Я люблю

– Между прочим, – заметил подошедший капитан, – пираты и сейчас существуют. Эти мерзавцы предпочитают пользоваться моторными лодками – нападают на суда, где можно хоть чем-то поживиться, но в серьезные стычки не вступают. Настоящие шакалы! В апреле этого года они пытались атаковать американский танкер в Ормузском заливе, но он принадлежал военным, так что их быстро отогнали.

– Не беспокойтесь! – заверил девушку Джавад. – В последнее время пираты здесь стали редкостью из-за усиленного внимания НАТО к этому региону.

– Неужели даже вы не чувствуете себя в безопасности в собственных водах?

– О, Анжелика! – в его устах ее имя звучало так мелодично. – Эти воды мне не принадлежат. Или вы полагаете, что мой статус меня защитит? Нет, эти люди действуют безжалостно и ни на что не обращают внимания! Негодяи без совести и чести, вот кто такие современные пираты, хотя полагаю, в плане морали они немногим отличаются от своих легендарных предшественников!

Она прошла по всему судну от носа до кормы, пригибаться нигде не приходилось – переборки везде были выше человеческого роста. Везде стояли кондиционеры, вода в душах и ванной была пресной.

Девушка поднялась наверх по трапу. Рулевой поднялся из высокого кресла, чтобы поприветствовать ее.

– Я полагала, – заметила она, – что вы должны все время держать штурвал в руках!

– Нет, госпожа! – Тот слегка поклонился. – Судно идет на автопилоте, мое вмешательство пока не требуется!

Анжелика подошла к экрану радиолокатора, зеленая стрелка описывала круг за кругом.

– Никто не подберется к нам незамеченным! – сказала она.

– Никто! – подтвердил рулевой и снова поклонился.

Солнце играло на волнах, по бортам белоснежной яхты бежали зайчики. Ширази вдохнул воздух полной грудью и повернулся к Анжелике со счастливым видом.

– Только здесь человек может ощутить себя по-настоящему свободным! – И он грациозно обвел рукою расстилавшийся перед ними океан. – Вы согласны?

Маркиза кивнула. В этот момент ей казалось, что он прав. И еще она подумала, что ничего не знает об этом человеке, кроме того, что он сообщил ей сам. А сообщил он немного. Она уже знала, что Джавад был отпрыском знатного иранского вельможи, оставившего свою страну вслед за свергнутым революцией шахиншахом. Он охотно говорил об этом во время путешествия, когда вечером они оставались одни на верхней палубе, любуясь пейзажем.

Маркиза искренне сочувствовала этому человеку, лишившемуся родины. Правда, как признавал сам Джавад, шах сделал все, чтобы возбудить недовольство, которым не преминули воспользоваться лидеры иранского духовенства.

– Я полагаю, что идеология сыграла здесь далеко не первую роль! – заметил он. – Безусловно, нынешним правителям Ирана выгодно выставлять свергнутого монарха нечестивцем, попиравшим традиции и святыни. Но при этом забывают упомянуть, что именно он превратил нашу страну в мощную державу, с которой вынуждены считаться в мире. Если бы не огромный разрыв, образовавшийся между богатыми и бедными, если бы американцам не было позволено хозяйничать в Иране, как на собственной военной базе… В стране, где столько бедняков, так легко спровоцировать народное возмущение[1]!

– Это похоже на нашу историю! – заметила Лика. – С бедняками! В России это тоже закончилось печально…

– Да, – согласился Джавад, – но надо отдать Хомейни справедливость – он позволил шаху отбыть в Египет. На этот счет тоже было много неверных слухов. Сообщали, будто шах вывез с собой целый «Боинг» драгоценностей. Абсолютная чепуха – все сокровища страны лежат в подвалах национального банка, и всякий там может на них полюбоваться. Эти драгоценности обеспечивают часть национальной валюты. Да что там – даже корону и трон шах получал под расписку для торжественных мероприятий и не более чем на сутки! По сравнению с вашими «новыми русскими» это был весьма скромный человек…

Анжелика кивала. Она допускала, что Джавад мог судить предвзято о событиях, столь трагически повлиявших на его собственную судьбу. Но с подозрением относясь ко всяческим революциям, была склонна доверять его словам.

