Страница 129 из 129
Теперь чадили сразу три свечи. Царило молчание.
- Разбойники? - предположил вслух Вяземский. - Грабители с Васильевского острова?
Граф поморщился:
- Это, конечно, материалистично, но все же… Как-то не так все должно было кончиться, князь…
- Вам еще и толику романтики подавай, Александр Христофорович? - не без язвительности спросил Вяземский.
- Петр Андреич…
- Простите, ваше сиятельство. Нервы…
- Я понимаю. Но, видите ли… Любой, конечно, может стать жертвой ночных грабителей, и все же при этом варианте сохраняются слухи, сплетни, пересуды… Необходимо что-то более убедительное… я не в состоянии это сформулировать точнее… Убедительное и… естественное, если можно так выразиться.
- Дуэль, - сказал Дуббельт, ни на кого не глядя.
- Леонтий Васильевич?
- Вот именно. Дуэль. Учитывая репутацию Александра Сергеевича, будем откровенны, изрядного бретера, задиры, имевшего множество поединков, общество ни на миг не усомнится…
- Как вы это себе представляете?
- Очень просто, ваше сиятельство. Александр Сергеевич в последнее время ухаживал за Катишь Черновой, о чем втихомолку судачил весь Петербург. Его нешуточным соперником в этом предприятии был некий французский хлыщ, совершенно незначительная личность, не имеющий здесь связей и особых знакомств, зачисленный в кавалергарды исключительно благорасположением государя… приемный сын французского посланника…
- Да-да, что-то такое припоминаю, - кивнул Бенкендорф, заметно оживившийся. - Геккерен… Сам-то он, этот юнец, зовется как-то иначе, в голове вертится… Совершенно варварского звучания имя, напоминающее кличку персонажа комической оперы… Дандас… Дондоз…
- Д'Антез, - сказал Вяземский хмуро.
- Вот именно, Д'Антез… Леонтий Васильевич, продолжайте…
- Дуэль - это убедительнейшее объяснение, с которым мгновенно и без малейшего внутреннего сопротивления согласятся все до единого, а также не усмотрят в том ничего необычайного, - сказал Дуббельт. - Дуэли преследуются законом, а значит требуют тайны… У Пушкина была дуэль с заезжим французским хлыщом Д'Антезом, в результате которой Александр Сергеевич получил смертельную колотую рану. Вот в этом случае легко будут объяснимы все слухи, несообразности и недоумения. Дело, можно сказать, житейское.
- А что сам французик? - уже менее колко поинтересовался Вяземский.
- О, в этом я особых сложностей не вижу, - сказал Дуббельт. - Речь, в конце концов, идет о субъекте крайне незначительном, явившемся к нам на ловлю счастья и чинов. Нетрудно будет поговорить с ним убедительно , объяснить перспективы, выдвинуть причины, по которым он, сам того не зная, в одночасье потерял расположение императора, а потому обязан подчиниться. Объяснить, что на свете существуют как золото, так и Сибирь… Я уверен, мне удастся…
- Вот и приступайте немедленно, - сказал Бенкендорф. - К завтрашнему утру все должно быть улажено, и именно эта версия событий - распространена в публике. И не смотрите на меня так, Петр Андреевич, я вынужден…
- Я понимаю, - кивнул Вяземский все с тем же хмурым видом.
- Такова жизнь, - сказал Бенкендорф чуточку мягче. - Иногда приходится прославлять героев, а иногда - их прятать , и никуда от этого не уйти. Служба такова, господа…
И на какое-то время его лицо, выдав обычные человеческие чувства, стало растерянным и горестным, ничуть не приличествующим ни ловкому царедворцу, ни герою двенадцатого года. Он сказал совсем тихо, словно извиняясь перед кем-то, кого больше не было:
- Кто же виноват, что нам выпала именно такая война…
И тут же стал прежним, холодным, жестким.
Красноярск, июнь 2006
М.: ОЛМА Медиа Групп, 2006