Страница 134 из 136
Таковы были на первых порах настроения английских и французских правящих кругов, когда в Европе начали серьезно разбираться в значении полного разгрома шведской армии под Полтавой.
Дополним сказанное некоторыми характерными иллюстрациями, касающимися Англии, Голландии, Пруссии, Польши. Мы ограничиваемся тут, в этом кратком очерке, лишь ближайшим временем, не касаясь общих, более отдаленных последствий перелома в Северной войне, происшедшего на берегах Ворсклы и Днепра в последние дни июня 1709 г.
Начнем этот очень краткий обзор с "морских держав".
"Союзные" отношения между Англией и Голландией была всегда весьма сомнительного свойства. Эти державы конкурировали в торговле — как европейской, так и колониальной, соревновались они друг с другом, в частности, и в области торговли с Россией. Морская торговля с Архангельском, а впоследствии с Петербургом тоже обостряла эту стародавнюю конкуренцию. Общая, жизненно важная борьба против захватнических стремлений Людовика XIV сделала их временными союзниками, а так как Франция была в союзе с Швецией, то они тем самым оказались противниками Карла XII и союзниками Петра. Но едва только начинал слабеть напор со стороны французов, как вся искусственность, случайность, «конъюнктурность», как уже тогда выражались, и союза с Голландией, и дружбы с Россией, и вражды с Швецией начинала сказываться: англичане и особенно правившая в Англии с 1710 г. торийская партия постепенно охладевали к своим союзникам — России и Дании, потому что обе эти державы были кровно заинтересованы в удачном исходе борьбы против Швеции и больше всего держались за укрепление "северного союза". А в будущем обе эти державы могли всегда помочь Голландии, но никак не Англии, если бы со временем между Англией и Голландией возникла снова старая борьба.
Русский посол в Англии Куракин довольно хорошо во всем этом разбирался. Он докладывал Петру: "Они (англичане. — Е. Т.) …хотят видеть шведа в силе, чтобы датский не был силен, который есть больше приятелем Голландии, нежели им, и для опасности впредь: ежели бы война между Англиею и Голландиею была, то, конечно, датскому с голландцы быть в алиансе (союзе. — Е. Т.); но ежели шведы не будут в силе от того (т. е. от союза с голландцами. — Е. Т.) датского предудержать, то англичане не могут кого сыскать в алианс себе против датского и голландцев. Франция будет радошно (sic. — Е. Т.) на ту игру смотреть".[618]
Куракин предварял, между прочим, царя, что посол английский Витворт в душе враг России: "Особливе еще внутренним неприятелем был и есть, который к шведским интересам весьма склонен".
Джон Черчилль (герцог Мальборо) недоброжелательно и неискренне относился к русским и не только в годы своего всемогущества при дворе королевы Анны, но и тогда, когда лорд Болингброк низверг (1710 г.) вигов и произошло политическое падение Черчилля: "… по ответу, учиненному вам по приезде туда от дука Мальбурга, усмотрел я, что сей дук при своем падении еще скорпионовым хвостом… не минул нас язвить", — с негодованием писал из Гааги русский посол А. А. Матвеев князю Б. Куракину в Лондон 5 января 1711 г. об антирусских чувствах Черчилля, которые тот никак не мог скрыть даже после своей отставки.[619] А ведь «уязвление» ядовитым "скорпионовым хвостом" со стороны герцога Мальборо было в тот момент особенно болезнетворно для России. Мальборо, еще сохранивший пока командование армией, противился оказанию в какой бы то ни было форме подмоги русским против турок, объявивших войну России по наущению французского двора и короля Карла XII, продолжавшего пребывать в Турции.
Куракин упоминает Витворта, на содержательные секретные донесения которого из Москвы в Лондон мы неоднократно ссылались. Но от этого всегда опасавшегося России и враждебно настроенного дипломата остался и другой документ, составленный в 1710 г. и представляющий некоторый интерес и по содержанию, и по личности автора, и по значению, которое ему придавали в правящих кругах Англии.
Из всего дипломатического корпуса, аккредитованного при Петре I во время шведского нашествия 1708–1709 гг., конечно, наибольшей сравнительно осведомленностью о России обладал именно британский посол Чарлз Витворт. Он оставил — вовсе не для печати, а для своего начальства — небольшой мемуар о России, который был издан в 1758 г., спустя много лет после его смерти.[620] Этот очерк (очень похожий на секретную докладную записку по начальству) интересен потому, что дает нам понятие, как смотрел на петровскую Россию дипломат, только что переживший громовые раскаты Полтавской битвы. Британский кабинет еще долго судил о России по Витворту. Только с этой точки зрения эта маленькая книжка и любопытна, несмотря на все ее курьезы, ложь и нелепости, без которых автор не обошелся. Он пользуется, не указывая источников, сведениями, которые добыл, сидя в Москве в качестве посла королевы Анны в 1705–1710 гг.
