Женщины и преступность

Вероника насторожилась. И пока соображала, что она будет делать: звать на помощь или ждать

ЖЕНЩИНЫ И ПРЕСТУПНОСТЬ молча, незваный посетитель отворил дверь. Она распахивается, и на пороге... стоит Лена.

"Лен, это правда ты или мираж?" - глазам не поверила Вероника.

"Я, подруга, действительно - я".

И Веронике было от чего сомневаться. От былого обличия подруги мало что осталось. Перед ней была уставшая, даже измученная женщина. Под ввалившимися глазами - синяки. Видок у нее - в гроб краше кладут. Лицо неестественно бел"Й.

"Что это с тобой? Смотреть страшно"

"Съездила бы со мной в Вашингтон, тоже не лучше бы выглядела".

Лена рассказала о своих последних злоключениях. Как оказалось, в Вашингтоне ее сразу отвезли в офис. Вместо приятного шефа с ней разговаривали два каких-то свирепых бугая. Диалог велся в основном на языке жестов. Завели в комнату. Усадили за стол. Один подошел сзади. Схватил за волосы и лицом - в столешницу: "Читай, сука, и подписывай".

"И как думаешь, что в этой бумаге было?"

"Понятия не имею".

"Договор долговой, что якобы я должна фирме 40 тысяч долларов".

"За что?"

"Вот и я примерно так спросила. А мордоворот этот меня снова - об стол. У меня кровь из носу пошла. Несколько капель аккурат на договор угодили. Тут они рассвирепели уже оба. Бить меня принялись очень больно. Все по лицу и по голове. Профессионально работали. Живот не трогали, берегли, гады..."

Дальше Вероника узнала, что по предварительОказывается, исходя из этого, была выведена сумма на договоре, который заставляли ее подписать. Продажная цена усыновляемого ребенка колебалась так: мальчик - 50, а девочка - 40 тысяч долларов.

"Держали меня в этой комнате почти сутки, пока я не сломалась и не подписала бумагу, что должна фирме кучу баксов, 40 тысяч. Потом один мордоворот забрал бумагу с моей подписью, а другой и говорит: "Сразу надо было так делать. Меньше неприятностей - себе и нам. А теперь тебя отвезут назад. Не вздумай рыпаться и чтонибудь со своим плодом учудить. Случится что с ребеночком, по этой расписочке с тебя и твоих родственников все и взыщется. Все обойдется хорошо - вернешься домой и об этой бумаге никто не вспомнит. Она у нас останется, на всякий случай, как письмо гарантийное". И оба заржали...

"Ну ты, Ленка, даешь, - только и выговорила Вероника. - Столько пережить..."

"Теперь-то что жалеть. Раньше думать надо было. Это даже хорошо, что ты о деньгах не заикалась. Сиди, Вероника, и не рыпайся. А то кабы не пришлось мой путь повторить. Только имей в виду, что с тебя будут требовать уже 50 тысяч..."

Тут за входной дверью опять раздался шум. Кто-то пришел. Ленке срочно пришлось маскироваться в шкафу с одеждой. Вероника прикинулась задремавшей, даже уронила книгу на живот. В комнату вошла Геня.

"Как ты тут?"

"Что? - как бы спросонья, потянулась Вероника. - Ой, Геня..."

"Ты тут одна? - Переводчица, словно собакаищейка, стала обследовать комнату. - Никто не

ЖЕНЩИНЫ и ПРЕСТУПНОСТЬ

"Ой, я даже не слышала, как ты вошла, - продолжала ломать комедию Вероника. - Задремала немного. А кто прийти-то должен?"

Геня осмотрелась вокруг, заглянула в ванную комнату, вроде как руки помыть. Потом вернулась. Но явно было заметно, что она чем-то взволнована. Чем именно, она так и не сказала. Вместо этого уселась к телефону, набрала какой-то номер и стала что-то говорить. Понять ее было невозможно. Но и без этого причина столь внезапного ее появления была известна.

Закончив разговаривать по телефону, Геня еще раз заглянула в ванную и туалет. Потом включила телевизор и просидела так около двух часов. А все это время Лена, скрючившись, находилась в шкафу... Ее присутствие так и не было обнаружено.

Когда наконец Геня ушла. Вероника открыла шкаф.

