Банда - 4

- Везучим оказался,- сказал Пафнутьев.

- Не очень... Сообщили родне... А те ни в какую не хотят своим признать. Не похож, говорят. А как он может быть похожим, если всю зиму в речке отмокал? Он и в самом деле не похож ни на одно земное существо. Не хотят забирать.

- Почему?

- Хоронить не на что, обычная канитель. Сейчас вот начнут из-под снега показываться руки-ноги, они ведь, Паша, того... Не все убитые, не все замученные. Половина своей смертью померла. Хоронить дорого, разорение... Вынесли, снегом присыпали и будь здоров, не кашляй, как говорится.

- Значит, и до таких времен дожили мы с тобой, значит, и в этих временах нам побарахтаться придется.

- А дальше? Паша, что будет дальше? - Шаланда поднял на Пафнутьева маленькие глазки и посмотрел на него с нескрываемой растерянностью.- Это же ведь полный отпад, а?

- Еще не полный,- усмехнулся Пафнутьев.

- Будет круче?

- Конечно! - беззаботно ответил Пафнутьев. Поднявшись, он подошел к столу Шаланды, сдвинул уголовное дело в сторону, всмотрелся в игривую улыбку красавицы под стеклом.- Пора менять,- сказал он.- Не надоела? А то нынче другие в моде... Показывали вчера по телевизору - сиська в ведро не помещается, на полтора ведра сиська. Одна!

- Да я к этой уже привык,- смутился Шаланда и снова сдвинул серую папку, будто стесняясь показывать чужим людям наготу своей избранницы.- Пусть будет.

- А то мне недавно попали очень смелые снимки,- улыбнулся Пафнутьев.- Могу подарить.

- Не надо,- нахмурился Шаланда, словно его склоняли к чему-то дурному, безнравственному.- И оставим это. Тут у меня другое... Я тебе поэтому и звонил,- Шаланда испытующе уставился на Пафнутьева, словно все еще колебался стоит ли говорить все, что знает, не проболтается ли, не выдаст ли важную государственную тайну.

- Давай, Шаланда, не тяни,- сказал Пафнутьев.- Можешь мне довериться...

Шаланда смахнул со стола какие-то крошки, видимо, перед приходом Пафнутьева перекусывал наспех, положил тяжелую руку на папку с уголовным делом, подержал ладонь на картонном переплете, как бы наливаясь какой-то злой силой, и, наконец, в упор посмотрел на Пафнутьева.

- До чего, Паша, дело дошло, не поверишь...

- Поверю.

- Старики звереют.

- В каком смысле?

- В самом прямом. Пацаны - уж ладно, к этому я привык... Все эти юные алкоголики, наркоманы, нюхачи... Ладно. Злобное племя растет. Не представляю даже, что будет делать, как будет вертеться тот мужик, который когда-нибудь на мое место сядет... Ошалеет.

- Не ошалеет,- Пафнутьев махнул рукой.- Он будет из той же стаи. Он сам из них будет, из юных и злых... Поэтому не надо его жалеть. Пусть вертится. Так что твои старики?

- Один старик, Паша. Но до чего злобный... Я его боюсь. Он и меня чуть не порешил. Глаза у него вроде даже подслеповатые, но до того звероподобные, Паша...- большое лицо Шаланды выражало искреннюю растерянность.

- Что же он натворил, этот дед?

- Человека хотел зарезать.

- И все? - усмехнулся Пафнугьев.- Читай оперативки, Шаланда! Нет ночи, нет дня, чтобы кто-то кого-то по пьянке не зарезал, не зарубил, не расчленил. И тут всего лишь попытка?

- Подожди смеяться, Паша. Попытка ладно, но это... Есть труп в наличии, и шило, которое отняли у старика, очень уж хорошо входит в ту дырку, которую на трупе обнаружили. Так хорошо входит, так хорошо, что просто лучше не бывает.

- А что говорят эксперты?

- Вот то и говорят, что я тебе доложил.

- А старик?

- Молчит. Ни слова, Паша, ни звука.

- И ни взгляда? - усмехнулся Пафнугьев.

- А вот тут ни фига, Паша! Взгляды он такие бросает, что я не решаюсь с ним в кабинете один на один оставаться.

- Крепкий старик? Гигант? Монстр?

- Опять же, ни фига. Хилый старикашка, занюханный дальше некуда, пенсионер, бывший дорожный рабочий. Живет здесь недалеко, шатается по этим же вот улицам.

- Обыск?

- Пусто.

- Оружие? Наркотики? Взрывчатка? - перечислил Пафнутьев обычные находки, с которыми он сталкивался едва ли не каждый день, едва ли не при каждом обыске.

- Коробка из-под фотоаппарата "Зенит", а в ней ордена и медали. За взятие Будапешта, Варшавы, Берлина, Парижа, Лондона, не знаю, что он там еще брал в своей жизни. Если бы не остановили, наверняка и Вашингтон бы взял запросто. И это... победитель соцсоревнования... Большим ударником был, оказывается, Сергей Степанович Чувьюров. Ты когда-нибудь слышал такую фамилию - Чувьюров? Что-то в ней слышится чреватое, а, Паша? - Шаланда приник тяжелой грудью к столу и уставился на Пафнутьева с таким напряжением, будто и в самом деле фамилия задержанного таила в себе опасность.

- А ты когда-нибудь слышал фамилию Пафнутьев? - спросил Пафнутьев.- А фамилию Шаланда слышал?

- Да ладно тебе! - Шаланда махнул тяжелой ладонью.- Старику седьмой десяток. Парень, который его скрутил и доставил, настаивает, что тот порешил и его друга. Неделю назад. Понимаешь? Друга зарезал, а теперь и за ним охоту начал. Безнаказанность, она, знаешь, к чему приводит?

- К чему? .

- К беспределу! Она толкает все на новые и новые преступления. Понял? сурово спросил Шаланда.

- Понял. Значит, что же получается? - медленно проговорил Пафнутьев, начиная, наконец, проникаться заботами Шаланды.- Выходит, оба пострадавших - и тот, недельной давности труп, и свеженький, который доставил к тебе этого страшилу - знакомы друг с другом?

- Да,- кивнул Шаланда.- Очень хорошо знакомы. И оба знают старика. Паша, я тебе сейчас такое скажу... Такое скажу... Эти ребята под два метра... Амбалы, понял? Самые настоящие амбалы.

- Какие ребята?

- Ну эти... Труп и тот, который притащил старика к нам. У парня в боку дырка от штыка, но он смог. Дырка оказалась несерьезной... Малость промахнулся старик, понял? Промахнулся. А намерения были еще те...- Шаланда выдвинул ящик и со стуком положил на стол длинный черный штык времен второй мировой войны. Штык был заточен до такой остроты, которую можно было сравнить разве что с игольной. Лишь у самого основания оставались ребра бывшего штыка, только по этим выступающим ребрам и можно было установить, что это все-таки не заточенная арматурная проволока, а самый настоящий штык, боевое оружие. Рукоять представляла собой намотанную на утолщенную часть штыка изоляционную ленту. Но она была очень удобна, поскольку позволяла обхватить рукоять намертво. Лента просто прилипала к руке, сливаясь с ладонью, и заточенный штык становился смертельно опасным оружием даже в немощной руке старика. Нетрудно было себе представить, как он входил в тело - с такой легкостью, будто проникал в подтаявшее масло.