Страница 14 из 15
XIV . Намечается полёт
— То есть как это — в рабство?! — переспросил потрясённый Волька.
Старик понял, что опять что-то получилось не так, и его лицо приняло кислое выражение.
— Очень просто, обыкновенно, как всегда продают в рабство! — нервно огрызнулся он.- Взял и продал в рабство. Чтобы не болтал.
— И Серёжку ты тоже продал?
— Вот уж кого не продавал, того не продавал. Кто это такой Серёжка, о прелестнейший?
— Он тоже пропал. Женя пропал, и он пропал.
— Я не знаю мальчика по имени Серёжка, ' о величайший в мире балда!
— Это кого ты назвал балдой? — полез Волька в амбицию.
— Тебя, Волька ибн Алёша, ибо ты не по годам мудр,- сказал Хоттабыч, очень довольный, что ему удалось так кстати ввернуть слово, которое он впервые услышал от Вольки в парикмахерской.
Волька сначала хотел обидеться, но вовремя вспомнил, что обижаться в данном случае нужно только на самого себя. Он покраснел и, стараясь не смотреть в честные глаза старика, попросил Хоттабыча не называть его балдой, ибо он не заслуживает этого звания.
— Хвалю твою скромность, бесценный Волька ибн Алёша,- молвил Хоттабыч и устало добавил: — А теперь не говори мне больше ничего об этом Серёжке, ибо я ослаб от множества вопросов и умолкаю.
Тогда Волька сел на скамейку и заплакал от бессильной злобы. Старик всполошился, он не понял, в чём дело. Робко усевшись на самый край скамейки, он умоляюще заглянул в Волькины заплаканные глаза и прошептал:
— Что означает этот плач, тебя одолевший? Отвечай же, не разрывай моего сердца на куски, о юный мой господин!
— Верни, пожалуйста, обратно Женю. Хоттабыч внимательно посмотрел на Вольку, пожевал губами и задумчиво произнёс, обращаясь больше к самому себе, нежели к Вольке:
— Я сам себе удивляюсь. Что бы я ни сделал, всё тебе не нравится. В другое время я бы тебя давно наказал за твою строптивость. Мне для этого стоило бы лишь двинуть пальцем. А теперь я не только не наказываю тебя, но даже чувствую себя в чём-то виноватым. Интересно, в чём дело? Неужели в старости? Эх, старею я…
— Что ты, что ты, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, ты ещё очень молодо выглядишь! — сказал сквозь слёзы Волька.
Действительно, старик для своих трёх с лишним тысяч лет сохранился совсем неплохо. Ему нельзя было дать на вид больше ста, ста десяти лет. Скажем прямо: любой из нас выглядел бы в его годы значительно старше.
— Ну, уж ты скажешь — «очень молодо»,- самодовольно ухмыльнулся Хоттабыч и, доброжелательно взглянув на Вольку, добавил: — Нет, вернуть сюда Женю я, поверь мне, не в силах…
У Вольки снова появились слёзы.
— Но,- продолжал Хоттабыч многозначительно,- если ты не возражаешь, мы можем за ним слетать…
— Слетать?! В Индию? На чём?
— То есть как это на чём? Конечно, на ковре-самолёте. Не на птицах же нам лететь,- ехидно отвечал старик.
— Когда можно вылететь? — всполошился Волька.
И старик ответил:
— Хоть сейчас!
— Тогда немедля в полёт! — сказал Волька и тут же спохватился: — Вот только не знаю, как быть с родителями. Они будут волноваться, если я улечу, ничего им не сказав. А если скажу, то не пустят.
— Пусть это тебя не беспокоит,- отвечал старик,- я сделаю так, что они тебя ни разу не вспомнят за время нашего отсутствия.
— Ну, ты не знаешь моих родителей!
— А ты не знаешь Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба.