Страница 5 из 9
Взял Линду за плечо и осторожно потряс. Она безжизненно обвисла в его руках, ее прическа растрепалась. Он задул свечу, поднял Линду и отнес ее в «шевроле». Затем, предельно сосредоточившись, повел машину сквозь ночь к пруду парусников, куда и добрался минут через сорок.
Он отнес Линду в спальню и посадил на кровать, вокруг которой аккуратно расселись ее куклы. Она мгновенно повалилась на постель, свернулась клубочком и, обняв сразу несколько кукол, замурлыкала колыбельную. Майо зажег свет и попытался посадить ее прямо. Хихикая, она повалилась вновь.
— Линда, — сказал он. — Надо раздеться.
— М-м.
— Нельзя спать в платье. Оно стоит сотню долларов.
— Дев-сто дев-ть п-сят.
— Вставай, милая!
— Ф-ф-ф.
Он раздраженно закатил глаза, потом раздел ее, аккуратно повесил на стул классическое черное вечернее платье и поставил в угол шестидесятидолларовые туфли. Ожерелье из жемчуга (поддельного) он расстегнуть не сумел, так что жемчуг отправился в постель вместе с ней. Обнаженная, в одном ожерелье, на белых до голубизны простынях, она выглядела скандинавской одалиской.
— Ты обидел моих кукол? — промычала она.
— Нет. Все с тобой.
— Х-шо. Ник-да без них не сплю. — Она вытянулась и любовно их погладила. — Счастливые дни. И длинные ночи.
— Женщины! — фыркнул Майо. Он погасил лампу и, тяжело ступая, вышел, хлопнув дверью.
На следующее утро Майо вновь разбудили напуганные утки. Красный мяч линдиной шапочки, ярко сияя в рассветных лучах июньского солнца, скользил по поверхности пруда. Майо предпочел бы увидеть вместо девчонки, напивающейся в барах, модель парусника. Он выполз на улицу и прыгнул в воду как можно дальше от Линды. Умываясь, он был схвачен за лодыжку и опрокинут. Вскрикнул и оказался лицом к лицу с сияющей Линдой.
— Доброе утро! — рассмеялась она.
— Очень смешно.
— Психованный ты сегодня какой-то.
Он негодующе хмыкнул.
— Я тебя не виню. Вчера я была ужасна. Хочу извиниться, что не приготовила обед.
— Обед ни при чем, — с тяжеловесным достоинством заявил он.
— Ни при чем? Так что же ты психуешь?
— Не могу жить рядом с женщиной, которая напивается.
— Кто напивается?
— Ты.
— Я?! Никогда! — негодующе сказала она.
— Нет? Кого мне пришлось раздевать, как ребенка?
— А у кого не хватило ума снять с меня жемчуг? — возразила она. — Нитка порвалась и я всю ночь спала на этих бусах. Я вся в синяках! Гляди: вот, и вот, и вот…
— Линда, — сурово перебил он. — Я просто парень из Нью-Хэйвна. Мне не нужны испорченные девчонки, которые не следят за своими расходами, наряжаются с утра до ночи, шляются по модным кабакам и напиваются.
— Раз тебе не нравится мое общество, что же ты не уходишь?
— Я ухожу, — сказал он, вылез на берег и принялся вытираться. — Сегодня же утром. На юг.
— С удовольствием представлю, как ты бредешь пешком.
— Я еду.
— На карусельной лошадке?
— На «шевроле».
— Джим, ты это не всерьез? — обеспокоенная, она вылезла из воды. — Ведь ты еще не умеешь водить по-настоящему.
— Не умею? А кто привез тебя вчера домой, пьяную в дрободан?
— Ты попадешь в беду!
— Как попаду, так и выберусь. Так или иначе я не могу здесь вечно околачиваться. Ты бездельница, тебе все игрушки. А меня интересуют серьезные вещи. Мне надо на юг, найти парней, чтобы разбирались в телевизорах.
— Джим, не суди обо мне с кондачка. Я вовсе не такая. Ну посмотри, как я содержу дом. Могла бы я здесь все так обустроить, если бы только и шастала по вечеринкам?
— Ты хорошо поработала, — признал он.
— Прошу, не уезжай сегодня. Ты еще не готов.
— А-а, ты просто хочешь, чтобы я околачивался тут и учил тебя музыке.
— Кто это тебе сказал?
— Ты сама. Вчера ночью.
Линда нахмурилась, сняла шапочку, затем подобрала полотенце и стала вытираться. Наконец, она произнесла.
