Страница 78 из 88
Считается, что от хана Нагая как раз и пошло наименование народа ногайцев. Не знаю. Быть может. Однако, во-первых, даже официальная историография признает, что ногайцы впервые появились на исторической арене столетие спустя после смерти хана Нагая, а во-вторых, на Руси прекрасно известен старинный боярский род по фамилии Нагие. Мария Нагая была третьей женой Ивана Грозного, матерью незадачливого царевича Димитрия. Вот здесь созвучие имен Нагой-Нагие гораздо более многозначительно…
Не поискать ли нам в русской истории конца XIII в. могущественного князя, с которым поддерживали отношения польские и венгерские короли, правители Болгарии и Сербии, а византийский император даже выдал за него свою побочную дочь? Князя, правившего около сорока лет, распоряжавшегося другими русскими князьями, как своими вассалами? Причем сведения о нем в русской истории будут крайне скудными, подобно рассматривавшейся раньше нами паре: удивительно бесцветный, ничем себя не проявивший Батый и его современник, невероятно деятельный Александр Невский.
Пожалуй, подходящая кандидатура имеется — сын Александра Невского Даниил, которого историки считают «первоначальником» идеи собирания русских земель под руку Москвы. Несмотря на столь почетное звание, сведения о нем в русской истории крайне скудны. Его сын, знаменитый Иван Калита ( который отчего-то совершенно неизвестен Лызлову ) продолжал дело отца. Вместе они как раз и правили около сорока лет, сначала один, потом другой, причем с занятием престола Калитой, как мы помним, «татары» отчего-то «перестали воевать русские земли».
Я вовсе не утверждаю, что «хан Нагай» — это собирательный образ Даниила Александровича Московского и Ивана Калиты ( прежде всего потому, что не производил скрупулезного расследования ). Всего-навсего подробно обрисовываю выбранный мной метод расследования. Очень уж настораживают эти странные «пары» — «татарские ханы», о чьей деятельности рассказывается крайне подробно, и сопутствующие им по времени русские князья, весьма незаурядные, но отчего-то удостоенные в русской истории лишь скупых упоминаний. Или наоборот — напоминающий скорее бледную тень Батый и средоточие энергии Александр Невский, объединенные как раз общностью взятых на себя задач и целей, общими интересами. Если присовокупить к этому удивительное разнообразие мирских и крестильных имен, прозвищ… Словом, если кто-то другой потом возьмется изучать родословную Даниила Московского и Калиты и обнаружит, что женой кого-то из них была византийка, я особенно и не удивлюсь.
Гораздо больше меня увлекает другая загадка, на которую я не могу найти ответ по недостатку информации: почему традиция приписывает убийство хана Нагая «ордынцу» Тохте, но при этом прямо упоминается, что Нагая зарубили русские всадники?
Почему Узбек, этот якобы ревностный приверженец ислама, сделавший его единственной религией Золотой Орды, в то же время, по сведениям русских летописей, выдает митрополиту Петру грамоту, в которой подтверждает все «Батыевы» привилегии церкви, а также… письменно просит митрополита молиться за него самого, его семью и его царство? А потом преспокойно позволяет своей дочери Кончаке выйти замуж за Юрия Даниловича Московского и принять христианство?
А еще меня привлекает интереснейший вопрос: с кем сражался на Куликовом поле Дмитрий Донской, и кому в 1480 г. противостоял на Угре государь всея Руси Иван III?
СЕВЕР ПРОТИВ ЮГА: СТАРАЯ ДИНАСТИЯ?
В «классической» историографии битва на Куликовом поле объясняется традиционно: «злой ордынец», татарин Мамай коварно вознамерился если не изничтожить Русь под корень, то по крайней мере «истребить веру христианскую, дабы заменить ее магометанской». Соответственно, Дмитрий Донской выглядит защитником Отчизны и христианства, а причины, побудившие его схватиться с Мамаем на Куликовом поле, предстают исключительно светлыми и благостными.
