Страница 96 из 108
Джон Фиск начинал с того, что контрабандой во время войны вывозил с Юга хлопок. Потом продал армии груды залежавшихся в магазинах одеял, которые цивильные покупатели не брали из-за неприглядной расцветки. И поднялся на довольно остроумном деле. В ближайшем к Англии (по прямой через морскую гладь) порту он нанял быстроходное судно – и, едва стало известно о капитуляции южан, отправил на нем в Лондон своего человечка. Тот быстренько скинул облигации Конфедерации на приличную сумму – они на лондонском финансовом рынке котировались уже довольно низко, но все же выручить за них денежки можно было. Через два дня, когда весть о крахе Юга дошла до Англии, цена облигаций упала ниже плинтуса – но Фиск свои деньги огреб.
И кинулся в железнодорожный бизнес, где ухитрился надуть не кого-нибудь, а Вандербильта, известного тем, что палец в рот ему не клади – голову откусит. Комбинация была по тем временам свеженькая, незатрепанная: Вандербильт, решив прибрать к рукам железнодорожную компанию (где одним из трех основных акционеров был Фиск), потихоньку начал скупать ее акции – а они росли в цене, росли, росли… Вандербильт тем времени их скупал, скупал, скупал…
Набрав долгожданный 51 процент, он возликовал в душе и послал за шампанским. Но не успела пробка вылететь в потолок, как стало известно, что Фиск пробил через правление выпуск сотен тысяч новых акций, которые не сумели бы скупить и десять Вандербильтов сразу. Контрольный пакет Вандербидьта мгновенно превратился в лопнувший мыльный пузырь – но потратить на него он успел миллионы…
Торжествующий Фиск на пару с приятелем Гулдом перекинулся на золото. Подельники стали монополистами по торговле золотом в Нью-Йорке. После очередных махинаций, о которых тут нет смысла рассказывать подробно, они устроили финансовый кризис под названием «Черная пятница», положив в карман кругленькую сумму в 11 миллионов долларов.
Фиск, правда, кончил плохо – один из разоренных им бизнесменов пристрелил его прямо в вестибюле роскошного «Гранд-Отеля». Но это был чуть ли не единственный из «баронов-разбойников», с которым произошла столь досадная случайность, – коллеги по бизнесу благоденствовали.
Вандербильт захватил одну из важнейших в стране Центральную железную дорогу – на сей раз он не полагался на контрольный пакет. Нанятые им банды разбирали рельсы, портили мосты, начались крушения, налеты грабителей, почему-то из всех железных дорог облюбовавших именно эту. Пассажиры отхлынули. Замаячило банкротство. Тогда к владельцам убыточной дороги явился Вандербильт и быстренько ее купил за смешные деньги. Все всё знали, но связываться никто не рискнул.
В 1865 г. завел свой крохотный керосиновый заводик делец с ничем не примечательной еще фамилией Рокфеллер. Через пять лет его состояние уже оценивалось в миллион…
В 1860 г. более половины «земельного фонда» страны находилось в ведении правительства в качестве «федеральных земель». К 1900 г. из этого немалого количества осталось только десять процентов. Остальное каким-то загадочным образом перешло к железнодорожным компаниям и горнорудным трестам. Две цитаты из американских историков: «Каждое крупное состояние в XIX в. уходит своими корнями в жульничество». «В своей всепоглощающей страсти к накоплению богатства люди растаскивали ресурсы страны, как бандиты, грабящие дворец» (88).
Беда не в том, что люди становились миллионерами, – беда в том, что это была изначально грязная игра, в которой все решали не деловые способности и талант, а закулисные махинации, коррупция и прямая уголовщина…
О «баронах-разбойниках» можно написать не одну книгу (немало, кстати, и написано). Это было бы увлекательнейшее чтение, но ограничимся кратким резюме: после окончания Гражданской войны огромные богатства как на Юге, так и на Севере были оперативно «прихватизированы» кучкой темных дельцов, в одночасье ставших олигархами. Без победы над Югом (и без самого Юга) все эти акулы остались бы мелкими рыбешками – и уж безусловно никогда не вышли бы на международную арену.
