Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 31



Вернувшись в гостиную, Рендер пожал несколько рук и сел с Питером на софу.

Он потягивал пунш, а один из мужчин, с которым он только сейчас познакомился, доктор Минтон, обратился к нему.

— Вы Творец, да?

— Да.

— Меня всегда интересовала эта область. На прошлой неделе в госпитале мы как раз обсуждали отказ от этого.

— Вот как?

— Наш главный психиатр заявил, что нейротерапия не более и не менее успешна, чем обычный терапевтический курс.

— Я вряд ли поставил бы его судьей, особенно, если вы говорите о Майке Майсмере, а я думаю, вы говорите именно о нем.

Доктор Минтон развел руками.

— Он сказал, что собрал цифры.

— Изменение пациента при нейротерапии — это качественное изменение. Я не знаю, что ваш психиатр подразумевал под «успешностью». Результаты успешны, если вы ликвидируете проблему пациента. Для этого есть различные пути, их так много, как и врачей, но нейротерапия качественно выше некоторых, вроде психоанализа, потому что она производит крайне малые органические изменения. Она действует непосредственно на нервную систему под патиной реальности и сквозь центростремительные импульсы. Она вызывает желаемое состояние самосознания и создает неврологическое основание для поддержки этого состояния. Психоанализ же и смежные с ним области чисто академичны. Проблема менее склонна к рецидиву, если она скорректирована нейротерапией.

— Тогда почему вы не пользуетесь ей для лечения психотиков?

— Раза два это делалось. Но вообще-то это слишком рискованное дело. Не забывайте, что ключевое слово — «соучастие». Участвуют два мозга, две нервные системы. Это может обернуться в свою противоположность — антитерапию, если отклонение слишком сильно для контроля оператора. Его состояние самосознания может ухудшиться, его неврологический фундамент измениться. Он сам станет психотиком, страдающим повреждением разума.

— Наверное, есть какая-то возможность выключить обратную связь? — спросил Минтон.

— Пока нет. Этого нельзя сделать, не пожертвовав эффективностью оператора. Как раз сейчас над этим работают в Вене, но до решения еще очень далеко.

— Если вы найдете решение, то, вероятно, сможете зайти в область более серьезных душевных болезней, — сказал Минтон. Рендер допил свой пунш. Ему не понравилось подчеркнутое слово "серьезных".

— А пока, — сказал он после паузы, — мы лечим то, что можем, и лучшим из всех возможных способов, а нейротерапия — лучшее из того, что мы знаем.

— Кое-кто утверждает, что вы в действительности не лечите неврозы, а угождаете им — удовлетворяете пациентов, давая им маленькие миры, в которых их собственные неврозы свободны от реальности; миры, где они командуют как помощники Бога.

— Не тот случай, — сказал Рендер. — То, что случается в этих маленьких мирах, не обязательно приятно пациенту. И он почти ничем не командует; командует Творец — или, как вы сказали, Бог. Вы познаете радость и познаете боль. Как правило, при лечении больше боли, чем радости. — Он закурил и получил вторую чашу пунша. — Так что я не считаю эту критику ценной, — закончил он.

— А она все шире распространяется.

Рендер пожал плечами.

Он прослушал рождественский гимн и встал.

— Огромное спасибо, Хейделл, — сказал он, — мне пора.

— Куда вы торопитесь? — спросил Хейделл. — Оставайтесь подольше.

— Рад бы, но у меня наверху люди, так что я должен вернуться.

— Да? Много?

— Двое.

— Давайте их сюда. У меня тут запасов предостаточно. Накормлю и напою их.

— Договорились, — сказал Рендер.

— Ну и прекрасно. Почему бы вам не позвонить им отсюда?

Рендер так и сделал.

— Лодыжка Питера в порядке, — сообщил он.

— Замечательно. А как насчет моего манто? — спросила Джил.



— Забудь пока о нем, я займусь этим позднее.

— Я попробовала теплой водой, но розовое пятно осталось…

— Положи его обратно в коробку и больше не морочь мне голову! Я же сказал, что займусь им.

