Страница 2 из 6
- Да, - он осторожно покашлял, покивал, соглашаясь с ней, хотя не совсем сейчас, верил тому, что она имела в виду только лишь детей, когда говорила, что расплескала свое счастье. - К сожалению, мне это не доступно. Я имею в виду - такой вид, вернее, такая разновидность счастья.
-- Тебя твой тон не утомляет?
- А что? Помолчать?
- Шут гороховый.
- Ну и что? Лучше шут, чем все остальное.
- Что именно?
- Например, негодяй, или взяточник, грязная личность, бесчестный человек, трус... Много чего. В этом ряду шут - звание почетное.
- В этом ряду. То-то и оно, что только в этом ряду.
- Ладно, - сказал он несколько раздраженно, что не укрылось от ее внимания. - Давай поменяем тему.
- Я знаю, почему ты все время стараешься отшутиться, - сказала она вдруг с большей серьезностью, чем собиралась, и, только высказавшись, закончив свою мысль, поняла, что допустила ошибку, не следовало так говорить - получалось, будто она выговаривала ему, обвиняла, не имея на это ни малейших прав.- Это маска такая, твоя всегдашняя маска, ты все время прячешься за нее от настоящей жизни. По крайней мере, когда я тебя знала, ты был именно таким, только я не понимала этого, а теперь знаю. Все шутил, паясничал... Будто боялся замолчать и задуматься - а что дальше, что будет потом? Жил сегодняшним днем... А теперь, видимо, за долгие годы эта манера сделалась уже укоренившейся твоей привычкой. Или тебя опять угнетают вопросы, которые ты хочешь скрыть под маской шутливости, как тогда?
- Теперь уже нет, - сказал он просто, ничуть не удивившись этой ее неоправданной вроде бы вспышке. - Теперь меня вопросы не угнетают...
Снов возникло молчание.
- Знаешь, сказала она, и на этот раз голос ее зазвучал удивительно тепло и мягко, - мне почему-то кажется... Может, я не права... но...
- Давай, говори побыстрее, пока не забыла.
- ... кажется, что теперь у меня в жизни... у нас в жизни, - поправилась она поспешно, - и у тебя, и у меня... должно что-то измениться... Разве нет? По крайней мере, у меня такое ощущение, - она поколебалась, сказать, или нет это слово, что вертелось на языке, и решительно закончила, - четкое ощущение.
Он слегка усмехнулся.
- Пожалуй, мне тоже хотелось бы верить в это, - сказал он. - Мне хотелось бы, чтобы настали какие-нибудь изменения. Я не говорю - к лучшему, потому что это не требует уточнений, любые изменения, в моей жизни теперь могут произойти только к лучшему, потому что хуже не бывает.
- Мне кажется, ты слишком уж...
- Ладно, пусть я перегнул, согласен... Но, знаешь, так все осточертело...
- Вот-вот... - подхватила она с печальной готовностью.
И опять возникло молчание, но на этот раз уже что-то вроде теплого ветерка обдало их, они открыто улыбнулись друг другу.
- Сказал бы нам кто-нибудь тогда, что через тридцать пять лет мы повстречаемся, - проговорила она, качая головой - невероятно...
- Конечно, мы бы тогда не поверили хотя бы потому, что
и не собирались расставаться, чтобы встретиться через тридцать
пять лет...
- Не надо об этом, - попросила она тихо.
- Ладно, - сказал он и продолжал. - Тогда мы не могли мыслить такими категориями, как десятилетия. Мы были молоды... И как всяким молодым людям нам казалось, что тридцать пять лет это неизмеримо много в человеческой жизни, что через такой огромный срок мы будем дряхлыми стариками, если только доживем...
- Старенькими-старенькими, - сказала она. - Впрочем, и старость не за горами... Я всегда боюсь о ней думать... В последнее время часто приходят в голову мысли о старости, я отгоняю их, не хочу думать, боюсь...
- Бойся не бойся, а тут уж ничего не поделаешь, - сказал он и заметив, как она зябко повела плечами, под, пуховым платком, спросил: - тебе холодно?
- Немножко, - она виновато улыбалась, будто признаваясь
в том, что в квартире у него холодно, она тем самым, сама того не
желая, укоряла его. - Я в последнее время что-то часто простужаться стала.
- Ноябрь, а не топят, - проворчал он. - Ничего странного, что простужаешься. Возьми, - он протянул ей, достав из заскрипевшего дверцей шкафа телогрейку-безрукавку, надень, здесь прохладно.
Она зарделась, смущенно и благодарно, как молоденькая
взяла телогрейку, накинула на плечи.
- Привыкла к печке, - сказала она извиняющимся тоном. - Хорошее дело газовая печь, когда хочешь - зажигаешь. Благодать... - она сладко зажмурилась на миг, чуть вытянув в кресле ноги, словно вытягивала их поближе к воображаемой печи.- В этом отношении жить в старых домах гораздо удобнее. Они более приспособлены для пожилых людей,.. Не зависишь от кочегарки, - она кинула взгляд за окно, на улицу. - Да и шумно тут у тебя. Голова может разболеться. Непривычно... Я живу в тихом районе... Очень тихая улица... Рядом - скверик уютный, маленький, летом можно посидеть, подышать свежим
воздухом...
Он смотрел на нее, и все старался вспомнить, какая она была тогда, тридцать пять
лет назад, внимательно наблюдал за ее жестами, манерой говорить, думая, а вдруг на какой-то миг покажется та, другая, юная, которую он любил и которую так ; надежно позабыл уже давно, но ничто в ней не помогало ему вспомнить ее, молодую, и он бросил это бесполезное занятие.
- Привык я к шуму, - проговорил он. - Поначалу, помню, как переехали сюда, раздражал меня уличный шум, спать не мог. А теперь ничего, привык... Не замечаю,
Она отпила глоток остывшего чая из чашки, что держала на коленях, обвела взглядом потускневшие обои на стенах, бессознательно ища фотографию его жены, но на стенах ничего не было, совершенно голые стены.
- Как странно, - произнесла она задумчиво.
- Что? - спросил он и, не дождавшись ответа, повторил свой вопрос. - Что странно?
- А разве нет? Ни разу не виделись за~ все эти годы, и вот на тебе повстречались...
- Счастливая встреча, он улыбнулся. Он хотел это сказать в шутку, по своему обыкновению, развить эту шутку дальше, сыронизировать насчет того, например, что вечно ему вот так вот везет на счастливые встречи раз в тридцать пять - сорок лет, постоянно, мол, с такой периодичностью выпадают на его долю счастливые случаи, хотел выделить голосом, дать понять, что это именно шутка, но голос вдруг, независимо от него, прозвучал серьезно, стал как бы неуправляемым на миг, подвел его, сорвав его благие намерения отшутиться, даже как-то слишком серьезно и Многозначительно прозвучала фраза, и он тут же осекся, а серьезно сказанная фраза эта так и осталась висеть в воздухе, и, Кажется, очень ей понравилась.