Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 112

Однако этот бунт все же вынудил власти с царем во главе npинимать срочные меры. Началось следствие. Как много раз случалось и прежде, и потом, и в нашем Отечестве, и в иных державах, крайними стали «стрелочники», то есть те самые монетных дел мастера (среди которых, впрочем, невинных овечек не было). Рубили руки-ноги, клеймили раскаленным железом, драли кнутами, ссылали в Сибирь, отбирали неправедно нажитое. Но персоны отделались легким испугом — что Ртищев, что Шорин, что прочие. На своего тестя Милославского царь лишь «посердился». А медные деньги казне пришлось скупать у населения — по крайне дешевой цене, правда. Но, как бы там ни было, а подобных экспериментов с «суррогатами», чья стоимость искусственно завышена, государство более не производило…

Лично мне эта история крайне напоминает иные аферы нашего времени. Похожести столько, что жутковато делается…

Но все же Милославского с компанией еще нельзя, строго говоря, назвать «олигархами». Они — не более чем удачливые мошенники, провернувшие одномоментную аферу (пусть и с огромной прибылью). Под олигархом я в этой книге понимаю индивидуума, который завладел большими материальными ценностями (заводами, нефтяными месторождениями, другими торговыми и произродственными предприятиями), причем непременно — в результате большей частью противозаконных махинаций. Сергей Мавроди, таким образом, олигархом безусловно не является — в отличие от, скажем, Ходорковского.

Первым в отечественной истории, к кому с полным на то правом применимо определение «олигарх», стал сподвижник Петра I Александр Данилович Меншиков.

Часть своих несметных богатств он сколотил чисто феодальными методами: завладел огромными поместьями с тысячами крепостных, частью пожалованными императором, частью присвоенными, как говорится, «в результате злоупотребления служебным положением». Благо служебное положение у него было на зависть многим: собственно, второй человек в государстве после императора. Влияние на государственные дела и все без исключения государственные учреждения огромное. А потому Меншиков, случалось, захватывал в личную собственность целые города — Копорье, Ямбург, Батурин и проч. Впрочем, часто земли с крестьянами покупал честно, но, заметим, на денежки, нажитые всевозможными махинациями или примитивным казнокрадством, равно как и взятками.

Однако у князя Меншикова хватало и всевозможных промышленных предприятий. Три кожевенных завода. Три завода по производству парусины. Винокуренные заводы. Рыбные промыслы на Волге. Многочисленные лесопильные мельницы. Соляные промыслы. Стекольные и хрустальные заводы. «Рудни», в которых выплавляли железо. И, наконец, масса недвижимости в Москве, которая сдавалась внаем (бани, торговые лавки, харчевни, мельницы, погреба и др.).

Меншиков, таким образом, активнейшим образом участвовал не только во внутренней торговле, но и во внешней, установив постоянные тесные связи с купцами, судовладельцами и банкирами не только Англии, Голландии, германских государств, но и со всеми мало-мальски заметными в мировой торговле странами Европы.



Казалось бы, обычное предпринимательство на широкую ногу? В том-то и дело, что честной игрой тут и не пахло. Пользуясь близостью к Петру, Меншиков, например, добился от него для себя монополии, полной свободы рук на Белом море, где его компания добывала «морского зверя» (тюленей и моржей) и ловила треску. Естественно, никто другой и носа сунуть не мог в те места, а это, согласитесь, мало напоминает честную конкуренцию. Вдобавок, пользуясь "монопольным положением, люди Меншикова за бесценок, но в огромных количествах, скупали у тамошнего населения рыбу и ворвань — жир помянутого «морского зверя». Продавали, как без труда догадается читатель, гораздо дороже. Местное население вынуждено было, скрепя сердце, отдавать свой товар за гроши — поскольку выбора не было. Ворвань, между прочим, для того времени была товаром крайне необходимым — при выделке кож и мыла, конопачении кораблей и лодок, смазке механизмов.

Типичное олигархическое поведение, прекрасно знакомое по нашей с вами действительности, — пользуясь связями и влиянием в высших эшелонах власти, стать монополистом в какой-то области… Кстати, «Компания Белого моря» злоупотребляла своим монопольным положением так беззастенчиво, что Петр I в конце концов ее прикрыл…

Сплошь и рядом люди Меншикова, работавшие на внутреннем рынке, попросту вытесняли конкурентов, пользуясь авторитетом босса и его местом в государственной иерархии. Пошлин, которые обязаны были платить купцы и предприниматели, наш герой большей частью, разумеется, не платил. Нанимал на свои рыбные промыслы беглых крестьян, на свои мельницы посылал в качестве бесплатной рабочей силы солдат местных гарнизонов (поскольку занимал немалые военные посты), опять-таки, пользуясь своим положением, перехватывал самые выгодные подряды на поставки в казну. Наконец, безбожно завышал цены на свою продукцию (те же кирпич и доски). Какая уж тут честная конкуренция и открытый для всех рынок…

О предпринимательстве Меншикова известно мало — не оттого, что нет документов, а исключительно потому, что историки, как я уже говорил, в массе своей пренебрегают скучной экономикой, зацикливаясь на сражениях, придворных интригах и прочих красивостях. По компетентному мнению знающих людей, документов — масса, но никто ими особо не интересуется…

Меншиков, кстати, был первым россиянином, кто догадался вывозить прибыль за границу, то есть прятать ее не в кубышке под раскидистым дубом, а в европейских банках. К моменту своего падения Александр Данилович успел отложить на черный день в лондонских и амстердамских банках девять миллионов рублей, и еще на миллион бриллиантов и «ювелирки». Для сравнения: весь государственный бюджет Российской империи в 1724 г. составил всего-то шесть миллионов двести сорок три тысячи девяносто восемь рублей.

Разумеется, он был не один такой умный. Многие сановники того времени занимались чем-то похожим, но у Меншикова было громадное преимущество перед всеми — административный ресурс.