленивый… но когтищи для боя выпустить — один миг.
— Всё тебе расскажи, — отозвалась Маша.
Поднявшись, она подошла поближе к непонятному образованию. Оно было ей до колен высотой и светилось в полумраке мягким, завораживающим светом.
«Привези мне, батюшка, цветочек аленький…» — молодая женщина опустилась на корточки, чему-то улыбаясь и чувствуя себя, словно в детстве, на грани между сказкой и реальностью… Потом с замирающим сердцем коснулась радужного великолепия… Пальцы прошли насквозь, не ощутив сопротивления. Свечение, как по команде, погасло, сияющее разноцветье свернулось коричневой сферой, и та… без предупреждения растаяла в воздухе. Мир снова сделался обыденным и привычным, от сказочной фантасмагории осталась лишь серая, затейливо изогнутая веточка в Машиных руках. Увидишь такую на земле, даже не наклонишься. Она была в палец толщиной, тёплая на ощупь и казалась диковинным, неведомым науке живым существом. Тепло быстро уходило из неё — существо умирало.
«Ну вот… всё я испортила». На душе у Маши вдруг стало тяжело и скверно, будто случилось что-то непоправимо плохое.
— Ваня, — сказала она. — Пошли домой. Сердце легло в груди нетающей льдинкой, голова отказывалась думать, лишь память воскрешала смутные детские воспоминания о какой-то сказочной двери, запирающей дорогу к счастью.
— Есть, командир. — Скудин из опыта знал: женщину. испытавшую столь внезапную смену настроения, лучше не уговаривать и не убеждать. Да чёрт бы забрал совсем и комету, и дивный вид с макушки утёса — лишь бы слезы, блеснувшие на глазах у Марьяны, высохли и больше не появлялись. Ни о чём не спрашивая. Скудин поднялся, сладко потягиваясь, обвёл прощальным взглядом поляну:
— Спасибо, батюшка Леший, вот уж уважил… Бог даст, ещё наведаемся…
Они уже миновали завал у подножия тундры и вышли на берег недалеко от губы, когда погода буквально в минуты переменилась, что называется, на сто восемьдесят градусов. Небо на глазах затянули низкие, набухшие влагой тучи, шквал вздыбил озеро злой высокой волной, зашумели, забились листья, опустили лапы стрельчатые ели. Солнечный день померк, на землю опустился полумрак, нарушаемый то и дело всполохами близких молний — на «геотермалъную аномалию» стремительно надвигалась гроза. Так здесь часто бывает. У метеорологов с геофизиками, понятно, свои толкования, но спросили бы лучше местных жителей — уж те бы им всё как есть объяснили. Знают ибо, сколь плохи шутки с Пьеггом-ольмаем, повелителем ветров! Может вдруг развести волну и мигом потопить рыбацкие лодки, может пригнать невесть откуда чудовищные тучи и побить всё на земле градом. Может и Айеке-Тисрмеса, Бога-громовержца, позвать" чтобы тот напустил страху на род людской… Всё здесь во власти духов — и лес, и вода, и погода!
— Сейчас брызнет. — Непроизвольно вздрогнув от близкого разряда, Скудин глянул на фиолетовое небо и махнул рукой в сторону губы:
— Ну-ка, ноги в руки! Авось под ёлкой пересидим…
Голубые ёлки в самом деле были пышные, пушистые, шатрами: не очень-то промочишь даже и грозовым ливнем. Вот только добраться туда Скудину с Машей было не суждено.
…Ещё не договорив, Иван неосознанно, на уровне инстинкта ощутил за спиной опасность. Рефлексы, условные и безусловные, сработали безошибочно — он резко отпрянул и выбросил ногу — стремительно, с концентрацией. И не напрасно, как оказалось. Нападающий, бесом выскочивший из-за камня, получил болезненный удар в пах, с воплем скрючился и упал ничком наземь. В навалившемся на озеро сизом полумраке он показался Ивану необыкновенно рослым, широкоплечим и массивным. А если судить по отдаче в опорной ноге…
— Беги, Маша!
Это аксиома: если на вас с подругой напали, пускай подруга бежит. Марина никакого понятия не имела о правилах боя; Скудин попросту отшвырнул её прочь, краем глаза уже зафиксировав второго супостата, такого же амбалистого, как и первый. «Вот хрен, да откуда ж вас нанесло?..» Увернувшись от прямого в челюсть, Иван приласкал супротивника локтем, от души добавил коленом, зашёл за спину… и тут же получил чувствительный удар от третьего агрессора — в голову. Хорошо хоть, увидел в последний момент и успел закрыться плечом, но темп всё-таки потерял. Третий, выкрикнув, сделал выпад ногой. Сильный пинок в живот швырнул Скудина навзничь, но упругие мышцы без труда выдержали удар — пока перекатывался, успел даже чуть перевести дух и без суеты осмотреться на местности, «Сколько вас тут, сволочей?..»