Патриций

Юний долго не мог заснуть в эту ночь. Уже придя домой, ворочался на ложе, прогоняя Флакса - старый раб все заглядывал проведать, что с господином, не заболел ли?

- Нет, Флакс, не заболел, - отмахивался Рысь. - Но, похоже, ранен.

- Ранен?!

- О, не беспокойся. Я в переносном смысле. Помнишь, как там у Овидия?

Старый раб хохотнул:

- Так это верно для того, кто сидит без дела? А такое скажешь ли о тебе, мой господин?

- И верно, мой верный Флакс, верно… И всё же…

Она пришла к нему ночью, во сне, милая незнакомка с пепельным волосами и глазами цвета грозового майского неба. Одетая в длинное белое платье, какое носили женщины в роду Рыси, там, на берегах холодного озера-моря, девушка пела какую-то песню из тех, что пела в далеком детстве мать. Протяжную такую, привольную… Этой песне мать научилась от отца, эта была песня его племени, которое называло себя «ведающими слово»…

За рекой за быстрою

Леса стоят дремучие,

Огни горят великие,

Костры, что звезды

По небу да разбросались искрами…

Октавий не обманул, приехал вовремя. Подходя к рынку, Рысь издалека заметил его лисью шапку, маячившую возле груженных дровами возов. Подойдя ближе, Юний поздоровался и быстро отвел ветерана в сторону, чтобы изложить свою просьбу в относительной тишине.

- Пойти в канцелярию наместника? - Октавий почесал подбородок, обритый по старой легионерской моде. Грубое лицо его покраснело от ветра, маленькие, окруженные густой сеточкой морщин глаза смотрели недоверчиво и враждебно. Впрочем, они на всех так смотрели.

- Ну да, пойти, а как же?! - повторил Рысь. - Ты же имеешь полное право потребовать свои документы.

- Иметь-то имею, - подозрительно-боязливо протянул ветеран. - Но кабы чего не вышло!

Да, Октавий, похоже, сильно боялся начальства даже теперь, выйдя в отставку. И все же в канцелярию его нужно было отправить, нужно для его же дела. Как бы вот только убедить в этом ветеранскую упрямую голову? Ну это Юний придумал тут же - чем и убеждать еще такого типа, как не происками конкурентов?

- Не так давно я видел у дверей канцелярии твоего соседа Манлия, - посмотрев куда-то вдаль, как бы между прочим произнес Рысь. - Правда, его тогда не приняли, и, наверное, он собирается повторить попытку на днях.

- Что? - Ветеран вздрогнул с такой силой, что с головы его едва не слетела шапка. - Манлий?! Говоришь, этот прощелыга тут ошивался?

- Да-да, - ничтоже сумняшеся повторил юрист. - Видимо, прознал что-то про суд.

- Прознал? - Октавий подозрительно прищурил глаза. - Откуда прознал? Ведь я ему ничего такого не говорил.

- Ты-то не говорил, а твои слуги? Кто знает, о чем они шепчутся долгими зимними вечерами? Каждому рот не завяжешь.

- Ах, слуги… Да, эти подонки могли… Разболтают что хочешь! Эх, хорошо бы было отрезать им всем языки! Ты ведь законник, скажи - могу я это сделать?

Теперь уж вздрогнул Рысь. Ничего себе, шуточки! Хотя никакие не шуточки, похоже, старый легионер спрашивал на полном серьезе. Да и чувство юмора, как уже успел убедиться Юний, у него отсутствовало напрочь.

- Нет, полагаю, тебе никак не стоит отрезать своим рабам языки, можешь поплатиться за неоправданную жестокость!

- Поплатиться? Но ведь они - мое имущество.

- Да, - кивнул Рысь. - Но, согласно закону, ты не имеешь права использовать свое имущество - как недвижимое, так и движимое, то есть рабов, для причинения вреда другим людям.

Октавий непонимающе потеребил нос:

- Это кому же я причиню вред?

- Знаешь, - ухмыльнулся Юний, - если б ты жил один, в какой-нибудь глуши, тогда, конечно, делал бы со своими рабами все что хочешь. Но у тебя, к большому сожалению, есть соседи, готовые воспользоваться любой твоей оплошностью… А вообще, конечно, можешь и отрезать языки своим слугам, твое дело… Если уж так хочешь попасть в проскрипционные списки!

Услыхав про списки, ветеран побледнел и в ужасе замахал руками:

- Нет уж, пускай мои рабы живут с языками, хоть они у них и длинные. Нечего радовать врагов!

- Так вот, о врагах, - напомнил Рысь. - Твой сосед Манлий, верно, что-то задумал, раз ошивался у канцелярии. Тебе бы надобно его опередить!

- Сегодня же отправлюсь туда! - Октавий злобно ощерился и сплюнул. - Сейчас же.

- Верно, верно, пошли, - обрадованно кивнул юрист и, подхватив ветерана под руку, потащил его к дворцу наместника. Следовало поторопиться, пока Октавий не передумал.

Городские улицы постепенно заполнялись приодевшимся к базарным дням людом. Для простонародья это был праздник, заключавшийся не только в возможности что-нибудь дешево прикупить, но и поразвлечься - посетить пивные ряды, посмотреть на искусство мимов, на торговцев и крестьян из дальних селений, наконец, показать себя, скрасив унылую зиму, в этом году оказавшуюся уж больно суровой, с морозами, снегом и льдом. Правда, сейчас в воздухе пахло весной - прелым навозом, сыростью, клейкими набухшими почками и еще чем-то горьковато-сладким - медом или мокрой хвоею. Разогнав разноцветные облака, в небе появилось солнце, улыбнулось, прыснуло золотом, озаряя теплыми уже лучами колышущееся людское море.

По пути в канцелярию Юний встретил нескольких знакомцев - да, уже появились такие и здесь, в Могонциаке. Раскланялся с длинноносым, похожим на недокормленного аиста судьей - жаль, забыл, как его звали, а зря, этот судья здорово разбирался в законах, а еще лучше - их применял.

- Аве, уважаемый Юстус, - вынырнув откуда-то из закоулка, льстиво заулыбался какой-то маленький юркий человечишко с редкой сивой бороденкой и бегающими глазками. От него исходил резкий странный запах - несло то ли тухлятиной, то ли еще какой гнилью.

- Аве, - машинально отозвался Рысь, пытаясь вспомнить, кто же это такой?

У самой канцелярии наконец вспомнил. Ну, как же - рыбник. Фульвий Бастинд - так, кажется… Да-да, и пахло от него рыбой. А синеглазка-то говорила - плохой человек рыбник, рыжий Квинтилий его за что-то наказал. Интересно - за что? Впрочем, уже не интересно - гонорар с Фульвия Юний давно получил.

1

Публий Овидий Назон. «Лекарство от любви», пер. М. Л. Гаспарова.