Раскрыть ладони

— Расспрошу. В любом случае, моего состояния хватит, чтобы оплатить ваши труды.

Подтрунивает? Намекает на скромность обстановки в лавке? Ничего, мы не гордые, не обидимся.

— Для нас большая честь выполнить ваш заказ, господин! — вступает в беседу дядюшка. — Мы не смели и надеяться на внимание столь... Вы ведь нам не чета, летаете высоко.

— Высоко? — Незнакомец ухмыльнулся и снова в упор уставился на меня. — Выше крыши не поднимаюсь. Но и ниже спускаться не люблю. Если только нарочно не попросят и дверь не укажут.

Я уже встречал этот взгляд. И не раз. Знакомый до дрожи в коленях. Но разве он был таким тёмным?

Выше крыши... Дверь... Попросят... Не может быть!

Он всё-таки явился сюда?! Решил прислушаться к беспечной похвальбе и заказать оружие? Было бы лестно сознавать подобное признание моих заслуг, но... Сердце прижалось к рёбрам в отчаянной попытке спрятаться от безжалостной действительности.

Тень пришла в открытую. Не пряча лицо. Пусть лишь одно из многих, и всё же. Убийца никогда просто так не расстаётся ни с одним запасным выходом, даже самым никчёмным.

Что может означать явленная беспечность?

Смертный приговор. Всем в доме, начиная с меня.

— Побираться пришёл?

Именно. Шарить по углам, собирать объедки, опивки, ошмётки и прочий мусор, на который уважающий себя человек и не взглянет. Стоило бы обидеться на столь презрительное приветствие, вот только... От моей обиды ничего не изменится. Уж по крайней мере, больше тепла в глазах Таиры не появится.

Правда, чего лукавить, старушка всегда разговаривает со мной беззлобно, и за то ей моя вечная и безмерная благодарность. А иногда даже шикает на тех, кто норовит лишний раз меня подколоть, благо таковых всегда находится предостаточно. И сегодняшний день в Регистровой службе не исключение: пока пробирался по коридорам в закуток, обжитый госпожой Смотрительницей, получил и в спину, и в глаза парочку шуток, за которые в благородных домах либо вызывают на дуэль, либо расправляются с обидчиком втихую, с помощью небрезгливых наёмников.

— Доброго дня, любезная dyesi!

Таира строго сдвинула выщипанные ниточки седых бровей и покачала головой:

— Любезный из нас двоих только ты, Маллет. И любезен не на шутку, стало быть... Снова собираешься в долги залезть?

Вздыхаю, пристраиваясь на скрипучем стуле:

— Кабы можно было бы, давно бы залез. Да кто мне что одолжит?

— Я не самая богатая женщина в Саэнне, но ссудить несколько монет смогу. Тебе в самом деле нужно?

Рассеянно гляжу на пух невесомых кудряшек, выбившихся из-под чепца.

— Очень. Но от вас всё равно не возьму.

— И зря. Для меня деньги давно уже не имеют того значения, что для вас, молодых. Могу расстаться с ними без сожаления.

Улыбаюсь, стараясь сделать вид, что всё не так уж плохо:

— И тем самым вызываете моё неизбывное восхищение, dyesi!

— Ты коварный льстец, способный совратить с пути истинного любую женщину. Знаешь об этом?

И кто из нас больше преуспел в лести, скажите?! Старуха старухой, а туда же... Хотя, если выбирать между ней и Карин, я бы выбрал госпожу Смотрительницу. Ни мгновения не сомневаясь.

— Намекаете на что-то?

— Говорю прямо! — Она отложила в сторону длинное перо и замком сцепила сухие пальцы. — Тебе давно бы уже надо было найти...

— Покровительницу?

— Называй, как хочешь. А только дела бы свои вмиг поправил.

— Угу.

Скольжу взглядом по тщательно разложенным на столе стопкам прошений об оказании магических услуг.

— Я не шучу, Маллет. Парень ты видный, молодой, здоровый, жил бы да радовался!

— Предлагаете брать за любовь деньги?

Старушка посуровела от моей насмешливости ещё больше:

— Любовь тот же товар, не хуже и не лучше других. И нечего гордость свою не к месту выпячивать!

— Я вовсе не...

— Копаться в чужом барахле, по-твоему, занятие завиднее?