— Джим, буду откровенна. Конечно, я бы не прочь, чтобы ты задержался. Не буду этого отрицать. Но я вовсе не хочу, чтобы ты постоянно был рядом. В конце концов, что у нас общего?
— Ты чертовски задаешься, — проворчал он.
— Вовсе нет. Просто ты парень, а я девушка, и нам нечего предложить друг другу. Мы разные. У нас разные вкусы и интересы. Так?
— Ну.
— Но ехать тебе еще рано. Предлагаю вот что: по утрам мы будем учиться водить, а потом веселиться. Чего бы ты хотел? Глазеть на витрины? Купить еще одежды? Пойти в Музей Современного Искусства? Устроить пикник?
Его глаза загорелись.
— Эх, знаешь, что скажу? За всю свою жизнь не разу не был на пикнике. Был однажды барменом, когда ребята на морской прогулке пекли устриц, но ведь это совсем не то, правда? Не так, как если бы ты был ребенком…
Она была в восторге.
— Тогда мы устроим настоящий детский крик на лужайке!
И она принесла кукол.
Она несла их на руках, пока Майо волок корзинку для пикника к скульптурной композиции «Алиса в Стране Чудес». Скульптуры сбили Майо с толку. Он никогда даже не слышал о Льюисе Кэрролле. Пока Линда устраивалась так, чтоб ее дочки-матери расселись поудобнее и распаковывала корзину, она изложила Майо вкратце, в чем там было дело, и живописала, как бронзовые головы Алисы, Болванщика и Мартовского Зайца отполировали до блеска толпы детей, взбирающихся на них во время игры в «короля на горе».
— Интересно. Я никогда не слышал эту историю.
— Вряд ли у тебя было веселое детство, Джим.
— Почему ты сказала… — он прервал себя, поднял голову и внимательно прислушался.
— Что случилось?
— Слышала сойку?
— Нет.
— Слушай. Забавно звучит: будто сталь позвякивает.
— Сталь?
— Ага. Как… как бой на мечах.
— Ты как маленький.
— Нет, ей-богу…
— Птицы поют, а не позвякивают.
— Не всегда. Сойки часто имитируют разные звуки. И скворцы. Попугаи! Только вот почему она имитирует бой на мечах? Где она это слышала?
— Ты настоящий деревенский житель, Джим, правда? Пчелы, и сойки, и скворцы, и все такое…
— Пожалуй. Я хотел спросить: что ты сказала насчет того, что у меня не было никакого детства?
— Ну, ты никогда не слыхал про Алису, не был на пикнике, и всегда мечтал иметь модель парусника… — Линда открыла темную бутылку. — Хочешь попробовать вина?
— Ты бы не гнала, — предостерег он.
— Прекрати, Джим. Я же не пьяница.
— Прошлой ночью ты надралась или нет?
Она сдалась.
— Ну ладно, я надралась, но лишь потому, что выпила впервые за много лет.
Ему понравилось ее смирение.
— Конечно, конечно. Так и запишем.
— Ну так что? Присоединяешься?
— Да, черт возьми, почему бы и нет? — он ухмыльнулся. — Один раз живем! Слушай, пикник что надо! И посуда у тебя красивая. Где ты ее берешь?
— В «Аберкромби и Фитч», — произнесла Линда бесстрастно. — Сервиз на четыре персоны, нержавеющая сталь, тридцать девять-пятьдесят. Ну, будь!
Майо расхохотался.
— Все же я чокнутый, верно? Занудствую на пустом месте. За тебя!
— Взаимно!
Они выпили и продолжали закусывать в уютном молчании, тепло улыбаясь друг другу. Линда сняла свою блузку из индийского шелка и легла загорать под ярким полуденным солнцем, а Майо галантно повесил блузку на ветку. Внезапно Линда спросила:
— Так почему у тебя не было детства, Джим?
— Хм-м, вот уж не знаю… — он задумался. — Наверное, потому что моя мать умерла, когда я был маленьким. И еще — мне пришлось много работать.
— Почему?
— Мой отец был школьным учителем. Ты же знаешь, как им платят.
— А, так вот почему ты не высоколобый.
— Я?
— Конечно. Не обижайся.
— Да, наверное, — согласился он. — Какое разочарование для моего старика: все старшие классы я проиграл средним полузащитником, а ему бы хотелось иметь в доме чуть ли не Эйнштейна.
— Интересно было играть?
— Играть? Нет. Это не игра. Футбол — работа. А вспомни, когда мы были детьми, как вы разбивались на две команды? Считались: «Эники, беники, клоц»?