Страница 28 из 43
— Два отправил на анализ. Никто не смог выяснить, из чего они. Над третьим я вожусь сам в своей лаборатории, когда не кривляюсь перед публикой.
— Ты возишься… Зачем?
— Я расту, Джиз, — мягко произнес Фойл. — Не трудно сообразить, что именно это нужно Престейну и Дагенхему.
— Как ты поступил с остальными зернышками?
— Они в надежном месте.
— Они не могут быть в надежном месте. Не может быть надежного места. Не знаю, что такое ПирЕ, но мне известно, что это дорога в ад. Я не хочу, чтобы по ней пошел Саул.
— Ты так его любишь?
— Я так его уважаю. Он первый человек, который показал мне, что стоит перейти под чужие знамена.
— Джиз, что такое ПирЕ? Ты знаешь.
— Догадываюсь. Я сопоставила все известные мне факты и слухи. И у меня появилась идея. Но я не скажу тебе о ней, Гулли. — Ее лицо осветилось яростью. — На этот раз я бросаю тебя. Оставляю тебя беспомощным и во мраке. Испытай, каково это, на собственной шкуре. Насладись!!
Она вырвалась и побежала по зале. И в этот момент упали первые бомбы.
Они шли, как метеоритный поток, не столь многочисленный, но куда более смертоносный, чем он. Они шли на утренний квадрант. На ту сторону земного шара, которая находилась на границе между светом и тьмой. Покрыв расстояние в четыреста миллионов миль, они столкнулись с Землей.
Их космической скорости противостояло быстродействие земных военных компьютеров, за микросекунды обнаруживших и перехвативших новогодние подарки с Внешних Спутников. Рой ослепительно ярких звезд вспыхнул в небе. Это были бомбы, детонированные на высоте пятьсот миль над их целью.
Но так тонка была грань между скоростью атаки и скоростью обороны, что многие из бомб все-таки прорвались к земле. Невидимые траектории завершились титаническими сотрясениями.
Первый атомный взрыв, уничтоживший Ньюарк, резко встряхнул особняк Престейна. Стены и пол свели странные судороги. Гости повалились на роскошную мебель и друг на друга. Удар следовал за ударом. Почва содрогалась от землетрясений. Оглушающие, леденящие душу взрывы, неестественно бледные вспышки лишали людей рассудка, оставив лишь голый, примитивный ужас обезумевших животных, в панике вопящих, спасающихся, бегущих. За пять секунд новогодний вечер у Престейна из изысканного приема превратился в дикий хаос.
Фойл поднялся с пола. Посмотрел на сплетенные, извивающиеся тела на паркете. Заметил пытающуюся освободиться Джизбеллу. Сделал шаг вперед и остановился. Вокруг продолжало грохотать. Он увидел ошеломленную и раненую Робин Уэднесбери, еле поднимающую голову. Сделал шаг к ней, но снова остановился. Он понял, куда должен сейчас идти.
Фойл ускорился. Грохот и молнии обратились вдруг в скрежетанье и мельтешенье. Конвульсии землетрясений стали волнообразными покачиваниями. Фойл перерыл весь колоссальный дворец, пока, наконец, не нашел ее в саду, стоящей на мраморной скамье. Мраморная статуя для его ускоренных чувств… статуя экзальтации.
Он замедлился. Ощущения скачком вернулись в норму. И снова он был оглушен и ослеплен.
— Леди Оливия, — окликнул Фойл.
— Кто это?
— Паяц.
— Формайл?
— Да.
— Вы меня искали? Я тронута, воистину тронута.
— Вы с ума сошли… Стоять здесь, на открытом месте… Молю вас позволить мне…
— Нет, нет. Это прекрасно… Великолепно!
— Позвольте мне джантировать с вами в какое-нибудь укрытие.
— А, вы представляетесь себе доблестным рыцарем в доспехах? Благородны и преданны… Это вам не подходит, мой дорогой. У вас нет к этому склонности. Вам лучше уйти.
— Я останусь.
— Как влюбленный в красоту?
— Как влюбленный.
— Вы все так же утомительны, Формайл. Ну, вдохновитесь! Это Армагеддон… Расцветающее Уродство… Расскажите мне, что вы видите.
— Немногое, — начал он, оглядываясь и морщась. — Над горизонтом свет. Стремительные облака света. А выше… сияние. Словно переливаются огоньки новогодней гирлянды.
— О, вы так мало видите своими глазами… Представьте, что вижу я. В небе раскинулся купол. Цвета меняются от темного привкуса до сверкающего ожога. Так я назвала открытые мне краски. Что это может быть за купол?
