Убей страх: Марафонец

Кто-то из соседнего города, здраво сообразил похмелившийся Чернов, кто-то из дальних или ближних родичей, так сказать, соотечественников и соплеменников.

Сообразил так и бочком-бочком, стараясь не сильно себя обнаруживать, посеменил по краешку площади ближе к высокодоговаривающимся сторонам: поглазеть и ничего кроме. Сейчас у него что-нибудь кроме не получилось бы по причине крайней степени отупения, но тем не менее витала где-то в прозрачной поутру башке крамольная мыслишка: а обе ли стороны рады друг другу одинаково? Может, одна — то есть вефильская — сторона рада, а вторая — вовсе не очень. И то можно понять: жили себе жили, не тужили, извините за народную рифму, а тут — нате вам: пропавшие родственнички заявились. Голодные и плохо одетые. Кому это по душе придётся, а?.. То-то и оно…

Однако остановился Чернов поодаль, но так, чтобы разговор слышать, присел на корточки, постарался прикинуться кустом, кактусом, неизвестным здесь растением перекати-поле. Отметил: не один здесь — зритель. Поодаль, там, где улицы втекали в площадь, толпились горожане. Не подходили ближе. Робели, видать. Или известный здесь ритуал не позволял посторонним слушать ритуальные тексты. И ещё увидел Чернов: Кармель всё-таки засёк его, повёл бешеным глазом, но не сказал ни слова. Поэтому Чернов так и остался на корточках — перекати-полем.

— Чем вы докажете, что именно ваш город был нашим городом по имени Вефиль? — вопрошал строго и даже с явно слышимой злостью стоящий впереди гостей высокий черноволосый мужчина в простом чёрном — в отличие от нарядного Кармеля — плаще.

— Чем вы докажете, что это ваши предки исчезли с земли Гананской в дни Великого Нашествия Псов?

Ага, подумал Чернов, они знают про Псов. И ещё подумал всё же расслабленный Чернов: ага, они таки не рады бедным родственникам…

— Разве надо доказывать это тем, кто владеет Книгой Пути? — с достоинством отвечал Кармель. — Разве народ Гананский не страдает от того, что не знает объяснений своей судьбы вчера и сегодня, разве не возникает постоянно жажда услышать слова, оставляемые в Книге Тем, кто выбрал народ Гаванский своим народом?

— А кто докажет, что Книга у вас?

— Вот Храм. — Кармель повёл рукой. — Книга там была, есть там и там будет, пока жив в мире под Солнцем и Луной славный род Хранителей… — Добавил обыденно: — А он, род наш, прекращаться не предполагает.

— Как знать, — странно протянул гость и неожиданно обернулся, колко взглянул на сидящего на корточках Чернова. Быстро спросил у Кармеля: — Это кто?

И тут Кармель — вместо того чтобы честно сообщить гостю, знающему, судя по всему, Книгу Пути, что на корточках в сторонке сидит не кто иной, как знаменитый Бегун-на-все-времена, — тут Кармель повёл себя странно. Огляделся по сторонам, словно ожидая либо поддержки, либо нападения, не нашёл ни того, ни другого, вздохнул тяжко и произнёс, отводя глаза:

— Это так… помощник мой… Не обращайте внимания, он не мешает…

Почему он так поступил? Чернов не понимал. Спросил бы, да не время было спрашивать. Но Кармель, как знал Чернов, несмотря на всю свою внешнюю простоту и открытость, был Хранителем, то есть — по определению! — человеком, обязанным хранить. В его случае — Книгу Пути. Но, говоря образно, это означало и тайну, ибо Книга и была тайной, самой великой из всех великих, которые имел отмеченный Сущим народ-скиталец. А Бегун — часть Книги и, значит, часть тайны… Ох, видно, не нравилась Кармелю ситуация, ох не нравились ему соплеменники, явившиеся явно не помогать, но судить. Жданные они были — да, но вот дорогие ли? Не чересчур ли высокой цена их визита окажется для вефильцев?.. Не того ждал Кармель от возвращения домой. Не за то поднимал вчера чаши с тёплым гананским…

А главный пришелец — высокий, черноволосый, как уже сказано, и длинноволосый также, нос — с горбинкой, глаза чёрные, колючие, немолодой уже — под полтинник, наверно, — главный пришелец потерял интерес к невзрачному помощнику Хранителя, страдающему птичьей болезнью «перепел», спросил жёстко:

— И где она, Книга Пути? Покажи её нам, и я поверю, что вы и есть потомки тех, кто бесследно исчез, убоявшись атаки Псов, и унёс с собой то, что принадлежит не городу, но — всему народу Гананскому. Покажи её нам ты, называющий себя Хранителем, и тогда нам будет о чём поговорить с соотечественниками, которые сохранили, как ты утверждаешь, главную святыню нашего с тобою народа.