— Ладно, ладно. Мы через минуту спустимся. Бинни принесла подарок для Питера и кое-что для тебя. Она собирается к сестре, но сказала, что не спешит.

— Прекрасно. Тащи ее вниз. Она знает Хейделла.

— Отлично. — Она выключила связь.

Канун Рождества.

В противоположность Новому году:

Это скорее личное, а не общественное время; время сосредоточиться на себе и семье, а не на обществе; это время многих вещей: время получать и время терять; время хранить и время выбрасывать; время сеять и время собирать посеянное…

Они ели возле буфета. Большинство пили горячий ренрико с корицей и гвоздикой, фруктовый коктейль и имбирный пунш. Разговаривали об искусственных легких, о компьютерной диагностике, о бесценных свойствах пенициллина. Питер сидел, сложив руки на коленях, слушал и наблюдал. Костыли лежали у ног. Комната была полна музыки.

Джил тоже сидела и слушала.

Когда говорил Рендер, слушали все. Бинни улыбалась, взяв второй бокал. Рендер говорил как диктор и с иезуитской логичностью. Ее босс — человек известный. А кто знает Минтона? Только сослуживцы. Творцы знамениты, а она секретарша Творца. О Творцах знает всякий. Подумаешь — быть специалистом по сердцу или по костям, анестезиологом или по внутренним болезням! А ее босс был мерилом славы. Девушки вечно спрашивали ее о нем, о его магической машине…

"Электронные Свенгали", так назвал их «Тайм», и Рендеру было отведено три столбца — на два больше, чем другим (не считая Бартельметца, конечно).

Музыка сменилась легкой классической, балетом. Бинни почувствовала ностальгию, ей вновь хотелось танцевать, как бывало в давние времена. Праздник, компания вкупе с музыкой, пуншем и декорацией заставили ее ноги медленно притоптывать, а мозг — вспоминать свет, сцену, полную цвета и движения, и себя. Она прислушалась к разговору.

— …если вы можете передавать им и воспринимать их, значит, можете и записывать? — спрашивал Минтон.

— Да, — ответил Рендер.

— Я вот что подумал: почему не пишут больше об этих ангельских вещах?

— Лет через пять-десять, а может и раньше — напишут. Но сейчас использование прямой записи ограничено — только для квалифицированного персонала.

— Почему?

— Видите ли… — Рендер сделал паузу, чтобы закурить, — если быть полностью откровенным, то вся эта область под особым контролем, пока мы не узнаем о ней побольше. Если это дело широко обнародовать, его могут использовать в коммерческих целях… и, возможно, с катастрофическими последствиями.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что мог бы взять вполне стабильную личность и построить в ее мозгу любой вид сна, какой вы способны представить, и множество таких, каких вы представить не сможете — полный диапазон от насилия и секса до садизма и извращений, сон о заговоре с полностью исторической основой или сон, граничащий с безумием; сон о немедленном выполнении любого желания. Я даже мог использовать визуальное искусство, от экспрессионизма до сюрреализма, если хотите. Сон о насилии в кубистической постановке — нравится? Пожалуйста. Можете даже стать лошадью в «Гернике». Я мог бы записать все это и проиграть вам или кому угодно множество раз.

— Вы бог!

— Да, бог. Я мог бы сделать богом и вас тоже, если бы вы захотели, мог бы сделать вас Создателем и дать пережить все Семь Дней. Я управляю чувством времени, внутренними часами и могу растянуть реальную минуту в субъективные часы.

— Рано или поздно такие вещи произойдут, не так ли?

— Да.

— И каковы будут результаты?

— Никто не знает.

— Босс, — тихо сказала Бинни, — вы могли бы снова вернуть к жизни воспоминания? Могли бы воскресить что-то из прошлого и дать ему жизнь в мозгу человека, и чтобы все это было бы реальным?

Рендер прикусил губу и как-то странно поглядел на нее.

— Да, — сказал он после долгой паузы, — но это не было бы добрым делом. Это поощряло бы жизнь в прошлом, которое сейчас не существует. Нанесло бы ущерб умственному здоровью. Это регресс, атавизм, невротический уход в прошлое.