Очень проницательно Витворт (писавший в начале 1710 г. свой секретный мемуар о России) предупреждает, что царь скорее отдаст "свои лучшие провинции", чем уступит только что основанный Петербург, из которого царь надеется со временем, по словам Витворта, сделать "второй Амстердам или Венецию".[621]
Витворт находит, что русский народ при обучении и дисциплине "может далеко пойти" в военном деле, так как изумительно переносит тяготы войны, "безразлично относится к смерти и страданиям" и имеет "пассивную храбрость" (sic. — Е. Т.). Неизвестно, какой еще «активной» храбрости понадобилось Витворту, после того как русские в два часа времени сломили и уничтожили шведскую армию Карла XII, которую англичане ставили всегда выше своей собственной.
Во всяком случае Витворт, покидая Москву 24 марта 1710 г., уносил с собой беспокойную мысль о том, что Полтава — не конец, а начало нового периода, когда Россия будет оказывать существенное влияние на дела Европы. Он не ошибся.
Еще перед Полтавой Польша оказывалась совершенно бессильной оградить себя от вторжения, кто бы и откуда бы ни пошел на нее. Приверженцы Августа ждали русской победы, хотя вплоть до 27 июня 1709 г. не очень в нее верили. Приверженцы Лещинского ждали победы шведов. Но ни тем, ни другим и в голову не приходило предпринять самостоятельное военное выступление против какого-либо из двух боровшихся врагов. Лещинский, которого с таким непостижимым легковерием ждал Карл под стенами Полтавы, был не в силах даже и свои собственные неясные, движущиеся границы оградить. Участь Польши решилась на берегах Ворсклы, замечает новейший историк Речи Посполитой в годы Северной войны.[622]
"Эта победа, по всей вероятности, создаст большую перемену в делах всего Севера, и король Станислав, по-видимому, первый это почувствует, так как его царское величество решил идти в Польшу, раньше чем шведы создадут новую армию", — писал посол Витворт из Москвы в Англию 6 июля 1709 г., получив первые известия о великой русской победе под Полтавой.
В дополтавский период Северной войны Речь Посполитая медленно и недружно вступала в войну против шведов, в которую была вовлечена своим королем, курфюрстом саксонским Августом, именно в качестве курфюрста, заключившего с Петром соглашение в 1699 г. и подтвердившего этот пакт в 1701 и 1703 гг. Первые успехи Карла XII на территории польско-литовского государства, низложение Августа с королевского престола и «избрание» по воле Карла на престол Станислава Лещинского в 1704 г. — все это произвело благоприятный для России большой сдвиг в среде большей части шляхетства. Угроза иностранного завоевания и захвата Речи Посполитой в глазах очень значительных кругов аристократии и среднего дворянства шла уже именно со стороны шведов, а вовсе не русских, и Станислав явился в глазах многих в роли простого шведского агента, предателя и узурпатора. И в Литве (больше всего), и в землях «короны» шансы приверженцев Августа II стали возрастать. Даже после Альтранштадтского мира Станислав держался почти исключительно силой шведов, не уходивших из Польши, а не поддержкой своих малочисленных сторонников. Поэтому тотчас же после Полтавы Август без малейших затруднений вновь воцарился в Польше, заняв место бежавшего без оглядки Станислава. Во время "жолкиевского сидения" 1707 г. Петр поддерживал сандомирские совещания магнатов, изверившихся в возвращение Августа и намечавших на его место то венгерского вельможу Ракоци, то Алексея и т. п. Но ничего из этих совещаний не вышло и из-за разногласий, и из-за начавшихся явных приготовлений Карла к предстоящему завоевательному походу в Россию и соответственных мероприятий Петра.
618
Архив кн. Ф. А. Куракина, кн. IV, стр. 422.
619
Там же, стр. 291.
620
An account of Russia as it was on the year 1710, by Charles Whitworth. Strawberry-Hill, 1758, 158 p.
621
Там же, стр. 127.
622
Feldman J. Polska ui dobie wielkiej wojny pollnocnej.1704–1709. Krakow, 1925, s. 312.