Страница 120 из 136
7
Что Полтава непоправимо разрушила шведское великодержавие, этот вывод некоторые иностранцы, отдававшие себе отчет в случившемся, сделали буквально на другой день после катастрофы Карла XII: не только Украина, но вся Европа оказалась избавленной от угрозы "шведской державы, которая своим честолюбием сделала себя страшной для всей Европы",[570] — читаем во французской реляции иностранца, участника боя.
Если в двух словах, ограничиваясь основным, грубым в своей беспощадности фактом, характеризовать это событие, то должно сказать так: бежавшая с поля битвы в полном смятении половина шведской армии, почти 16 тыс. человек, примчавшаяся из Переволочной, где Ворскла впадает в Днепр, остановилась тут, и когда преследовавший беглецов Меншиков послал требование немедленной, безусловной сдачи, то все они, не пробуя вступить в бой, сдались, хотя у Меншикова было в отряде всего 9 тыс. человек, т. е. лишь немного больше половины стоявшей перед ним шведской армии. Если принять во внимание, что в Полтавском сражении шведов было убито около 9300 человек,[571] а взято в плен под Полтавой 2864, то неопровержимые цифры, относительно которых в общем шведские показания на этот раз не расходятся с русскими, говорят нам недвусмысленно, что больше половины шведской армии было ликвидировано не 27 июня под Полтавой, а 30 июня (1 июля по шведскому календарю) 1709 г. под Переволочной. Под Полтавой шведы сражались очень храбро, и русские, хоть и одержали победу "с легким трудом и малой кровию против гордого неприятеля", по выражению петровского «Журнала», но все-таки потеряли 4635 человек убитыми и ранеными. А под Переволочной уцелевшая от полтавского разгрома и все еще крупная шведская армия сдалась без боя и без всяких условий неприятелю, который был гораздо малочисленной, и уж этот огромный, окончательный успех не стоил русским ни одного человека.
С точки зрения политических последствий, с точки зрения воинской чести эта капитуляция под Переволочной была для шведов фактом несравненно еще более страшным, чем полтавский разгром. Немудрено, что не только шведские, но отчасти и немецкие, и английские, и французские историки с давних пор либо старались наскоро обойти это событие, так как не были расположены признавать во всей полноте успех русских над вооруженными силами лучшей из тогдашних европейских армий, либо пытались подыскивать смягчающие и оправдывающие шведов обстоятельства. Нельзя сказать, чтобы эти попытки отличались особенной убедительностью.
Начать с того, что эти старания направлены прежде всего к спасению воинской репутации Карла XII, успевшего бежать с Мазепой и с немногими спутниками-шведами из ближайшего окружения и несколькими сотнями казаков-мазепинцев за Днепр, причем Меншиков опоздал всего на три часа и только поэтому не взял короля в плен. Один из последних шведских историков, посвятивших целую книгу возвеличению Карла XII, Артур Стилле, дал сводку этой аргументации, крайне плохо «объясняющей» поведение короля, его генералов и его армии под Переволочной.[572] По позднейшим шведским показаниям, дело рисуется так. Еще в первые часы бегства, когда Карла XII везли в карете его главного министра графа Пипера (сам Пипер сдался в плен в конце битвы), к нему подъехал Гилленкрок (его фамилию часто произносят: Юлленкрук) и спросил: куда направиться? Карл ответил, что надо снестись с генералом Функом, который был в местечке Беликах, а потом уж можно будет решить, куда бежать дальше.
28 июня добежали до Кобеляк. Но тут сломалась карета, и Карла вынесли из нее и посадили на лошадь, которая вскоре в пути пала от утомления. Рана Карла снова открылась, да и перевязана была плохо, после того как король выпал на землю из разбитых русским ядром носилок. Его пересадили на другую лошадь, задерживаться было совершенно невозможно. Беглецы уже знали точно о начавшемся со стороны русских преследовании. В ночь на 29 июня Карл остановился в Новых Сенжарах. Он не мог ехать дальше, рана открылась от быстрой езды и тряски. Но ему не удалось отдохнуть: его скоро разбудили известием, что приближается русская погоня. "Делайте, что хотите!" — ответил Карл. Он молчал и, когда его пересадили на лошадь (ехать в экипаже уже было опасно, русские настигали), помчался вместе с совершенно расстроенными остатками армии, бежавшими в полном беспорядке.
