Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 45



Ван Абель не отличался особым даром чтения мыслей (он признавался, что несведущ в этом искусстве, поскольку не любил прибегать к его помощи и не доверял ему), но обладал способностью усилием воли передвигать небольшие предметы, останавливать часы и совершать иные подобные "фокусы".

Первая его встреча с Таламаской произошла в восьмилетнем возрасте, когда, осиротев, он скитался по улицам Амстердама. Рассказывают, что, прослышав, будто Обитель дает кров тем, кто "не такой, как все" (а маленький Петир был именно "не таким"), мальчик долго бродил вокруг, пока наконец в одну из зимних ночей не уснул прямо на ступенях у входа, где, возможно, он бы и замерз до смерти, не наткнись на него Франц Рёмер. Как позже выяснилось, мальчик был достаточно хорошо образован, умел писать по-голландски и по-латыни, а также понимал по-французски.

О своем раннем детстве и родителях ван Абель сохранил лишь отрывочные воспоминания, не отличавшиеся достоверностью, однако впоследствии, уже став взрослым, он занялся поисками своих корней и не только выяснил, что его отцом был известный лейденский хирург Ян ван Абель, но и отыскал принадлежащие его перу обширные труды по медицине, содержащие ряд выдающихся для того времени открытий в области анатомии и лечения целого ряда недугов.

Петир часто говорил, что Таламаска заменила ему и отца, и мать. Пожалуй, в истории ордена не найти более преданного его агента, чем ван Абель.

Эрон Лайтнер.

Таламаска, Лондон, 1954 г.

МЭЙФЕЙРСКИЕ ВЕДЬМЫ

Часть I / расшифровано

ИЗ ЗАПИСОК ПЕТИРА ВАН АБЕЛЯ,

ОСТАВЛЕННЫХ ИМ ДЛЯ ТАЛАМАСКИ

1689

Сентябрь 1689 г.,

Монклев, Франция

Дорогой Стефан!



Наконец-то я достиг Монклева, расположенного у самого подножия Севеннских гор, дабы вести свои изыскания в этой холмистой местности, и убедился в том, что предоставленные мне сведения вполне достоверны: сей угрюмый городишко с его черепичными крышами и устрашающими бастионами крепости действительно находится в полной готовности к сожжению одной могущественной ведьмы.

Здесь стоит ранняя осень, и воздух, поступающий сюда из долины, свеж и даже слегка напоен жарким дыханием Средиземноморья, а от городских ворот открывается просто чарующий вид на виноградники, где изготавливают великолепное пенистое белое вино.

Поскольку нынешним вечером, первым, проведенным мною в Монклеве, я выпил достаточное количество этого вина, то могу засвидетельствовать, что оно вполне соответствует хвалебным отзывам здешних горожан.

И все же, Стефан, я не испытываю любви к этим местам, ибо эхо окрестных гор до сих пор дрожит от криков великого множества катаров, сожженных здесь несколько веков назад. Сколько еще столетий должно пройти, прежде чем кровь невинных жертв настолько глубоко впитается в землю всех городов и селений края, что о ней позабудут?

Но Таламаска будет помнить об этом вечно. Мы, живущие в мире книг и рассыпающихся от времени пергаментов, сидящие при свете мерцающих в темноте свечей, щуря воспаленные от бесконечного чтения глаза, всегда держим руку на пульсе истории. Для нас прошлое всегда остается настоящим. Должен сказать, еще мой отец - задолго до того, как я впервые услыхал слово "Таламаска", много рассказывал мне об этих убиенных еретиках и о нагромождениях лжи, воздвигнутой против них. Ему довелось немало прочесть о тех мрачных днях.

Впрочем, какое отношение имеет далекое прошлое к трагедии графини де Монклев, которой завтра суждено умереть на костре, приготовленном возле самых дверей собора Сен-Мишель? Как ты убедишься из моего дальнейшего повествования, несмотря на то что сердца обитателей этого старого, целиком выстроенного из камня города-крепости отнюдь не каменные, ничто, увы, не сможет предотвратить казнь несчастной женщины.

Стефан, мое сердце переполнено болью. Я чувствую себя более чем слабым - скорее, беззащитным - и очень нуждаюсь в помощи, поскольку меня одолевают мысли и воспоминания. И я намерен поведать тебе самую удивительную историю.

Однако мне должно излагать события по порядку, всеми силами, стараясь, как и всегда, придерживаться в первую очередь тек моментов моего печального путешествия, которые достойны нашего внимания. Надеюсь, ты будешь снисходителен к моим неизбежным отступлениям.

Прежде всего позволь тебя заверить, что я никоим образом не в состоянии предотвратить это сожжение. Упомянутую женщину считают здесь не только могущественной ведьмой, не желающей раскаиваться, - ее также обвиняют в отравлении собственного мужа; и показания против нее, как ты поймешь из моего дальнейшего рассказа, исключительно ужасающи.

В сношении с сатаной и в убийстве обвинила графиню не кто иная, как мать ее мужа. Двое малолетних сыновей несчастной, находящиеся под влиянием своей бабушки, присоединились к обвинениям в адрес собственной матери, тогда как единственная дочь уличенной ведьмы, очаровательная двадцатилетняя Шарлотта, дабы избегнуть аналогичных обвинений в колдовстве, спешно отплыла со своим молодым мужем, уроженцем острова Мартиника, и маленьким сыном в Вест-Индию.

Однако ситуация не столь проста, как может показаться. Далее я подробно изложу все, что мне удалось обнаружить. Прошу лишь отнестись терпеливо к моему рассказу, ибо я вынужден начать с самого начала, а затем совершить экскурс в достаточно далекое прошлое. Во всей этой истории имеется немало сведений, представляющих несомненный интерес для Таламаски, однако орден практически бессилен что-либо предпринять. Я пишу эти строки, испытывая мучительные терзания, поскольку знаю эту женщину и, возможно, прибыл сюда именно потому, что был уверен в необходимости с ней познакомиться, хотя надеялся и молил Бога, чтобы мнение мое оказалось ошибочным.

Мой прошлый отчет я составлял для тебя, покидая пределы германских владений, до смерти измотанный тамошними жуткими процессами и сознанием невозможности какого-либо вмешательства с моей стороны. В Трире я стал свидетелем двух массовых сожжений, и я не в силах найти слова, способные в полной мере описать весь ужас этих действ, усугубленный еще и тем фактом, что столь страшные зверства были совершены протестантскими священниками, столь же злобными, как и их католические собратья, и находящимися в полном согласии с последними в том, что сатана разгуливает по земле и одерживает победы благодаря своим пособникам из числа городских обывателей - причем иногда такая роль отводится сущим простофилям, едва ли не слабоумным, что представляется уж совсем невероятным; однако в большинстве случаев "слугами дьявола" объявлялись добропорядочные матери семейств, пекари, плотники, нищие попрошайки и так далее...