Мехман

Мехман снова сидел за столиком, за которым сиживал школьником, а позднее студентом. Как много узнал он за этим столом, как далеко, в какие далекие страны уносила его фантазия, когда он готовил уроки...

Но мысли о Зулейхе не оставляли его. Он начал перелистывать книгу, подаренную ему профессором, но не мог усидеть на месте и долго прохаживался в раздумье по комнате. Наконец пришла Хатун. Лицо ее вспыхнуло от радости. Какая мать не забудет об усталости, увидев родное дитя, с которым так давно рассталась?..

Хатун как будто ожила. Бодро и охотно хлопотала она по хозяйству, подогревала обед, приготовленный с утра.

Мехман смотрел на натруженные руки и согнутую спину матери и с каждой секундой чувствовал себя все более виноватым перед ней.

Как могло получиться, что он разлучился с ней, позволил ей уехать? Хатун уехала, а вместо нее появилась важная Шехла-ханум.

Голос матери вывел его из задумчивости:

- Садись к столу, сынок...

Он подошел к рукомойнику, вымыл руки.

Хатун села напротив сына, но не дотрагивалась до еды. С любовью смотрела она, как Мехман ест суп. Мрачные складки на его лбу разгладились.

- А ты, мама? - Он вдруг заметил, что мать даже не дотронулась до ложки. - Замечательный суп... Никто не умеет так готовить, как ты...

"Даже та, городская?" - как будто взглядом спросила мать. Но тотчас же опустила голову.

- Ты кушай, сынок, кушай, пока не остыло. Мне что-то не хочется.

Хатун налила из погнутого жестяного чайника, гревшегося на керосинке, горячего чаю. Мехман пошутил:

- Мама, когда хозяйка дома не ест, у гостя кусок застревает в горле...

- Ты ведь не гость, сынок. Пей...

Мехман не нашелся, что ответить. Он наслаждался покоем, уютом, тишиной. Родные стены, родной дом!..

Хатун не сводила глаз с возмужалого лица сына. Какой он красивый! Но почему он так задумчив, чем встревожен? Болеет душой о чем-нибудь? Скучает о молодой жене? А может, просто устал с дороги?

В голосе Хатун звучала тоска. Аллах ведает, когда еще ей удастся увидеть сына, когда еще он сядет с ней за один стол. Птенец оперился и вылетел из гнезда.

Она согрела воду, вымыла ему голову, причесала, завязала волосы белым платком. Мехман, как маленький, покорно подчинялся. Она достала из его чемодана чистую сорочку, заштопала дырочку в носке, неодобрительно покачав головой. Наконец Хатун постелила сыну на кровати покойного Мурад киши. Мехман разделся, лег. Хатун потушила свет и тоже легла. Но оба они не спали И мать, и сын думали о своем, но мысли их вернулись к минувшим дням. Мехман вспомнил годы юности. В этом доме, в этой комнате мечтал он о будущем, выбирал профессию. На эту кровать он взбирался, когда был совсем маленьким, и она казалась ему такой высокой, такой широкой. А когда он болел, мать клала ему на лоб свою руку... Она покупала ему халву, леденцы, орехи. "Отчего детство бывает так сладко?.. Отчего только в детстве человек согревается дыханием матери? Потом приходят заботы, вытесняют из памяти мать... Это несправедливо..."

А Хатун вспоминала, как Мехман ползал по полу, а потом, шатаясь, сделал первый шаг по комнате, как он впервые пролепетал слово "мама". Он обнимал ее колени и слушал сказки. С какими большими надеждами она растила сына, мечтала о светлом его будущем.

Отчего же так редко исполняются наши желания? Почему судьба дает человеку совсем не то, к чему он стремится, о чем мечтает? Я надеялась: вот Мехман вырастет, станет мужчиной, я буду окрылена его счастьем. Теперь его матерью стала Шехла-ханум. Наверно, Мехман сто раз в день говорит этой толстухе "мама". И снова, со всеми подробностями, вставали перед ее взором детские годы Мехмана. Вот он улыбается в люльке. Вот он ползает по полу, встает и падает, переступает ножонками, хватаясь за стулья, за стены. Вот уже он ходит в школу с сумкой в руке. Вот он возвращается смеющийся, довольный. Хатун встречает его у порога, прижимает к груди со всей бурной силой материнской любви, целует, забирает у него сумку, которая волочится чуть не по земле, гладит его черную кудрявую головку.