Кармель неожиданно для Чернова усмехнулся.

— Ты же знаешь, посланник Базара, что не может никто, кроме Хранителя, видеть Книгу, вернее — то, что внутри её, что написано в ней Тем, кто следит за нами, — ты же это имеешь в виду. А саму Книгу я показал тебе и твоим людям. Ты видел её на Святом Камне и видел изображение того, кто — как в Книге сказано — должен был увести людей, чтобы спасти главное: Память. Что же ты ещё хочешь, посланник? Нарушить древний Закон?.. Сказано в Книге: «Каждый вправе слышать слова Книги Пути, но лишь человеку, названному Хранителем, дано прочесть эти слова глазами и донести до ушей всех, кто хочет слышать и умеет услышать». Скажи мне, посланник из рода посланников, коли ты утверждаешь, что явился сюда со товарищи прямо из города царей — из великого Асора, и послан к нам самим Базаром, который сейчас правит народом Гананским, скажи мне: есть ли у твоего народа Хранитель, а если есть, то что он хранит?

Великим Асором, как смутно припоминал Чернов, назывался город, на который напали летающие драконы, после чего в Вефиль, расположенный неподалёку, явился Бегун и увёл вефильцев вместе с Книгой на Путь. Для Кармеля они — драконы с солнцами на спинах, а для этого посланника из рода посланников уже — Псы, каковыми они, драконы эти, и являются. Чернов знал сие от Пса непосредственно, а посланник, выходит, тоже в курсе дела. Интересно, как та войнушка закончилась?.. Дракон-Зрячий ничего Бегуну о том не поведал… Но, судя по целому и невредимому Асору, видно — отстроенному с нуля за эти длинные десятилетия, судя по тому, что правит в нём царь по имени Базар, Псы Сущего тогда улетели, посжигав всё, что подвернулось, а жизнь продолжилась. Верховный Главнокомандующий совершил что-то, задуманное зачем-то, и свернул операцию. Вон и город уже отстроен, вон и посланников новый царь шлёт…

Но вопрос Кармелем задан, посланник отмалчиваться не собирался.

— Нет Хранителя, — честно ответил он, — потому что нет в Асоре Книги.

— Она вернулась. — Кармель демонстрировал невероятное терпение: просто Песталоцци плюс Ушинский, Сухомлинский и Корчак, вместе взятые, а не простой Хранитель.

Но и ученичок стоил учителя.

— Ты не доказал мне, что книга, увиденная мной на Святом Камне, и есть Книга Пути.

— Смотри, — ласково улыбаясь, сказал Кармель, — видишь: гора на горизонте. Она называется Синал. А вон там, — он обернулся в противоположную сторону, — видна гора Батар, она далеко. Верно?.. А Вефиль испокон веку стоял в пешем переходе от горы Синал, равном половине солнца, в месте, именуемом Междугорье. И теперь на то же место встал, возвратившись, и стоит… А ещё видишь: дерево-листоклей, которое старше тебя и меня и всех нас, вместе взятых? Когда Бегун уводил нас в Путь, оно было посажено посланником Тарилом из рода посланников, который примчался в Вефиль, чтобы передать повеление царя Арама: спасать Книгу. Посажено, как знак беды, которую он успел упредить… Кем приходится тебе посланник Тарил, скажи мне ты, так и не назвавший своё имя?

Это был хороший ход — про посланника Тарила. Чернов заметил, что посланник растерялся.

— Откуда ты знаешь про Тарила? — спросил он Кармеля, и голос его дрогнул.

— Из Книги, — просто объяснил Кармель. — Книги. Я же ещё не родился тогда.

— Меня зовут Малатом, — начал сдавать позиции посланник, — а Тарил приходится мне далёким предком по линии отцов. Он погиб в те страшные дни…

— Я знаю, — сказал Кармель. — Я читал. Его сожгли драконы, когда он возвращался из Вефиля назад в столицу. Это случилось, пока Бегун ещё не увёл нас в Путь, поэтому надпись о том возникла в Книге… Только почему ты называешь драконов Псами? В Книге нет для них такого имени — только определение: «И свирепость их была сравнима со свирепостью голодных псов, которые наконец-то нашли себе беззащитную жертву».