Страница 47 из 85
Как только Норри уверилась, что трос закреплен надежно, она включила механизм, и машина притянула меня.
— Кто сказал, что никогда нельзя поймать кэб, если он вам нужен? — заявил я; но зубы мои стучали, и это испортило эффект.
Норри все равно улыбнулась и помогла мне взобраться на заднее сиденье.
— Куда едем, приятель?
Внезапно я не смог придумать ничего смешного. Если бы фюзеляж машины не был таким крепким, я бы смял его коленями.
— Куда угодно. Куда вы едете, — просто сказал я.
Норри развернулась на своем сиденье и запустила двигатель.
Нужна действительно чуткая рука, чтобы точно пилотировать трактор вроде «Семейной машины», особенно с грузом. Очень трудно сохранить центр тяжести, и управление запутанное — вы должны предугадывать ее поведение, иначе машина начнет вращаться и потеряет равновесие. Танцор, разумеется, справляется с делом сложной балансировки массы лучше, чем любой из пилотов Космической Команды, кроме самых опытных. А Норри была лучшей из нас шестерых. Но сейчас она превзошла себя.
Она даже превзошла расчеты компьютера. Это не слишком удивительно:
всегда есть немного больше топлива, чем сообщают приборы. Но, конечно, этого было слишком мало, чтобы иметь какое-то значение. Мы по-прежнему были мертвы. Но через некоторое время отдаленный красно-зеленый сфероид перестал уменьшаться. Приборы подтвердили это. Еще через более долгий промежуток времени я смог убедить себя, что он даже растет. Естественно, именно в этот момент вибрация у меня под ногами прекратилась.
Все то время, что мы ускорялись, я сгорал от желания заговорить, но держал рот закрытым из опасения отвлечь внимание Норри. Теперь мы сделали все, что могли. Больше нам ничего не оставалось в жизни, кроме возможности говорить. А у меня снова исчез дар речи. Молчание нарушила Норри, и ее тон был именно таким, как нужно.
— Хм… вы не поверите, но у нас кончилось горючее.
— Ни фига себе шуточки! Откройте дверцу, я выхожу из машины. Со мной такой номер не пройдет! («Спасибо, дорогая!»)
— Ха! Не переживайте. Отсюда нам вниз, с горы. Только подтолкнуть чуть-чуть нашу колымагу, и доедем до самого дома.
— Эй, послушайте, — сказал я, — когда вы управляете машиной, вот эдак вертя задницей, это и называется «задний ход»?
— О Чарли! Я не хочу умирать.
— Ну так не умирай.
— Для меня еще не все было потеряно.
— Норри! — Я схватил ее сзади за плечо. К счастью, я сделал это левой рукой, приведя в действие лишь те двигатели, в которых не было горючего.
Настала тишина.
— Прости, — сказала она наконец, все еще отворачиваясь от меня. — Я сделала выбор. Эти несколько минут вместе с тобой здесь стоят того, что я за них заплатила. У меня просто нечаянно вырвалось. — Она фыркнула в свой адрес. — Я зря трачу воздух.
— Не могу придумать ничего лучшего, на что бы стоило тратить воздух, чем разговор с тобой. Из того, что можно делать в р-костюме, я имею в виду.
Я тоже не хочу умирать. Но если так получилось, я рад, что ты рядом. Это эгоизм?
— Нет. Я тоже рада, что ты здесь, Чарли.
— Проклятие, это я виноват, что мы здесь. Если б не я, ничего бы не случилось. — Я умолк и нахмурился. — Вот что беспокоит меня больше всего, по-моему. Я иногда пытался угадать, что меня в конце концов убьет.
Конечно, я был прав: собственная проклятая глупость! Я отвлекся. И ткнул пальцем не туда, куда нужно. О черт возьми, Норри!
— Чарли, это был несчастный случай.
— Я отвлекся. Был невнимателен. Думал об этом проклятом последнем сроке и в результате как раз его провалил!
(Я был очень близок к чему-то в тот момент; к чему-то более важному, чем моя собственная смерть.)
— Чарли, это пустой треп. По крайней мере половина вины ложится на придурка, который проверял этот кислородный баллон на фабрике. Не говоря уж о потрясающем идиоте, который забыл заправить топливом машину сегодня утром.
Мы выполняем эту обязанность по очереди.
— И кто этот идиот? — спросил я, прежде чем успел подумать.
— Тот же самый идиот, который стартовал, не захватив дополнительного воздуха. Я.
Ее слова вызвали неловкую тишину. Я начал думать, что бы сказать такого, имеющего смысл или полезного. Или сделать. Давайте разберемся. У меня было меньше восьмой части баллона воздуха. У Норри, возможно, целый баллон и еще четверть: она использовала не так много воздуха для упражнений. (Оборудование Космической Команды, как и стандартные скафандры НАСА до них, содержит воздуха примерно на шесть часов. Р— костюм звездного танцора имеет запас воздуха только на половину этого срока, но наши скафандры красивее. И у нас всегда есть рядом сколько угодно сосудов с кислородом, привязанных ко всем нашим камерам.) Я потянулся вперед, отстегнул ее полный кислородный баллон, и молча передал ей через плечо. Она так же молча приняла его и вынула набор средств первой помощи из отделения на рукавице скафандра. Оттуда она вынула трубку в форме буквы «Y», убедилась, что оба верхних конца запе— чатаны, и воткнула трубку нижним концом в сосуд с воздухом. Из набора она достала две удлинительные трубки и присоединила их к концам буквы «Y».
Все устройство она прикрепила к боку машины до тех времен, пока оно нам не понадобится. Воздушный коктейль с двумя соломинками. Затем она с трудом развернулась на сиденье, пока не оказалась лицом ко мне.
— Я тебя люблю, Чарли.
— Я тебя люблю, Норри.
Никогда не верьте, если кто-нибудь скажет вам, что обниматься в р— костюме — пустая трата времени. Обниматься — никогда не бывает пустой тратой времени. Спина у меня болела страшно, но я не обращал внимания.
Шлемофон затрещал на другой радиоволне: вызывал Рауль, который добрался до Тома и Линды.
— Норри? Чарли? Том в порядке. Врач скоро прибудет, Чарли, но к тому времени, как он доберется, вам это уже не поможет. Я вызвал Космическую Команду, здесь рядом нет регулярных трасс, вообще ничего нет по соседству.
Что нам делать, проклятие, Чарли, что нам делать?
Гарри, должно быть, был очень занят с Томом, иначе он бы уже отобрал микрофон.
— Вот что ты должен сделать, приятель, — сказал я спокойно, разделяя слова, чтобы он утих. — Нажми на кнопку «запись», ладно? Теперь подключи динамики, чтобы Линда и Том были свидетелями. Готово? Хорошо. «Я, Чарльз Армстед, находясь в здравом уме и трезвой памяти…»