Общались они в основном на русском – иранец довольно сносно объяснялся на этом языке и лишь иногда сбивался, увлекшись, на свой родной.

– Я изучал ваш язык перед поездкой в Чечню! – ответил он в ответ на ее похвалу. – Я всегда стараюсь узнать хотя бы немного язык страны, в которую направляюсь!

– Так вы все-таки считаете, что Чечня – это Россия! – не удержалась она.

– Пока – Россия. Борьба продлится еще долго, но рано или поздно эта земля будет свободной! Я, однако, не настолько далек от реальности, чтобы полагать, будто на территории России возможно существование отдельного государства, но ее статус должен быть абсолютно независимым… Впрочем, я не хотел бы утомлять вас политической дискуссией!

Анжелика и сама с радостью ушла от обсуждения политических вопросов сегодняшнего дня, чтобы вернуться к прошлому иранца – о своем она говорить не хотела, хотя кое-что все-таки пришлось раскрыть. Она прекрасно понимала, что Джавад с большим сомнением отнесся к истории ее появления в лагере Кадаева. Поэтому своих чеченских приключений она постаралась не касаться, чтобы не дать лишний повод усомниться в ней. Вместо этого она рассказала кое-что о своей жизни в Чудове – провинциальном русском городке, о своих надеждах и чаяниях, которым так и не суждено было сбыться. Ширази внимательно слушал.

– Ты как Луна! – сказал он однажды, лаская ее.

И тут же пояснил:

– Одна половинка всегда видна, она ясная и пленяет взор, но есть и вторая – та, на которую не заглянуть, и что там таится – знает только Аллах!

Еще в порту я осмотрела яхту сверху донизу – вопервых, из-за простого любопытства. Во-вторых, какое-то шестое чувство шептало мне, что даже здесь, на «Летящем орле», следует быть готовой ко всяким неожиданностям, а значит, нужно досконально изучить обстановку. Для меня здесь не было запретных мест – побывала везде, начиная с камбуза и кончая трюмом. И везде меня встречали внимательные взгляды слуг и членов экипажа, готовых исполнить любое приказание.

Все это было очень мило, но я с ужасом думала о том, что будет в Египте, если мне доведется задержаться в гостях у Ширази подольше. Этот этикет уже начинал утомлять. Теперь мне было ясно, почему иногда принцессы сбегают из дворцов, а раньше казалось, что это просто оттого, что они не знают, что там, за стенами! Впрочем, на борту хватало развлечений, а что там будет дальше – посмотрим. В моем положении следует быть оптимисткой. Да и разве у меня нет повода для оптимизма?! От Конторы ушла, из Чечни спаслась… Попала в объятия почти сказочного персонажа – богатого, знаменитого, знатного! Ай да я!

На борту яхты был небольшой бассейн. Я плавала в одиночестве на широком надувном матраце, подставляя спинку солнцу. Слугам было запрещено входить сюда, за исключением моей личной служанки, которая посматривала на свою госпожу широко раскрытыми глазами и явно не без зависти. Глядя на нее, я вспоминала разговор с Джавадом о равноправии полов. Впрочем, в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не лезут.

Купание возбудило аппетит. Девушка оделась и сама прошла в камбуз. Сделала знак слуге, метнувшемуся было навстречу, – не беспокоиться! Подошла к холодильнику, чтобы достать напитки. Сама, все сама! Ей нравился здешний сервис, но иногда он становился чересчур навязчивым. Разобраться в вязи на этикетках она не смогла. Пришлось ориентироваться на рисунки. Вот и лимонад…

Холодное лезвие ножа прижалось к ее горлу. Лика замерла на месте.

– Не шевелись! – потребовал человек с ножом. Говорил по-английски, с неопределяемым акцентом.

– Отличная задница! – прошептал он ей на ухо. – Будет жалко отправить ее на корм рыбам!

Нет, подумала Анжелика, пожалуй, все-таки находиться рядом с Джавадом очень рискованно.

1

Речь идет о Мохаммеде Реза-Шахе Пехлеви – последнем монархе Ирана, свергнутом в результате исламской революции в 1979 году.