Нонсенс

- Не говори глупостей, - отрезала Зарифа, но в глазах ее до того, как она решительным голосом произнесла эту фразу, засветились золотистые искорки, и они говорили Кязыму куда больше, чем слова.

Кямал, видимо почувствовав затылком взгляд деда, обернулся и подмигнул ему.

- Дедушка, будь готов, - сказал он.

- К чему? - не понял Кязым.

- Ко всему, - таинственно ответил Кямал и еще раз хитро подмигнул.

- Это верно, - вздохнул Кязым и, дождавшись, пока они поехали вниз на лифте, закрыл дверь. Когда щелкнул замок захлопнувшейся двери, у него вдруг появилось странное ощущение нереальности визита дочери с внуками к нему и какой-то болезненной незавершенности всего окружающего.

Совершенно неожиданно пришла блестящая мысль (как обычно и любят они приходить), и была она до того простая, к тому же просто осуществимая, что Кязыма обожгла летучая радость от того, что наконец-то решение так сильно мучившего его вопроса найдено. Впрочем, позднее было и легкое разочарование слишком долго и мучительно шел он к такому простому, чтобы не сказать, примитивному, решению своей, засевшей в голове, навязчивой идеи. Уже потом, спокойно взвешивая все практические стороны своей задумки, Кязым стал понимать, что претворение его идеи потребует немало сил и труда. Нужно было посовещаться со знающими людьми, со специалистами. А для этого прежде всего нужно было найти таких людей. Что и было сделано в кратчайший срок Кязымом, привыкшим к оперативности во всех делах.

- Прежде всего следует осмотреть место, - сказал ему один молодой архитектор, с которым Кязыма познакомили друзья. - Многое зависит от места. Иное место своим своеобразным рельефом и окружением само довольно точно указывает решение. Тут фантазировать нельзя, надо привязывать к месту, - со знанием дела, изо всех сил стараясь казаться солиднее и значительнее, чем он был на самом деле, говорил молодой архитектор, и, узнав, что пресловутое место, не сходившее с его языка, еще даже не присмотрено, ужаснулся: - Как! Это же надо делать в первую очередь. В противном случае и начинать не стоит...

- Ты не волнуйся, сынок, - успокоил его Кязым, - место я тебе найду великолепное, можешь не сомневаться. Клянусь честью!

- Не мне, а вам, - поправил его молодой человек, суеверно дернув себя за мочку уха и, кажется, немного обидевшись.

- Себе, конечно, себе, - добродушно поправился Кязым, коротко хохотнув, я в том смысле, что место тебе для работы.

- Понятно, - кивнул архитектор, тоже улыбнувшись, желая показать, что нисколько не обиделся, все-таки нечасто человеку, всего лишь три года назад окончившему институт и пока ничем не проявившему себя, как специалист, может повезти на такую крупную халтурку: есть возможность, если услужишь, хапнуть у старика столько, сколько в своем проектном институте получаешь за полгода - не шутка!

- В ближайшие дни отыщется такое место, будь уверен, - продолжал Кязым. Я слов на ветер не бросаю. Если дня через три-четыре не приглашу тебя смотреть место, клянусь честью - имя себе поменяю!

- Да что вы, - промямлил молодой человек, испуганный таким неожиданно яростным деловым напором старика, - я верю, верю...

- Вообще-то, - подумав немного, сказал Кязым, -> есть, конечно... Как не быть, сам понимаешь. Старое... Ну, одним словом, уже заселенное. Но мне оно не нравится, тесновато. Знаешь, я с молодых лет, вот как ты примерно был, привык к размаху, простору, душа не терпела тесноты... Там, где тесно, темно, нельзя руками вволю намахаться, там я задыхаюсь. Такой у меня характер, клянусь тебе. Поэтому я и не принимаю ту тесноту, а приищу что-нибудь более подходящее, так сказать, отвечающее душевному складу... А? Я прав или нет?

- Безусловно, вы правы, - с готовностью откликнулся молодой архитектор. Человеку вашего масштаба, безусловно, необходимы простор, широта...

- Безусловно, говоришь? - хитро прищурился на него Кязым. - Что же. Это так. По мне чувствуется это, я знаю. С молодости я такой. Все видели во мне широкую натуру. И гульнуть любил с друзьями, причем - заметь себе - никогда никому в своем присутствии не позволял платить. В моем присутствии - нет. Подожди, пока я выйду, тогда плати на здоровье. Ха-ха-ха! Шучу! Да и работы никогда не боялся. Работал в молодости - да почему только в молодости? - до самого последнего дня, до выхода на пенсию работал, как вол. И бог меня не забывал. Вознаграждал. Сказано: трудись и воздается тебе. Так-то. Широта, что и говорить, свойственна моей натуре. Я не случайно об этом заговорил: надо будет учесть при работе.