Ну, по части стыда примерно одинаково, что за другими магами следы подчищать, что постель богатой женщине греть, тут она права. Если порыться в кладовых моего характера, легко можно убедиться: на тоненьком лезвии между двух зол меня удерживает только упрямство. Давно бы плюнул и забросил бесполезные попытки удержаться на плаву посредством семейного призвания, охмурил бы богатую вдовушку и горя бы не знал. Не могу. Стыд гложет. Пока ещё. Правда, с каждым годом его зубы стачиваются всё больше и больше, и рано или поздно наступит миг, когда я, наконец, стану обладателем такого чудного качества, как равнодушие, вот тогда... Пущусь во все тяжкие. С головой нырну. Но равнодушным становятся сначала ко всему вокруг, потом к памяти прошлого, и только потом уже к самому себе. Я пока болтаюсь на первой ступеньке. Собираю силы, чтобы сделать следующий шаг. Предательство. Потому что отказавшись от наследственной магии, предам собственного отца. Убью ещё раз.

Нет, торопиться не стоит! К тому же, имея перед глазами пример родного дяди, господина старшего распорядителя, могу быть уверен не в одном десятке лет привлекательности своей внешности для любвеобильных особ. Могу и подождать чуточку.

— Любезная моя dyesi, видите ли...

— Вижу. Ох, сколько я всего в своей жизни вижу... Не хочешь, твоё дело. А только так мог бы вернее и быстрее деньгами обзавестись.

Покорно опускаю взгляд в пол:

— Не смею перечить вашей мудрости.

— «Но не стану смирять своё упрямство», это хочешь сказать? — Старушка сокрушённо махнула рукой. — Ладно, умолкаю. Я ж лучшего для тебя хочу. Мне твой отец, как сын был, а ты, стало быть, почти внук...

Только внук никчёмный. Совершенно.

— Любезная dyesi, на правах бабушки не разыщете ли в своих закромах чего-нибудь стоящего?

Ответ на подобострастную просьбу последовал быстро и безжалостно:

— Нет ничего.

— Совсем-совсем? Неужели никому из богатеев не наскучило ни одно заклинание?

Таира чуть виновато провела кончиками пальцев по истёртому сукну столешницы.

— Ты же сам знаешь, вот после Летнего бала всем подряд понадобится праздничные мороки снимать, а до той поры... И хотела бы помочь, да нечем. А Трэм мелочи какой подкинуть разве не может?

Может. Но я просить не стану, а сам он не предложит. Ни за что на свете. В лучшем случае обставит всё так, будто изъявляет высочайшую милость, наделяя меня работой.

— Не будем о дяде.

— Ну как знаешь... Хотя был бы ты посмышленее, как сыр в масле бы катался с таким родственничком!

Спасибо, как-нибудь обойдусь без масла.

— Я посижу немного у вас, dyesi? Вдруг кому всё же понадоблюсь?

— Да сиди, сколько хочешь! Я обществу всегда рада.

Верю. А заходят к старушке нечасто, потому что Таира лишь ставит свою печать на прошениях, распределением же выгодных заказов занимаются молодые и пронырливые. Зато госпожа Смотрительница знает все нужды города и горожан.

Дверь распахнулась без предупредительного стука, пропуская в комнату женщину лет сорока, раздражённую и взволнованную, в форменной мантии с белым кантом. Если не ошибаюсь, это как раз кто-то из принимающих прошения. По именам всё равно никого не знаю, потому что со мной в общем зале не желают разговаривать, сразу спроваживая к скучающей начальнице.

Но встать и почтительно поклониться всё равно нужно. Пусть даже меня не желают замечать.

— Что случилось, дорогая моя? — удивлённо подаётся вперёд Таира.

— Госпожа, я ни в коем случае не стала бы вас беспокоить, но дело... не из обычных.

— Как так, Силема?

Женщина коротко и неодобрительно взглянула в мою сторону, но не стала требовать изгнания посетителя из кабинета, а, приравняв меня к предмету мебели, пустилась в объяснения:

— Явился проситель. Из предместий. И не желает ждать ни минуты.

— Что же в том необычного?

— Обстоятельства. — Силема помолчала, словно подбирая слова. — По его уверениям, нужно всего лишь поправить заклинание, однако...

— Для того мы здесь и находимся, дорогая моя, чтобы удовлетворять подобные прошения.