Красное самоубийство

Трагедия с похожим сюжетом произошла в том же роковом регионе в конце 1995 года: в Иерусалиме был убит террористом-сионистом премьер-министр Израиля, легендарный герой страны Ицхак Рабин. С точки зрения израильских экстремистов, он в своей политике умиротворения слишком сблизился с палестинским лидером Ясиром Арафатом (которого мы всегда носили на руках) и даже получил Нобелевскую премию мира 1994 года, разделив ее с Арафатом. И вот стоило Рабину связаться с ним (с нами – через него!) – и нет премьера Израиля!..

Мне в моих корреспондентских скитаниях сильно повезло: пять раз я был в Индии, много путешествовал по этой волшебной стране. Думаю, мы помогли ей не меньше, чем Египту. Содействовали там становлению металлургической и машиностроительной промышленности, добыче нефти и развитию нефтеперерабатывающего производства... Много помогали и вооруженным силам страны. Когда я впервые приехал в Индию в 1966 году, премьер-министром там стала Индира Ганди, дочь основателя новой и свободной Индии Джавахарлала Неру. Признаться, меня поражало, что и после освобождения многомиллионный народ Индии продолжал пребывать в очень трудном положении. Да, росла промышленность, развивалась наука, но низкий уровень жизни населения оставался в основном прежним. Прямо, как у нас: индустрия уже есть, а счастья, благополучия нет. Прогресс во имя прогресса, а не во имя человека. Я отношу это за счет того, что лидеры страны все же засорили свою экономику социалистическими элементами, пустили ее развитие не по естественному, а по искусственному пути, несвойственному человеку и его психологии. Тут уже и мы, разумеется, с нашей идеологией и советами приложили свою руку.

Мне посчастливилось познакомиться с Индирой Ганди, она пригласила меня к себе домой, мы беседовали вдвоем.

Скромный двухэтажный особняк, внутри него, по стенам, много картин, на одной из них – даже зимний русский пейзаж. Вокруг дома такой же низкий заборчик, каким у нас обычно огораживаются подмосковные дачи. Небольшой сад с аккуратными дорожками, много цветов. Там, в саду, я и фотографировал ее. Обаятельная стройная женщина, на ней было изумительное элегантное красное сари и белый платок, наброшенный на плечи. Умное волевое лицо, которое немного портил большой нос. Мне пришлось сделать немало кадров, чтобы как-то пригасить этот дефект. Похоже, своего я добился. В журнале «Огонек» можно увидеть ее цветной портрет на целую журнальную полосу, она снята в полный рост во всем своем великолепии. В ответ на посланный в Дели номер журнала я получил в подарок от Индиры Ганди первые часы индийского производства, а сделанное мною фото увеличили и повесили над дверью у входа в московское посольство Индии.

В том же саду, где я снимал ее, она была убита своими же телохранителями. Мало этого. Ее сын, Раджив Ганди, ставший тоже премьер-министром и продолжавший дело деда и матери, погиб от рук террористов. Снова и снова люди, так или иначе связавшие свою политику с нами, трагически уходили из жизни. Перед тем как побывать в гостях у Индиры Ганди, я путешествовал на вертолете по соседней с Индией республике Бангладеш. Потом ее президент Муджибур Рахман был расстрелян из автомата вместе со всей своей семьей, когда случился военный переворот. Я помню, как он принимал меня в своем кабинете, полный сил и надежд на будущее, делился планами строительства новой жизни в молодой республике. На столе у него стоял небольшой бюст Ленина. Над креслом висел портрет самого хозяина кабинета, а на противоположной стене – его же портрет, на котором почему-то летели над ним самолеты. А пока я сидел в приемной до встречи с ним, туда принесли еще одно живописное изображение Муджибура Рахмана в полный рост (у нас так раньше изображали царей и Сталина). Эта живописная суета выглядела довольно странно. Республика тогда находилась в очень трудном положении. Может, обилием портретов вождя старались ослабить довольно напряженную обстановку в стране? Впрочем, у нас при тишайшем застое точно такая же портретная суета царила при Брежневе, мы в «Огоньке» часто печатали его живописные изображения. Тогда, будучи в Бангладеш, я прочитал в местной газете «Пипл», что «подрастающее поколение в Бангладеш говорит на языке Маркса». Думаю, это обстоятельство во многом и решило судьбу первого президента Бангладеш.

Как известно, и на цивилизованном Западе марксизм-ленинизм тоже никому ничего хорошего не принес. В Италии, Франции, в Скандинавских странах я во время зарубежных поездок много лет наблюдал за конвульсиями коммунистических движений. Даже в условиях западной демократии они так и не смогли добиться сколько-нибудь заметного успеха. Значит, не помогали даже наши постоянные финансовые вливания в них! А подавление народного восстания в Венгрии, разгром пражской весны, агрессия в Афганистане вконец подорвали западноевропейские компартии. Я уже не говорю о той жалкой роли, какую играла в США так называемая американская компартия, ее верхушка состояла из самых оголтелых просоветских лидеров, прекрасно живших на щедрые подачки Москвы.

Кстати, затеянный выше разговор о лидерах разных стран и наших с ними взаимоотношениях касается и США. Как известно, до сих пор так и не установлена истина об убийстве президента Кеннеди. При этом нельзя забывать, что Кеннеди, незадолго до покушения на него, резко повернул свою политику на сближение с нашей страной. Это могло не устраивать самые разные силы как в Америке, так и в Советском Союзе. Не стоит выдвигать эту причину как главную, в заговоре против президента тогда сошлись самые разные интересы, но, может быть, политика Кеннеди в отношении СССР стала еще одним из факторов, решивших его судьбу. С нами безболезненно сближаются и, как правило, от этого никак не страдают одни диктаторы и террористы (Саддам Хусейн, Фидель Кастро, Ким Ир Сен, Ясир Арафат и т. п.). Призвали наконец к ответу Хусейна, но это сделали не мы...

О чем писали и говорили

Известный историк Д. Волкогонов с большим знанием дела подвел итог большевистской политике мировой революции. Его дочь вспоминает, как на их домашней кухне «был сформулирован потрясающий по своей очевидной невозможности вопрос: почему все наши союзники, “строящие социализм”, столь бедны, а наши противники, наплевавшие на идею социалистического равенства, не только процветают, но и в этом равенстве могут дать нам фору?»

Сам Волкогонов так вспоминает о том же самом:

«Драма отказа от убеждений. Тех убеждений, которым “молился” всю жизнь. Я не просто верил в то, чему служил, но и сделал немало, чтобы этому поверили другие... Первые глубокие сомнения закрались в сознание в семидесятых – начале восьмидесятых, особенно после поездок в Эфиопию, Южный Йемен, Сомали... Страны, которые пошли за нами, стали еще беднее. Всеобщая нищета превратилась в образ жизни. Одновременно – множество поставленных из СССР танков, ракет, авиации. Вооруженная до зубов бедность с продажными руководителями. Мы их щедро кормили, они затевали бессмысленные конфликты.

Почему мы и сами за семь десятилетий не смогли толком накормить, одеть свой народ? Почему враждовали со всем миром? “Почему” родились давно, сначала не хотелось об этом думать... Я долго верил, что можно путем реформ, эволюции либерализовать Систему. Теперь – не верю. Перестройка – дорога в этом направлении. Но ленинская система такова: или она есть, или ее нет. Реформы к ней неприменимы».