Раскрыть ладони

— Ты голоден?

Я прислушался к животу. Пока не бурчит, но вполне возможно, спустя час-другой начнёт требовать пищи.

— Немного.

— Я посмотрю, что осталось на кухне и принесу, хорошо?

— Если тебе не трудно.

— Какой же труд в том, чтобы человека накормить? — удивилась Тай. По-настоящему удивилась, искренне и мило, так, что рассердиться на неё не представлялось возможным.

Она не всегда понимает мои слова, но дело не в том, что девушка простовата или, как утверждают злые языки, глупа. Я и сам очень часто не могу себя понять. Особенно в разнице намерений и поступков.

Широкая юбка взметнулась парусом и исчезла за дверью: Тайана поспешила вниз, в кухню. Даже не слыша, могу сказать, что девушка прыгает на одной ноге через ступеньку. Сначала на правой, потом на левой. По лестничной площадке — на обеих ногах. И ещё пролёт в том же духе. Хорошо бы, её братья не переусердствовали за завтраком, иначе придётся ждать вечера, поскольку раньше, чем спадёт жара, в Саэнне пищу не принимают. И для здоровья вредно, и не особо хочется, потому что палящее солнце — не самый приятный сотрапезник.

Что ж, у меня есть несколько минут, чтобы привести себя в надлежащий для пребывания в благовоспитанном обществе вид. Хотя, зачем спешить? Тай уже видела мою заспанную физиономию и мятую одежду, а больше я никого в своих апартаментах принимать не собираюсь. И безграничное благодарение Всеблагой Матери, что гостей не предвидится: не хочу представлять, сколько тщетных усилий понадобится для уборки на моём чердаке.

Да, я живу под самой крышей двухэтажного особняка, некогда принадлежавшего зажиточному купцу и откупленного мастеровым людом в те годы, когда Нижние кварталы города перестали считаться пристойными для проживания богатых и родовитых семей. В подвале дядя держит кузню, на первом этаже сваливает железный хлам, по которому легко можно представить все шаги превращения руды в разные, преимущественно острые штуковины, а на втором обитают он сам, Тай и три здоровенных парня, похожих друг на друга так сильно, что и отец никак не может разобраться, кто из них кто. Или не особо желает это сделать, потому называет просто: Ен, Ди и То — «первый», «второй», «третий».

Чердак никогда не был завидным местом, но осиротевшему племяннику всё равно некуда было податься, и любезное предложение дяди я принял с радостью. В конце концов, лучше заброшенное пространство в лесу нависающих прямо над головой стропил, чем койка в Доме призрения, прочимого мне для проживания в ожидании совершеннолетия, а может, и после него. Много лучше, и не только своими качествами. Конечно, пришлось расчистить, подправить, приколотить и прострогать, но, по крайней мере, сейчас то место, где я провожу ночи и некоторую часть дней, похоже на комнату. Одну большую, правда, потому что перегородки поставить так никто и не удосужился. Да и хорошо, когда стены далеко, а воздуха много. Мне нравится простор. Но только не тот, что виден с края обрыва! Я боюсь высоты. И ещё нескольких вещей, которых избегаю даже мимолётно касаться мыслями. Мои годы приближаются к двадцати восьми, но страхи никуда не уходят, как это ни печально, и потому очень многие считают меня трусом. Может быть, вполне заслуженно...

Ветер, пробирающийся на чердак через открытое окно за моей спиной, на мгновение качнул невидимые занавеси из стороны в сторону, ослабевая и снова усиливаясь. Пушистые ниточки скользнули по моей щеке и вернулись на прежнее место, словно бы с некоторым удивлением и сожалением, что вообще пришлось двигаться. Никогда раньше не замечал в своих ощущениях такого оттенка... А впрочем, наверное, показалось. Спать по ночам надо, а не работать! Я повернулся, намереваясь покончить со сквозняком, прикрыв решётчатые ставни поплотнее, но вместо исполнения задуманного, растерянно замер на месте, остановленный неприятным открытием. Разве сегодня ко мне должны были прийти гости?

Наверное, правильнее и безопаснее было бы смотреть на всю фигуру целиком, но блеклый буровато-серый наряд пришельца скрадывал очертания настолько, что внимание само собой устремлялось вверх, а достигая лица, сразу же оказывалось беспомощно застрявшим в мёртвом капкане взгляда.

Нехороший такой взгляд. Серьёзный. Бесстрастный. Внимательный. Так рассматривают на рынке товар, приобретаемый не из удовольствия, а из надобности: о пользе покупок спорить и не пытаются, но кривят губы и скучно торгуются с купцом ради соблюдения приличий. Именно с подобным выражением и смотрели на меня темно-серые глаза с лица, на котором...

Спаси и сохрани, Всеблагая Мать!

Чёрные, жирно поблёскивающие линии сплетались, расплетались и менялись местами, подмешивая в природный цвет кожи стальной отлив странной для живого человека бледности и образуя причудливый узор. Узор, на весь мир заявляющий о принадлежности его обладателя к Теням — Гильдии наёмных убийц.

Легендарная «живая» татуировка, секрет которой известен только мастерам Гильдии, гремучая смесь металлической пыли, угля, трёх десятков масел и неизвестно, скольких десятков заковыристых чар. Рисунок, как утверждают сплетники, способный перемещаться в границах тела по желанию его владельца. Также пульсирующие в одном ритме с сердцем линии вольны полностью исчезать и изменяться, к примеру, чтобы поведать о перемещении их обладателя к вершинам иерархии, но на то, конечно же, есть правила и условия, непременные к исполнению.

Как странно... Явленное в нескольких шагах от меня чудо заставило забыть об испуге от визита нежданного и, прямо скажем, нежеланного гостя, да так успешно, что колени передумали привычно трястись. Только мурашки начали на спине свою любимую игру в догонялки, мелко-мелко перебирая сотнями ножек.

А пока мне приходилось выбирать между любопытством и испугом, убийца небрежно скрестил руки на груди, кончиками пальцев поглаживая локти в тех местах, где на рукавах обычно располагаются потайные карманы для метательных ножей. Если бы я до сего момента лелеял мысли об оказании отпора, то теперь разумнее было беспрекословно смириться с происходящим и дождаться хоть каких-то объяснений. Кому же хочется обзавестись стальным пёрышком в горле? Дышать окажется крайне затруднительно, знаете ли.

Высокий, но не массивный. Гибкий и увёртливый, наверное, как змея. Волосы выбелены то ли солнцем, то ли искусственными средствами: так у Теней принято. Почему? А на белые вихры любой другой цвет ляжет ровно и охотно, если возникнет необходимость.

Ноги длинные. Бегает, стало быть, быстро, а значит, шанса первым оказаться на лестнице у меня как не было, так уже и не предвидится. Каков печальный результат осмотра? Если пришелец задумает убить, можно не стараться отодвинуть миг кончины на более позднее время, нежели угодное душегубу. Или всё же попробовать? Жаль, что меня застали врасплох, но если постараться...

Эй, а почему я вообще подумываю о грозящей смерти? Он же сейчас занят именно «отдохновением», и выставленная напоказ раскраска неопровержимо о том свидетельствует. Между выполнением заказов Тени ведут вполне добропорядочную жизнь обычных горожан, и татуировка на их лицах видна очень чётко. Вот когда убийца заключает договор и приступает к делу, рисунок исчезает, чтобы проявиться вновь лишь по полном выполнении обязательств. Такова воля Анклава, хранящего покой жителей города по принципу: если рисунок виден, страшиться нечего. Правда, вечно мельтешащий узор мешает разобрать черты лица убийцы, и когда Тень возьмёт-таки заказ, вы всё равно не сможете распознать, кто в толпе безобиден, а кто смертельно опасен, даже если ранее видели этого человека по сто раз на дню.

Нет, мне нечего бояться. Нечего. Совсем нечего. Может быть, он просто ошибся дверью... То есть, окном. Да и кому настолько могло понадобиться моё отбытие за Порог, что потратился на чрезмерно дорогого провожатого? Много проще нанять бездельника из Нижних кварталов, который и возьмёт дёшево, и получит удовольствие от работы.

Белобрысый решил нарушить молчание первым, видимо, решив, что от меня начала беседы не дождаться: