Дерзкие побеги

Следствие велось до середины декабря, потом Кобе вынесли не очень строгий приговор: отправили в ссылку сроком на три года с правом выбора места жительства. Сталин вновь выбрал Вологду. Согласно биографии, написанной И. Товстухой со слов Сталина в 1925 году, из этой ссылки Коба бежал уже в конце октября – начале ноября 1911 года, то есть спустя какие-нибудь две-три недели после прибытия в Вологду.

По другим данным, взятым из официальной биографии, Сталин совершил побег лишь в конце февраля 1912 года. И эти данные, по всей видимости, больше соответствуют действительности, поскольку именно в начале февраля 1912 года в Вологду прибыл Г. К. Орджоникидзе с поручением от Ленина, который и требовал этого побега. Орджоникидзе поведал Сталину также о том, что Ленин замыслил произвести в партии настоящий переворот – избавиться от меньшевиков. Что он и сделал на конференции в Праге, проходившей в январе 1912 года: конференция провозгласила себя единственным представителем РСДРП и избрала большевистский ЦК. Сталин был избран в Русское бюро ЦК РСДРП(б) и в ЦК в целом. Таким образом он оказался в числе основных руководителей партии. Всего было семь членов ЦК, среди которых Ленин, Зиновьев и Орджоникидзе, а также Спандарьян, Голошекин и Шварцман, в кандидатах оставались четыре – Калинин, Бубнов, Стасова и Смирнов. Ленин лично ввел Сталина в ЦК, после того как был разоблачен ранее избранный на его место провокатор Малиновский. Уже в 1912 году, за три года до революции, Сталин фактически был третьим человеком в руководстве большевиков.

Безусловно, что после такого сообщения оставаться в ссылке представлялось совершенно бессмысленным, ведь теперь Сталин состоял в руководстве партией, и причем далеко не на последних ролях. Только двое из числа членов ЦК превышали его по значимости – Ленин и Зиновьев. Остальные же были значительно слабее Кобы и по опыту, и по масштабам работы, и, кроме того, по тем потенциальным возможностям, которые еще не были реализованы.

Следует отметить, что сам Сталин считал подобное назначение очень важным моментом в жизни, еще с 1911 года он ожидал решительных перемен в своей судьбе. Ведь в декабре 1912 года ему должно было исполниться 33 года, и бывший семинарист не мог проигнорировать эту дату: 33 года – возраст великих свершений! Поэтому-то он так и стремился покинуть ссылку осенью 1911 года. Даже новый арест 9 сентября не омрачил радостного ожидания дальнейших великих свершений. Тем скорее он хотел вернуться к революционной деятельности, поэтому с легкостью покинул Вологду 29 февраля 1912 года.

Сначала он отправился в родной Тифлис, затем по дороге в Петербург как бы по ходу инспектировал провинциальные комитеты. Оказавшись в Северной столице в конце зимы, Сталин с головой окунулся в работу: готовил к выпуску первый номер «Правды» (вышел 22 апреля 1912 года), руководил избирательной кампанией в Государственную думу. На этот раз он оставался на воле несколько недель, чуть дольше по сравнению с прошлым разом, когда его деятельность на свободе продолжалась всего три дня. В день выхода номера «Правды», 22 апреля, его снова арестовали, но на сей раз отправили не в Вологду, а в самую глушь Сибири – Нарымский край. Однако уже 1 сентября все того же 1912 года Сталин, не дожидаясь суровой нарымской зимы, совершил очередной, пятый по счету побег! Ему нельзя было терять ни минуты в этом решающем году.

Сохранилась телеграмма, поступившая в Департамент полиции в тот период: «Джугашвили бежал из Нарымского края… намерен направиться к Ленину на совещание. В случае обнаружения наблюдения просьба задержать не сразу, лучше перед отъездом за границу». Но Сталина и на этот раз не задержали, позволив ему благополучно покинуть Россию. Он сам считал свой очередной побег на редкость удачным и вопреки своим правилам с гордостью рассказывал о нем, причем не только соотечественникам, но и иностранным корреспондентам, живописуя во всех подробностях нелегкий путь беглого каторжника через бескрайние просторы необъятной России. Основной причиной удачи, по мнению известного писателя Анри Барбюса, явилось прекрасное знание Сталиным психологии русского народа. Ведь именно с русскими мужиками, ямщиками и крестьянами, пришлось вплотную общаться беглому каторжнику. И те, несмотря на восточный акцент и подозрительную внешность Кобы, не выдали его властям. Способности находить подход к простым людям были лишены, кстати, многие русские революционеры, особенно из числа интеллигенции. Резко выделяясь из массы своих соотечественников явно «барскими» привычками и слишком уж утонченным поведением, они скорее вызывали недоверие, чем расположение. В результате русские мужики немедленно доносили о них вышестоящему начальству. Не секрет, что именно благодаря таким доносам, поступившим от обычных ямщиков или дворников, многие, даже искусно подготовленные побеги были провалены (вспомнить хотя бы декабристов, Чернышевского и народовольцев-дворян, которые тщетно пытались покинуть сибирскую ссылку).

