Зола

14

– Следствие закончено, и обвинение против тебя возбуждено не будет, сказала Вике женщина-следователь. - Ты признана невольной свидетельницей, не более того. Но я все-таки выскажу тебе личное мнение: микрочастицы твоих перчаток на рукоятке ножа появились не "всего лишь оттого", что Станислав хвастался тебе ножом и дал подержать в руках. Это ты нанесла смертельный удар ножом в горло, у Станислава вряд ли хватило бы времени. Я знаю, что это нельзя доказать, но я считаю тебя убийцей и буду пристально следить за тобой. Ты ещё попадешься.

– Вы неправы, - ровным голосом сказала Вика, глядя следовательнице в глаза. - Если бы я знала, какой он бешеный... И если бы я знала, что у него есть пистолет... Это было... Я до сих пор не могу прийти в себя от ужаса, как вспомню... Мы... он ухаживал за мной, и мы целовались... По-моему, этот мужик что-то съязвил насчет "лижущихся щенят", я ведь вам говорила... Стасика всего перекосило и, когда он выхватил пистолет и стал стрелять... Мне казалось, я сама умру на месте, честное слово...

Женщина пристально поглядела на Вику и опустила взгляд к своим бумагам.

– Можешь идти, - сказала она, не поднимая глаз.

Выйдя из прокуратуры, Вика поехала на вокзал. Там она взяла сумку из ячейки в камере хранения, в женском туалете отсчитала себе тысячу долларов, сумку с остальными деньгами убрала в другую ячейку. Поменяв сотню в одном из ближайших "обменников" - она успела выучить, в каких из них и в самом деле не требуют паспортов (с налогами, видно, чуть-чуть мухлюя, но это её не касалось), она первым делом купила себе таксофонную карточку и позвонила из таксофона с плотно закрывающейся дверью. Номер телефона был у неё заранее помечен в газете рекламных объявлений, которую Вика вытащила, всю смятую, из кармана дубленки.

– Здравствуйте, - сказала она. - Это у вас гарантируется полная анонимность и секретность? Мне надо провериться на беременность - и, если я беременна, то сделать мини-аборт. Да, так, чтобы утром подъехать, а вечером быть дома. Да, это мне по карману.

15

Труба дымила.

Над Стасиком основательно поработали специалисты по приведению покойников в должный вид. Следы глубоких ран были почти незаметны на его лице, тем более, в достаточно тусклом освещении. Только если приглядеться, можно было сообразить, что на лице слишком много розовой краски, типа крем-пудры.

Выражение его лица было спокойным и безмятежным. Лишь в первых сполохах пламени оно немного изменилось - а как оно менялось дальше, никому было увидеть не дано.

Дым над трубой на мгновение сделался гуще, а потом, опять-таки на мгновение, порозовел в проглянувшем луче закатного солнца.