Когда Корнелиус Вандербильт умер в 1877 г. и обнаружилось, что его состояние достигает ста миллионов долларов, в английский язык пришлось срочно вводить новый термин – «мультимиллионер», чтобы отличать олигархов от «просто» миллионеров.
Теперь можно было сворачивать на Юге и видимость реформ – главная цель была достигнута, золото рекой текло в сейфы, негры уже никого не интересовали…
4. Финал и занавес
В 1871 г. власти окончательно покончили с призраком «индейского суверенитета». Теперь с индейцами не заключали не только договоров, но и куцых соглашений. Краснокожие поменяли юридический статус и стали не «договаривающейся стороной», а «подопечными правительства» (лишенными всех гражданских и политических прав).
К слову, есть информация, что именно устроенные американцами лагеря для индейцев взял за образец для своих жутких заведений господин по фамилии Гитлер…
Собственно говоря, поскольку все новое – это хорошо забытое старое, северные ловкачи, под флагом «борьбы за свободу негров» ограбившие всю страну, всего-навсего позаимствовали идею у итальянцев тринадцатого столетия. Когда-то славный город Флоренция смертельно враждовал с окрестными баронами, крупными землевладельцами. И победить этих баронов Флоренция никак не могла – поскольку те располагали приличным войском из своих вассалов, пребывавших на полукрепостном положении.
Вот тогда-то ушлые флорентийцы (городские люди, грамотные) и подняли страшный шум: о недопустимости угнетения человека человеком, о свободе, присущей человеку изначально, о подлости «рабовладельцев»-баронов. И развернули целое движение за права «угнетенных баронских рабов».
Понемногу угнетенные стали прислушиваться к словам добрых людей из города, а там и прониклись настолько, что подняли восстание и отказались пребывать в своем нынешнем жалком положении. Флорентийское ополчение без особого труда победило лишившихся войска баронов… а годиков через пятьдесят, когда от былой силы баронов и след простыл, вольный город Флоренция не только восстановил в своих владениях самое настоящее рабство для некоторых категорий населения, но и расширил его по сравнению с прошлой баронской практикой… Аналогия лежит на поверхности.
В Штатах очень быстро наступило самое натуральное горькое похмелье: люди, частенько самой жизни не щадившие за «благородное дело Севера», стали с ужасом и отвращением сознавать, для чего их использовали.
Жорж Клемансо, будущий видный французский политик, по молодости лет восторженно относился к «священной войне Севера», Линкольна считал величайшим в истории политическим деятелем, а США – землей обетованной. Приехав туда и своими глазами наблюдая президентские выборы 1868 г., объездив южные штаты, восторженный юноша пришел в ужас, узрев коррупцию, северный расизм, закулисные партийные махинации. Именно после американской поездки Клемансо первым ввел во французский язык понятие политикан – со всем присущим этому термину отрицательным значением.
Но вернемся к северянам…
Один из самых знаменитых писателей Америки Амброз Бирс был из тех, кто совершенно искренне верил в слова. Он прошел войну в федеральной армии, участвовал в нескольких сражениях, был тяжело ранен. Однако потом, насмотревшись на то, что творил в Новом Орлеане «мясник» Батлер, вплотную столкнувшись с разгулом «саквояжников», которых по долгу федерального офицера должен был защищать и оберегать, Бирс, по воспоминаниям его знавших, откровенно сожалел, что с таким пылом сражался за «северное дело», оказавшееся лишь ширмой для хапуг…
Другой писатель, Джон Дефорест, сейчас почти забыт – но когда-то пользовался в США большой известностью. Он воевал три года, дослужился до пехотного капитана. Мало того, отечеству служил не только саблей, но и пером – написал когда-то очень популярный в Штатах роман «Мисс Рэвенел уходит к северянам» (46), увидевший свет в 1867-м, – о семье южных плантаторов Рэвенелов, которые сначала поддерживали исторически обреченное, реакционное дело южан, но потом, прозрев, нашли в себе силы порвать со своим классом и дружно, всем семейством, перешли на сторону благородного, прогрессивного, свободолюбивого Севера. Идейно выросли, одним словом. Перековались.