- Сыночек мой, как ты сегодня отвечал на уроке? Что сказала тебе учительница, довольна ли она тобой? - спрашивала она.

Мехман всегда возвращался из школы голодным, как собачонка, хватал побыстрее ломоть хлеба и, торопливо жуя, отвечал на все вопросы матери. Да, ей не приходилось бранить мальчика, он, слава аллаху, учился не плохо.

А дни, когда он приносил похвальные грамоты? Матери казалось, что все богатства мира он дарит ей. Как не любоваться мальчиком, не выполнять все его желания, не целовать его смуглые щеки, сладкие, как персик... Где же минувшие дни, те счастливые часы, минуты?.. Куда ушли, куда исчезли они все? Почему же должно быть так? Виновна ли Хатун в этом сама или она напрасно терзается?.. Нет, не она обидела Мехмана, уехав от него. Она даже не представила себе, что можно хоть один день провести в разлуке с сыном. Кто-то другой ранил, сокрушил, разбил ее сердце. Но кто? Слишком тяжело было задавать этот вопрос - кто? Будущая жизнь Мехмана связана теперь с Шехла-ханум. Зулейха по натуре не плохая, но она полностью во власти матери. Каждая женщина воспитывает ребенка по-своему.

Как бы ни любила Хатун сына, она должна считаться с характером и привычками Зулейхи.

А Зулейха уже показала свою воинственную силу, свой угрожающе поднятый кулачок.

Эти противоречия не примирить, не сгладить. Чем больше думала Хатун, тем сильнее, быстрее билось ее сердце. Где же правда? Мысленно она блуждала чуть ли не по всему свету, ступала по неровным тропинкам, поросшим колючками, переживала тяжелые муки, убегая от себя самой. Но снова материнская любовь приводила ее к Мехману: твой долг быть с ним.

Хатун слышала, что и Мехман не спит, ворочается с боку на бок.

- Почему ты не спишь, сынок? Может взбить подушку?

Хатун не хотела, чтобы сын догадался о ее беспокойстве. Она не могла видеть его задумчивым, печальным...

- Мама, а ты почему ке спишь?

- Не спится, сынок.

- Но ведь ты устала, мама?

- Сон не поможет мне.

Мехман встал, пододвинул свою кровать к кровати матери и лег так близко к ней, что почувствовал ее дыхание близ своей щеки.

- Почему так, мама?

- Причина глубока, - сказала Хатун и ласково дотронулась до Мехмана.

- Сыну своему тоже нельзя сказать об этом, мама?

- Но если сын ничем не может помочь?

- Мама, ради тебя я готов на все. Помни, ничто меня не остановит...

- Я и этого не хочу.

- Мама, добрая ты моя, ласковая, ни на кого я не променяю тебя. Слышишь? Ни за что на свете!

- Правда? - и, как будто уверовав в искренность сына, Хатун горячо зашептала: - Берегись! Оберегая себя, сынок, оберегай от опасной жадности Шехла-ханум. Будь честен перед самим собой, перед народом. Мурад, отец твой, жизни своей не пожалел за народное дело. Он работал на фабрике, за городом. Враги ненавидели его, тяжело ранили. Умирая, он взял мою руку, сказал: "Хатун, не выходи замуж, расти младенца. Когда Мехман будет взрослым, скажи ему, что это мы создали Советскую власть, не пожалев отдать за нее жизнь свою... - Пускай и они - дети наши - крепко берегут народную власть..." Я боюсь... Я боюсь, как бы не получилось так, что из-за женщин единственный сын Мурада Атамоглан оглы будет с поникшей головой стоять перед теми, за кого его отец отдал жизнь.

- Ты плачешь, мама, не плачь...

Мехман приник лицом к лицу матери и почувствовал на щеке ее слезы.

- Сын мой, не обижайся на меня, я очень боюсь за твое будущее. Зулейха стала дружить с Зарринтач. Эта дружба может стать причиной большой беды...

- Я не допущу этого, мама.

- Следи зорко, сынок. Я боюсь, что они погубят тебя своей алчностью. Остерегайся Калоша, Муртуза, даже Явер. Все они жадные, нечестные, грязные люди. И они могут запачкать тебя, - сказала Хатун и прижала голову сына к груди с такой силой, как будто хотела защитить его от жадных и хитрых людей.