Вот только при любом мало-мальски скрупулезном расследовании мгновенно выплывают недоуменные вопросы…
За два года до Куликовской битвы, в 1378 г., московские полки воевали на реке Воже с «татарским мурзой» Бегичем, якобы подручным Мамая. С этой битвы и начинаются вопросы…
Оказывается, после битвы на Воже русские захватили в подвергшемся разгрому татарском стане какого-то ПОПА «с мешком зелий и трав». Отчего-то этого попа мгновенно связали с весьма интересной личностью того периода — «мятежником и заговорщиком» Иваном Васильевичем Вельяминовым. Отец этого Ивана был последним, кто занимал в Москве высокую должность тысяцкого — нечто вроде градоначальника или мэра ( но этот пост был наследственным ). Дмитрий решил, должно быть, что «двум медведям в одной берлоге не ужиться», и пост тысяцкого отменил. Обиженный Иван, немало интриговавший против Дмитрия, бежал сначала в Тверь, потом… в Орду, то есть на Юг, уже почти отделившийся от Севера-Руси. И попа с ходу заподозрили в том, что он как раз и подослан отравить великого князя Дмитрия.
Таким образом сразу возникает интересная коллизия: выходит, события, именуемые «битва на реке Боже», каким-то боком были связаны со сложной интригой против Дмитрия, в которой участвовали тверичи, московские «эмигранты» и Орда… Бедного попа пытали и сослали в отдаленный монастырь, а в следующем, 1379 г., Ивана Вельяминова, каким-то образом выманенного на Русь, захватили в Серпухове агенты Дмитрия, привезли в Москву — и 20 августа казнили при большом стечении народа. Летописцы отметили, что у «многих смерть Вельяминова вызвала слезы» — очевидно, в этой интриге, во многом так и оставшейся для нас загадкой, симпатии немалой части москвичей были не на стороне своего князя. После этого долго и старательно охотились за сообщниками Вельяминова, казня их одного за другим, — все они, повторяю, были русскими.
А потом на Русь двинулся Мамай…
Во главе татарского войска, скажете вы?
Не угадали!
«Татар» в войске Мамая как раз и не наблюдается. То есть, по традиции его воины именуются «татарами», но состав их иной:
1. Ясы и аланы ( то есть православные аланы и осетины! ).
2. Черкасы ( то есть казаки! ).
3. Половцы и печенеги ( славяне! ).
4. «Фряги» ( генуэзские наемники ).
Вскользь упоминаются еще некие «бесермены», но, судя по тому, что это название чересчур общее, скорее расхожее клеймо вроде «злых татаровей», особо верить в них не следует.
Что любопытно, Сергий Радонежский поначалу уговаривает князя Дмитрия уступить «татарским» требованиям. Мог бы он вести себя так, будь целью Мамая уничтожение христианской веры, вообще Руси? Вряд ли. Значит, у Мамая была какая-то совершенно другая цель…
Князь Дмитрий все же собирается на битву. Логично будет предположить, что, прослышав о грозящей Руси и православию беде, на помощь ему придут другие князья?
На подмогу к Дмитрию не пришел никто! Ни один независимый, владетельный князь! Даже тесть Дмитрия и его тезка, Димитрий Константинович Нижегородский, не прислал ни единого человека. Уникальнейший случай. Мог смалодушничать один, отвернуться другой, из-за каких-то своих соображений не участвовать третий, но чтобы все до одного князья отказались помогать в отражении нашествия «безбожных татар», включая родного тестя Дмитрия, — такого на Руси не бывало ни до, ни после…
В чем же дело? Быть может, все прекрасно отдавали себе отчет, что это не «нашествие безбожных татар», а некое дело, касающееся одного Дмитрия? Другого объяснения я что-то не вижу…
Потом, правда, прибыли четверо князей — два Ольгердовича, Андрей Полоцкий и Дмитрий Корибут Брянский. Все четверо — литвины. Ни один русский князь так и не появился. Только несколько мелких вассалов Дмитрия.
И вновь, как в случае с «Повестью о битве на Калке», я намерен пользоваться исключительно первоисточником — «Сказанием о Мамаевом побоище».
Н. Костомаров обозвал его «множеством явных выдумок, анахронизмов, равным образом и преданий, образовавшихся в народном воображении уже позже». И добавил в сердцах: «Эта повесть никак не может считаться достоверным источником».