Асфальт

«А он ведь, падла, прав! Прав этот Юрий Николаевич, – думал и думал Миша. – Успокоиться я хочу. Успокоиться, и срочно. Только чего в этом плохого-то? А?! Юрий Николаевич, чего тут плохого? А вот насчёт совести, тут уж вы ошибаетесь! Чёрта с два вы тут правы! Тоже мне, усовестил! Как глупо! Как глупо всё!» – Миша наконец нашёл сигареты и немедленно закурил, хотя в машине обычно он не курил никогда из-за жены и детей, из-за запаха, из аккуратности и стремления курить поменьше. «А я-то, я-то куда полез? Тоже мне частный детектив! Мямлил там перед ним: «Это нужно мне, и не только мне», «Это не я придумал про кино», – Миша, вспоминая свои слова, даже состроил жалкую рожу. – Да, мне это нужно! Только мне, и никому больше. И ещё оправдывался, как пацан, как дурак».

Миша курил, выпускал дым в открытое окно и стряхивал туда же пепел. Ему было очень тошно. Ещё ему было ясно, что ничего нового он не узнал, и все его надежды оказались совершенно напрасными. Но в данном случае отсутствие информации не было информацией. Он чувствовал, что уязвлён, что не прав, но не понимал, в чём именно не прав. Ещё он отдавал себе отчёт в том, что этот психотерапевт ему не понравился, но ничего плохого он не сделал ни ему, ни, как выяснилось, Юле. Он вообще ничего плохого не сделал. Просто он, Миша, сам полез туда, куда не лазил никогда, вот и получил сразу. Миша и сам себе в этой ситуации не нравился. Но круглое лицо, голос и золотые часы Юрия Николаевича ему не нравились сильнее. Он не мог справиться с этим. А главное, он чувствовал, что тревога его усилилась многократно. Эта тревога становилась почти страхом. И Миша, спасаясь от страха, думал о другом.

«Часы золотые нацепил! – продолжал ругаться про себя Миша. – Кому он и что хочет этим сказать? Мол, посмотрите, какой я успешный психотерапевт и у меня такие профессиональные навыки, блядь, что я могу купить себе такие вот часы… Так? Или, посмотрите, какие мне подарки делают за мою специфику… Ой!.. Ну всё, всё, хватит об этом… А Юля сразу этого деятеля поняла. Юля всё-таки Юля! Как он сказал: дерзко шутила? Представляю! Конечно, он её запомнил! Созвучные имена?! Куда ему до неё! Ой, какой ужас…»

И тут горе наконец настигло Мишу. Он вдруг понял, что думает про Юлю как про живую. Что он всё время думает про неё как про живую, но попавшую в страшную беду. А тут Юлина смерть, Юлино отсутствие и безвозвратность открылись ему всецело. Он закрыл лицо руками и зарыдал почти без слёз.

Через какое-то время Миша сидел в кафе. Он просто увидел, что рядом с тем местом, где он остановился, есть кафе, самая простая кофейня. Он почувствовал, что страшно хочет пить, оставил машину на месте и зашёл в кафе. Сначала он выпил стакан воды, а потом заказал себе кофе и молока.

В кафе были люди, но немного, музыка играла, но негромко. Миша позвонил Валентине, быстро сообщил, что сообщить ему, в общем-то, нечего. Сказал про то, что узнал, и что вопрос с психотерапевтом закрыт.

– С Владимиром Николаевичем я созвонилась, – сказала, огорчённая услышанным, Валентина.

– С каким Владимиром Николаевичем? – удивился Миша.

– С Юлиным братом…

– А-а, с Володей! Понял. Ну и?

– И Юле на работу тоже звонила, и со следователем удалось связаться. Я кое-кого к этому подключила, и со мной секретничать не стали. Вкратце, информация следующая: уголовное дело по факту Юлиной смерти не заведено, и заводить его не собираются, всё ясно и очевидно. Самоубийство! Каких-то фактов, говорящих о доведении до самоубийства, у них нет, и искать они их не хотят. У них, мол, и без этого много работы. Там будут какие-то ещё формальности, но ничего для нас интересного у них нет. И точно не будет. С этим всё.

– Ясно, Валюша. Ещё что?

– Похороны завтра в одиннадцать.

– Как, уже? Так скоро?