- Это уже не по моей части, мое дело маленькое, - сказал архитектор, но тут же спохватился, что ляпнул глупость, и, не желая умалять своей доли работы, добавил: - То есть мне тоже придется порядком попыхтеть, но то, что вы говорите, к моей части работы не относится...

- Я тебя, сынок, понял, - Кязым поглядел на него так, что молодой человек почувствовал себя не очень уютно, - но потому и говорю тебе, чтобы передал мои слова тому, к кому они относятся. Хотя будет время и с ним поговорить.

- Конечно.

- Только ты с этим не тяни, найди мне хорошего специалиста, и побыстрей. Я в ваших делах не очень силен и потому доверяю это тебе. Но смотри - хорошего. Предупреждаю: наведу справки.

- Ну, о чем речь, - возмущенно, но как-то осторожно, заискивающе возмущаясь, пожал плечами архитектор. - Конечно, хорошего найду. Зачем мне вас обманывать?

- Найдется зачем, - проворчал Кязым. - Вдруг захочешь дружка своего пристроить к выгодному дельцу, а он окажется как специалист - пустое место, ноль? У меня такие штучки не пройдут. Заранее предупреждаю - не пройдут. Разных там именитых и маститых не надо. Да и сами не захотят... Ну и черт с ними. Только чтобы парень был толковый, дело свое хорошо знал. Понял?

- Понял, - кивнул молодой человек, - не беспокойтесь. Все сделаем в лучшем виде.

- Посмотрим, - сказал Кязым, перстнем со своими инициалами почесывая переносицу.

Этот разговор происходил во вторник, а уже в воскресенье они втроем: Кязым, архитектор и немолодой, толстый, с одышкой скульптор (странно, но Кязыму казалось, что тоненький, несерьезный с виду архитектор приведет дружка себе под стать, а тут вполне солидный гражданин, даже с одышкой, что еще выше поднимало его солидность в глазах заказчика) поехали смотреть место, которое Кязым облюбовал в селении Маштаги.

- Не люблю города, - говорил Кязым в машине. - В селениях гораздо просторнее. Да и уладить формальности намного легче, здесь ублажишь, там нажмешь, глядишь, если надо, живого похоронят. Ха-ха-ха!.. А в городе то же самое, но волынку будут тянуть, пока человек на самом деле не скончается, клянусь честью, и тогда все будет самым законнейшим образом... Но тогда уже неинтересно... Ха-ха-ха! - загрохотал он, тряся своим большим животом, чуть не упиравшимся в руль.

Они вышли из машины, прошли в глубь кладбища и шагов через двести остановились почти в центре его, раскинувшегося широким четырехугольником, усеянным торчащими надгробиями под хмурым, похоронным, под стать, месту, небом.

- Вот здесь, - широко улыбаясь, будто после долгого отсутствия наконец-то узрел родной дом, объявил Кязым, кивая головой архитектору и скульптору на выбранное им место, отвоеванное большими усилиями и трудом.

- Чудесное место, - сказал архитектор, и Кязым еще шире расплылся в улыбке, словно похвалили нечто, созданное его собственными руками. - А какой здесь воздух! - воскликнул он, не замечая удивленных взглядов.

- И как только вам это удалось? - хмуро проворчал скульптор, зябко поеживаясь в потертом пальто, и непонятно было, чем он недоволен.

Кязым мельком - в который раз - глянул на поношенное пальто скульптора и отметил про себя, что, видимо, несмотря на всю его кажущуюся солидность, скульптор этот не из самых почитаемых будет. Ну да бог с ним, тут же присовокупил в мыслях Кязым, лишь бы дело свое знал. Архитектор широкими, энергичными шагами ходил вокруг доставшегося Кязыму места, осматривал его со всех сторон, примеривался, что-то записывал себе в книжечку, прищуривался на ближние могилы, на иные с такой откровенной злостью, как бы намереваясь своим взглядом стереть их с лица земли. Верно, они ему мешали. Но тут ничего уж не поделаешь, он прекрасно понимал, что даже Кязым с его почти фантастическим умением все устраивать был в данном случае бессилен. Могилы были самые разнообразные - от дешевых с простым серым камнем в изголовье покойника до мраморных плит с начертанными на них датами, портретами, прощальными словами, непонятно для кого предназначенными: самому покойнику они вряд ли понадобятся, посещавшим могилу родным очень скоро начинают мозолить глаза (слова - всего лишь слова, не больше), получалось, что предназначены они для чужих, приходящих в сию обитель печали.., Быстро осознав это, скульптор стал знакомиться с текстами на ближайших плитах, потом, оставаясь по-прежнему хмурым, подошел к Кязыму и, глухо кашлянув, сказал: