Язычник

– Спасибо, Белит. Ты очень красивая… А теперь уходи. «Гоу эвэй!» – Я сделал жест, не терпящий возражений.

Она вскочила и, гневно шурша блестками, исчезла за перегородкой.

Я сполз с измятого ложа и, пошатываясь на нетвердых ногах, вышел в сад. Чуткая тишина ловила каждый звук. Сквозь цветущие ветви холодно смотрела высокая луна. Она уже отмерила половину ночного пути. Меня пробил ледяной озноб: где Диона, что с ней? Пока я валялся, загипнотизированный музыкой и блеском мишуры, она была забыта и брошена без защиты. Через мраморный барьер я спрыгнул на женскую половину, пробежал через анфиладу безлюдных комнат. Помню, я был совершенно бесстрашен. Я нашел ее спальню пустой, повсюду виднелись следы борьбы.

– Где госпожа? Где «леди»? – Я тряс за грудки первого попавшегося прислужника, спящего в беседке.

Он испуганно лепетал по-арабски, вылупив черно-маслянистые глаза.

Я понял только одно слово «Инанн», и короткий взмах руки в сторону пустыни. «Этой ночью мистическая роза распустится во тьме древнего святилища…» Она там! «Господи, не допусти…» – взмолился я, представив на миг, что может произойти с нею в эту минуту.

Я сбросил тяжелый от золотого шитья халат и легко перелез через узорную ограду. Дивный розовый сад окружала пустыня. Я собирался напрямик добраться до храма Инанны.

По щиколотки увязая в белом песке, я бежал в обход оазиса. Справа летела холодная злая луна. Моя резкая, длинная тень скользила слева, и на секунду мне показалось, что рядом со мной широкими прыжками скачет олень или огромный пес, а может быть, оба зверя слились в стремительном беге.

Когда-то Оэлен учил меня ритмичному дыханию, чтобы я мог подолгу бежать за гружеными нартами. И я научился бегать не хуже стайера. Все, чему мы когда-нибудь учились всерьез, может оказаться спасительным. Длительное пребывание среди северных пространств научило меня и особым способам ориентировки. Меня вела и толкала вперед не просто интуиция, а почти звериный нюх.

Вскоре я выбрался на знакомое шоссе. Храм Инанны и «Центр Жизни» разделяло не больше километра. В ярком лунном свете было видно, как на КПП центра разгуливал охранник в серебристом комбинезоне. Я свернул, чтобы укрыться в тени развалин. Пробежал на одном дыхании через длинную галерею разрушенных колонн и внутренний портик. Развалины окружал запущенный сад. Вдоль дорожки белели звезды цветов, похожих на нарциссы. В глубине ночного безмолвия послышался и смолк рокот мотора.

Высокие колонны в виде туго связанных пучков нильских лотосов поддерживали звездный свод. Среди руин темнел провал подземного хода. Я спустился по осыпавшимся ступенькам. Лунный луч, упав в глубину подземелья, высветил полуразрушенные ступени. По подземелью я мог передвигаться только согнувшись, а потом и вовсе ползком, на ощупь, в кромешной тьме. Впереди снова блеснул лунный луч, и ступени пошли на подъем. Внутреннее помещение храма было залито неверным мерцающим светом.

Храм лунной богини, его портики и аллеи, были сориентированы на первое вешнее полнолуние. По сторонам аллеи в темных нишах проступали статуи: невысокие, в человеческий рост фигуры людей с головами животных. Очертания мужских и женских тел становились все более жуткими. Стоящие в нишах напротив химеры словно составляли супружеские пары. Ночь весеннего равноденствия воскрешает позабытые призраки.

– читал я свистящим шепотом. Тьма с жадностью ловила мой голос, и статуи в нишах поворачивали на звук звериные головы.

Эти стихи были сложены в такт быстрому шагу и запаленному дыханию, недаром я вспомнил их под гулкое эхо своих шагов.

Он, Гумилев, поэт и воин, загадочный рыцарь Серебряного века, тоже был здесь. «Синклит творцов», «высоких посвященных» избрал его за талант и отвагу, и ему, наверное, обещали открыть нечто недоступное, впустить в сокровенное. Но взамен – полное подчинение «ордену», долгий труд подмастерья, послушание ученика…

Он шел здесь такой же лунной ночью, поджарый, длинноногий, с маленькой тщательно выбритой головой. Может быть, в ту ночь он завернулся в бурнус туарега. Бесстрашный одинокий пловец в буре равноденствий. Его шаги отзвучали ровно сто лет назад, но мысль о нем придала мне силы.

Среди развалин плыл тихий вкрадчивый звон, словно ветер перебирал бубенчики. Впереди высилась глухая стена. Крупные камни были выложены «сухой» кладкой. В стенной нише тоскливо и мелодично позвякивали колокольчики. Присев на корточки, я разглядел мумию, привязанную к стене за шею и запястья тонкой цепью, позвякивающей на сквозняке. На меня страдальчески скалился человеческий череп, должно быть, принадлежащий такому же, как и я, незадачливому соглядатаю. Возможно, это предупреждение, символ, лаконичный и страшный. Сколько храмов, залов, пещер ждет меня впереди? Семь, девять, двенадцать? Рядом с мертвецом темнел узкий лаз, и я решительно двинулся туда.

Я надеялся, что за сотни лет механизм решетки над лазом заржавел, и, согнувшись дугой, прополз под решеткой, оставив на ржавых зубьях клочок рубахи. Стражник проснулся: железные челюсти лязгнули, едва не откромсав мне пятку. Я попался. Меня заманили в ловушку, как дурака пряником, и я поддался, оставив Диону в волосатых лапах подручного дьявола.