Выросший в нищете сын грузинского сапожника прекрасно понимал, как нужно разговаривать с мужиками: он не обещал им, как барин, дать на чай и вообще старался избегать подобного рода унизительного обращения, напротив, он честно говорил, что денег на оплату поездки у него нет. Однако у него всегда было при себе кое-что другое – пара штофов водки, которую он и предлагал в качестве оплаты за проезд. Причем обсуждение этого вопроса протекало в самой непринужденной атмосфере. Сталин с лукавой улыбкой на лице говорил, что сможет платить по «аршину водки» за каждый прогон между населенными пунктами. Насколько хватит этих штофов, на такое расстояние его и повезет ямщик. Последний же со смехом отвечал: «Русские меряют водку ведрами, а не аршинами».

И тогда начиналось настоящее представление в духе Сталина: он доставал из-за голенища аршин, а это была деревянная досочка длиной 71 см, потом вынимал из своего мешочка несколько металлических чарочек, плотно устанавливал их вдоль аршина и наполнял водкой – вот так, по его мнению, должен был выглядеть «аршин водки». Всеобщий взрыв смеха окончательно сближал собравшихся, и своего рода подкуп превращался в добрую товарищескую шутку. После чего «аршин водки» распивался уже совместно, а развеселившиеся ямщики, по-друже ски похлопывая Сталина по спине, умильно приговаривали: «И откуда ты взялся, такой веселый парень!» А при расставании многие не без сожаления восклицали: «Приезжай к нам еще!» – не каждый день попадались такие веселые пассажиры.

Но, несмотря на всю свою видимую веселость, Сталин сохранял присущую ему осторожность и через каждые три-четыре станции высаживался, проезжая с одним ямщиком только небольшой отрезок пути. При этом он никогда не говорил конечного пункта своего следования и всячески старался избегать любого столкновения с полицией.

Так, по официальной версии, Сталин, несмотря на кавказский вид и акцент, весело и непринужденно осуществлял все свои дерзкие побеги, покидая порой даже самые отдаленные уголки Российской империи. Но тем не менее остался целый ряд невыясненных вопросов и сомнительных моментов, на которые не устает обращать внимание Радзинский. Что касается последнего побега Сталина, то удивительным кажется факт его беспрепятственного переезда через границу два раза, причем без выездного паспорта. Сначала он направился в Краков к Ленину, затем, в ноябре, переехал в Петербург, а в конце декабря – снова в Краков на февральское совещание ЦК. И ни разу его не задержали, хотя полиция была предупреждена о его маршруте заранее.

У Сталина, конечно же, имелась своя версия этого путешествия. Когда-то в кругу семьи он рассказывал, что у него не было адреса человека, который должен был его переправить через границу. Но он случайно познакомился на базаре с поляком-сапожником, и когда тот узнал, что отец Сталина тоже бедняк и сапожник, только в Грузии, немедленно вызвался помочь. Он перевел Сталина через границу и не взял за это даже денег, а на прощание произнес: «Мы, сыны угнетенных наций, должны помогать друг другу». Старшая дочь Аллилуевой, Анна, слышала этот рассказ «много лет спустя после революции» от самого Сталина, который, смеясь, говорил об этом. Возможно, Сталин действительно обладал невероятным магнетизмом, заставлявшим людей кидаться ему на помощь, или и в этот раз он использовал свой излюбленный прием с «аршином водки»? Радзинский же склонен видеть в этом рассказе явный подвох и воспринимает его лишь как очередную шутку Сталина, упорно подозревая удачливого грузина в тайном сотрудничестве с полицией.