– Мишенька, это нормально. И даже хорошо. Это уже с её работы договорились. Министерство всё-таки. Отдают Юлю без долгих экспертиз. А так бы её долго могли мучить. Панихиды у неё на работе решили не делать. Из-за действий милиции о причине смерти стало всем известно. В общем, решили похоронить тихо и скромно. Я подсмотрела у тебя на столе, на листочке имя Борис Львович. Прости, я с ним связалась.

– Зачем? Это уже самодеятельность! Ты ему ничего, надеюсь, не нагородила?

– Миша! Я не дура. Надеюсь, ты это понимаешь. Просто он единственный, с кем можно было хоть о чём-то говорить. А то там тётки какие-то охают, да охают. А он очень конкретный человек. Не обижайся. И не думай, я по твоим бумажкам не шарю. Могу продолжать?

– Продолжай, – начиная сердиться, строго сказал Миша.

– С похоронной фирмой я созвонилась. Там всё очень чётко и всё очень толково. Отработано всё до мелочей. Осталось обсудить детали, но для этого нужно поговорить с Владимиром Николаевичем, ну, и с тобой посоветоваться. Пока гарантом оплаты я назвала тебя. Их это устроило. Все нужные документы, все формальности они сделают. Я занимаюсь. Совершенно не волнуйся. К вечеру вообще всё будет готово.

– А поминки? – спросил Миша.

– Похоронная фирма и с этим готова помочь, но тут как раз и нужно посоветоваться с Володей. Пока непонятно, сколько будет людей. Говорю же, к вечеру всё будет ясно.

– Хорошо. А что Володя? Ты про него ничего не говоришь.

– С Владимиром Николаевичем говорила. Он уже сообщил отцу, он там у него, но к вечеру вернётся. Сказал, что отец не приедет, и его жена тоже. Плохо себя чувствует. Деталей не знаю. Про похороны тоже пока с ним не поговорила. Он попросил созвониться на эту тему позднее. – Валентина замолчала.

– Ну что ещё, Валюша? Говори, – поторопил её Миша.

– Михаил Андреевич. Я не услышала вашей реакции на то, что я приняла решение по оплате похоронных услуг.

– Всё правильно, Валя. Всё правильно! Молодец! Что ещё?

– Владимир Николаевич сказал, что завещания Юля не оставила, во всяком случае, они его не нашли и ничего о том, составляла она завещание или нет, не знают.

– И что? – удивился Миша.

– А то, что Владимир Николаевич сказал, что он в таких вопросах не разбирается, ничего про это не знает и не знает, что нужно делать. И он спросил, нет ли у тебя или у нас толкового юриста, чтобы ему помочь или хотя бы проконсультировать.

У Миши побелело в глазах от гнева.

– Узнаю брата Володю! – процедил он сквозь зубы. – И что ты ему на это сказала?

– Ничего не сказала, – ответила Валентина, – сказала, что узнаю.

– Ни в коем случае! Пусть он сам этим занимается…

– Простите, – перебила его Валентина, – я думаю, что вы сами ему об этом скажете.

Миша растерялся, подумал секунд пять.

– Да, конечно, сам, – медленно сказал он, – разумеется. Не говори с ним на эту тему.

– Тогда у меня пока всё. Через пару часов сообщу уже все подробности: что, сколько и где. А во сколько, вы знаете.

– Спасибо, Валюша! Спасибо!

– Вы приедете сегодня на работу?

– Наверное. Пока ещё не знаю, – он задумался, – не могу пока сказать… Петрозаводском не занималась?

– Нет, Мишенька. Пока это было физически невозможно.

– Но ты помнишь, мне нужно всё по Петрозаводску к вечеру.

– Так вы приедете, Михаил Андреевич?

– Не знаю… наверное… – у Миши закружилась голова. Он чувствовал сильный прилив гнева и чувствовал, что барахтается в нём и во всей этой бесконечной информации, которая выливалась и выливалась на него. – Не знаю я… Там Лёня ещё должен с немцами встречаться в четыре часа. Проконтролируй обязательно.

– Миша! Успокойся… Ничего страшного не происходит, страшное уже произошло, я всё сделаю. Всё и в своё время. Не терзайся. Поешь чего-нибудь. Да, хоть выпей. Всё идёт нормально.

– Да… – сказал Миша, – наверное… Тогда через пару часов созвонимся. Может быть, подъеду. Спасибо!.. Спасибо большое! Извини.

– Правильно! – сказала Валентина очень мягко. – Созвонимся. И, кстати, подъезжать совсем необязательно. Всё. До скорого. Я не прощаюсь, – и она положила трубку.