"Ой, подруга, вытаскивай меня отсюда, - простонала Лена, - и помоги, пожалуйста, разогнуться..."

Время шло. Подругам удалось встретиться еще несколько раз. Но теперь они строго соблюдали конспирацию. Знали ли об этом тюремщики? Возможно, догадывались, но с поличным, как говорится, поймать так и не смогли.

Лену трижды после той страшной экзекуции возили на прием к психотерапевту, видно, опасались за ребенка, и было подозрение на изменение состояния ее собственной психики. Вообще с этим было строго. Веронику тоже возили дважды. Чтото там не понравилось, или отклонение какое обнаружилось от нормы. Но все обошлось.

- Вы были не приеме у психотерапевта? - Это уже сейчас, в России, Вероника засомневалась. - Но мне говорили, что именно у него. Он очень дотошно выспрашивал, а сама ли я и по доброй ли воле отказываюсь от своего ребенка и передаю его для усыновления другим людям?

Такая процедура состоялась еще и в третий раз, но после родов. Вопросы задавались на английском, а Геня переводила их и ответы тоже. Не обошлось без казусов. Например, разговор с врачом проходил так.

"Какая сегодня погода?" - спрашивает он.

Вероника отвечает, а Геня переводит.

Следует еще несколько банальных вопросов, а потом; "В каком вы городе сейчас живете?"

- Я отвечаю, что не знаю, - говорит Вероника. - Я действительно не знала. А Геня переводит, что в - Лафайете. Он так и пишет...

- Выходит, она переводила только выгодную ей информацию? - спрашиваю ее.

- Скорее всего, так и было. И вообще, на мой взгляд, все эти визиты были пустой формальностью, не больше. Но для них, очевидно, формальностью важной. Психотерапевт составлял какойто документ. Потом я его подписывала. Что-то подобное пришлось подписывать потом еще вместе с моим, адвокатом. С ним вместе подготовили и подписали целую кипу бумаг по усыновлению. Тоже формальность, но, выполнив ее, я все пути назад обрубила...

В военном госпитале

Когда подошло время рожать, Веронику отвезли в военный госпиталь. Сопровождала ее уже не Геня - а тоугая пепеволчиття. И мпжнп г-к-ячятт, что ей повезло. У нее с новой сотрудницей странной фирмы по усыновлению сложились достаточно теплые отношения. Она даже сама намекнула Веронике, что за плату у них практикуется скрытая съемка, мол, можно купить отдельные фото, которые будут заказаны: матери-роженицы, новорожденного, новых родителей и т, п.

"Если хочешь, - говорит, - могу тебе это устроить. Но об этом никто знать не должен. Это - только между нами".

"Как здорово. Я очень хотела бы иметь фотографии. Только во сколько это мне обойдется?"

"Мелочь, долларов 150".

Вероника достала деньги из того самого пакетика, который вручил Ден. Потратить их пока было не на что и негде. Она отдала американке две сотенные бумажки. Та вернула сдачу и говорит: "Фото получишь при выписке из госпиталя. Здесь у тебя кто-нибудь их может увидеть - будут неприятности. Лучше не рисковать..."

"Хорошо, - согласилась с ее доводами Вероника. - Но это без обмана?"

"Как можно? - возмутилась переводчица.

Это тоже мой бизнес. А бизнес идет только тогда, когда есть честность и доверие к партнерам".

Наконец приблизилась кульминация всей этой истории - роды. На них пригласили еще двух переводчиков. Наверное, чтобы ошибки какой-либо не произошло, чтобы каждый крик роженицы переводился точно, без искажений. Еще - сделали обезболивающий укол. Как оказалось, очень дорогой. Но это по нашим меркам, конечно. А по американским вполне приемлемый. Стоил он около двух тысяч долларов.

- И кровать у них не такая кушетка, как у нас, - почти с восхищением рассказывала Вероника. - Это - целое сооружение с кучей кнопок и электроники...

Короче, после укола у меня пропала чувствительность нижней части тела. Боли какой-то при родах я не чувствовала. Не ощущала и схваток. Все прошло быстро. Услышала только детский крик: "А-а-а". Мне тут же дали подержать моего сыночка. Точнее, просто положили его на грудь. Дали возможность ощутить его вне материнской утробы. Потом забрали. Тут же его взвесили, измерили и унесли куда-то...