— Радарный экран — пробормотал Фойл.
— И еще… громадные копья света, рвущиеся вверх, покачивающиеся, извивающиеся, колеблящиеся, танцующие. Что это?
— Следящие лучи. Вы видите всю электронную систему обороны.
— Я вижу и летящие бомбы… резкие мазки того, что вы зовете красным. Но не вашего красного — моего. Почему я их вижу?
— Они нагреты трением о воздух, но инертная свинцовая оболочка для нас бесцветна.
— Смотрите, вам гораздо лучше удается роль Галилея, чем Галахада. О! Вот одна появилась на востоке. Следите! Падает, падает, падает… Ну!!
Яркая вспышка на востоке доказала, что это не плод ее воображения.
— Вот и другая на севере. Очень близко. Очень. Сейчас! Земля всколыхнулась.
— И взрывы, Формайл… Не просто облака света — ткань, плетенье, паучья сеть перемешавшихся красок. Так прекрасно, будто изысканный саван.
— Так оно и есть, леди Оливия, — отрезвляюще заметил Фойл.
— Вы боитесь?
— Да.
— Тогда убегайте.
— Нет.
— В вас сидит дух противоречия.
— Не знаю. Я испуган и тем не менее не уйду.
— Вы нагло выкручиваетесь. Бравируете рыцарской отвагой? — Хрипловатый голос зазвучал язвительно. — Только подумайте, Галахад… Ну сколько времени нужно, чтобы джантировать? Через считанные секунды вы можете быть в Мексике, Канаде, Аляске. В полной безопасности. Там сейчас наверняка миллионы людей. В городе, вероятно, никого кроме нас и не осталось.
— Не каждый может джантировать так далеко и так быстро.
— Значит, мы последние из тех, кто идет в расчет. Почему вы не бросите меня? Ведь меня скоро убьют. Никто не узнает, что вы струсили и задали стрекача.
— Дрянь!
— Ага, вы злитесь. Что за грубый язык. Это первый признак слабости. Почему же вам не применить силу и в моих же интересах унести меня? Это был бы второй признак.
— Будь ты проклята!
Он подступил к ней вплотную, яростно сжав кулаки. Она коснулась его щеки холодной спокойной рукой. Фойл снова ощутил электрический удар.
— Нет, слишком поздно, мой милый, — тихо произнесла она. — Сюда летит целый рой красных мазков… ниже, ниже… ниже… прямо на нас. Нам не спастись. Теперь — быстро! Беги! Джантируй! Возьми меня с собой. Быстро! Быстро!
Он схватил ее. — Дрянь! Никогда!
Он сжал ее, нашел мягкий коралловый рот и поцеловал. Он терзал ее губы и ждал конца.
Ничего не произошло.
— Надули! — воскликнул он.
Она рассмеялась. Фойл вновь поцеловал ее, и, наконец, заставил себя разжать объятья. Она глубоко вздохнула, затем снова засмеялась, сверкая коралловыми глазами.
— Все кончено, — сказала она.
— Ничего еще не начиналось.
— Ты имеешь в виду войну?
— Войну между нами.
— Так пусть же будет война! — неистово проговорила она. — Ты первый, кого не обманула моя внешность. О, боже! Скука обходительного рыцарства и сладенькая любовь к принцессе. Я не такая… внутри. Не такая. Не такая. Нет. Да здравствует свирепая, жестокая, беспощадная война между нами. Не побеждай меня… — уничтожь!
Внезапно она снова стала леди Оливия, надменная снежная дева.
— Боюсь, что обстрел прекратился, мой дорогой Формайл. Представление окончено. Что за восхитительная прелюдия к Новому Году, не правда ли? Спокойной ночи.
— Спокойной ночи?! — откликнулся тот.
— Спокойной ночи, — повторила она. — Право, любезный Формайл, неужели вы столь неотесаны и не замечаете, что мне надоели? Можете идти.
Фойл заколебался, судорожно пытаясь найти нужные слова. Затем повернулся и, пошатываясь, вышел из дома. Он дрожал от возбуждения и брел, как в тумане, едва осознавая беспорядок и смятение вокруг. На горизонте полыхали огненные языки пламени. Взрывные волны так разворошили атмосферу, что до сих пор то и дело со свистом налетали шквалы ветра. Многие здания были повреждены — стекло разбилось, сталь покорежилась, карнизы обвалились. Город был полуразрушен — несмотря на то, что избежал прямых попаданий.