Примчались под Переволочную. Куда дальше? Времени оставались лишь часы, а еще не было решено: переправляться ли через Ворсклу, которая тут впадает в Днепр, или через Днепр? Карл XII не мог решить, кто из его окружения прав: те ли, кто советует переправиться через Ворсклу, или через Днепр? Первое казалось легче, и потому что Ворскла — более мелкая и узкая. За Ворсклой начинались татарские владения, за Днепром — турецкие. И от татар и от турок можно было ждать гостеприимства. Хотя, конечно, и те и другие не ожидали появления Карла в таком виде… Пока происходили эти колебания, в Переволочную подтянулась утром 30 июня вся бежавшая от Полтавы армия, и генерал Крейц, на этом переходе ею командовавший, осмотрел берег и заявил, что для переправы через Днепр нет никаких средств, и хотел повести войско к Ворскле. Но тут сказалось, как пала дисциплина в шведской армии: солдаты воспротивились настолько, что Крейц решил отложить дело переправы через Ворсклу на другой день. Но уже не было для шведской армии этого другого дня…
Поступили новые тревожнейшие известия: русские войска сейчас будут у Переволочной. Карлу перевязывали рану, когда к нему подошли генералы во главе со старшим из них Левенгауптом. Они заявили королю, что нужно немедленно ему лично спасаться переправой через Днепр. Король раздражался и отказывался. Но выхода другого не усматривалось. На вопрос поставленный Крейцу, возможно ли дать русским бой тут же на берегу, генерал ответил, что он не знает, кого приведут русские: если только конницу, то попытка сопротивления возможна, если же придет и пехота, тогда "нельзя сказать, что случится".
До той поры Карл XII никогда не бежал от опасности, всегда считал это величайшим позором, презрительно издевался над побежденным и спасающимся врагом. Окружающие понимали очень хорошо, что происходило с ним в ту минуту.
Карл решил уйти за Днепр. Впоследствии, через три с половиной года после Полтавы, силясь избавиться от постыдного воспоминания, мучившего его, он писал своей сестре Ульрике Элеоноре, регентше Швеции, что, покидая погубленную им окончательно армию, был убежден, что его солдаты будут как-нибудь переправлены через Ворсклу и что он с ними встретится в Очакове, куда он сам бежал. Все это неясно. Почему он не переправился через Ворсклу и сам, а предпочел путь через Днепр? Если через Ворсклу почему-либо было легче уйти целой армии, то подавно легче было бы и ему с его маленькой свитой. Очевидность говорит о том, что королю предстояло либо немедленно, через несколько часов, попасть в плен к русским ("лучше ехать к туркам, чем попасть в русский плен", — сказал он), либо дать бой спешащему к Переволочной русскому отряду. Но, потеряв всю артиллерию и все боезапасы, имея изнуренных тяжким боем и трехдневным почти безостановочным бегством людей, думая, что на него движется вся победоносная русская армия, Карл, к тому же измученный своей незаживавшей раной, просто не решился идти сам и вести за собой уцелевшую от Полтавы часть своего войска на медленную полную гибель под русскими штыками и пулями. Может быть, он обманывает самого себя, когда пишет в декабре 1712 г. своей сестре, что так как он из-за своей раны не мог быть уже в тот момент, 30 июня 1709 г., полезен своей армии, то поэтому сдал верховное командование другому.
Кто же был этот другой? Генерал Левенгаупт — старший чином из всех бывших у Переволочной генералов — был старым и опытным воином, за которым числилось в его боевой карьере много успехов.
570
ЦГАДА, ф. Шведские дела, 1709 г., д. 4, л. 6.
571
По «Журналу» Петра — 9234 человека.
572
Stillе A. Carl XII's falttags planer 1707–1709. Lund, 1908. Эта книга в 1912 г. была переведена на русский язык А. Полторацким под неточным названием: Карл XII как стратег и тактик. Стилле, как видим, назвал свою книгу скромнее: Планы, походов Карла XII в 1707–1709 годах.