Страница 3 из 4
Все его святые, ангелицы и язычницы напоминали Мишлину ликом и статью. Теперь ни святых, ни дев, ни Мишлины. Она кричала: "Да, да, да, да, я еретичка, я ведьма, я их вижу, и мне мизинец мужнин дороже всей вашей ханжеской болтовни о вере, вместе со всеми вами в придачу, ублюдки вы этакие!"
Мишлина любила мэтра Мишеля больше всего на свете. И еще она любила быть собой. Этого она отдавать не хотела. Жизнь отдать ей было легче.
"Да, я их вижу! - кричала она. - Да, я с ними говорю! Да, я летала на драконе! Может, прикажете называть солнце луной вам в угоду?"
"Бесноватая", - сказал один из них.
"Ты признаешься, что летала на драконе, проклятая ведьма?" - спросил другой.
"Одного мне только и жаль, - кричала она, - что я не могу наслать на вас порчу! Но я и без того знаю, что все вы подохнете в муках, ибо тварь, не имеющая души, только так и подыхает! Вы будете биться в судорогах! Валяться в параличе! Чума падет на головы ваши! Кровь вскипит в ваших жилах!
"Заткните ей глотку", - сказал третий.
3
Диву даешься, - почему жизнь напоминает слоеный пирог.
Соседние слои еще знают друг о друге и о соседях соседей своих, а что потом, что затем, что там, дальше... Чего только нет на свете! В соседнем квартале, например, стоит колоссальный компьютер, чуть ли не несколько домов занимающий; никто и не подозревает о нем; подруга подруги моей милейшей соученицы, случайно попавшая в число тестируемых на многогабаритной электронной штуковине, понятия не имеет, в каких целях штуковина используется на самом-то деле, какая-такая у бандуры профессия, потому как тесты, несомненно, - машинино хобби. В этих тестах, между прочим, мелькнули выражения "возраст личности", "биополе", "метампсихозитивность". В городе есть собачьи парикмахеры с более чем двухвековыми фамильными традициями стрижки кобелей и сучек. Имеется огромный подземный иллюзион при доме отдыха для особо выдающихся. Наличествует клуб разноцветноглазых. Функционирует множество обществ с названиями и целями, которые нам, непосвященным, и не снились. И если бы не случайность, в жизни не побывал бы я на этой экскурсии.
Соученики мои съехались в наше замечательное учебное заведение набираться ума из разных городов, по которым с удовольствием и разъехались перед первым каникулярным днем отведать семейного уюта; подружка моя улетела с родителями в теплые края подобно птичке; неприкаянный, я болтался по тирам, музеям, кафе, дискотекам, магазинам, пока не набрел на экскурсионное бюро.
Через стеклянную дверь попал я в маленький аквариум прихожей, мини-холл в цветах и камешках с надутыми разноцветными массами кресел; дверь к дежурящему в кабинете клерку была чуть приоткрыта, и я услышал разговор клерка с посетителем.
- Дело в том, - говорил представитель бюро посетителю, - что маршрут "Прото" - маршрут закрытый; он не указан в перечне; мы оформляем экскурсантов по особой таксе и по особым картам-рекомендациям; привилегии...
- Помилуйте, - отвечал посетитель, - разве не является своеобразной рекомендацией сам факт, что я в курсе существования этого вашего маршрута "Прото"?..
- Да, - сказал клерк, - само собой. Конечно, я вас оформлю. Но мы берем с клиентов обязательство не распространять слухов о...
- Я понимаю, - сказал посетитель.
Я тихонечко встал и вышел на улицу. На той стороне стояли тенты уличного кафетерия. Под голубым тентом дождался я выхода из аквариумного мини-холла счастливого обладателя билета на неведомый маршрут, допил фанту, докурил и пошел к клерку, стараясь появиться достаточно шумно и заявить о себе с порога. Во мне всегда наблюдалось то ли актерство, то ли нахальство; подружка моя милосердно называла это артистизмом и авантюризмом; с интересом наблюдая со стороны дремлющего или притаившегося во мне афериста, я потребовал путевку на маршрут "Прото". И, разумеется, ее получил.
В шесть утра мы - группа экскурсантов, довольно-таки разношерстная загрузились в многоместный старомодный мобиль типа автобуса и поехали. Рядом со мной сидел скучающий плейбой в наушниках, наслаждавшийся неведомой музыкой и грызший леденцы. Дорога притомила меня, мелькали зеленые холмы и просыпавшиеся деревушки, и я задремал. Когда я проснулся, пассажиры, переговариваясь, уже пялились в окна. Экскурсовода почему-то не было.
Глянул в окно и я.
Престранный городишко окружал нас.
Островерхие крыши с флюгерами. Крестовины, квадраты с диагоналями остовы крепей - на стенах домов; вроде бы, в истории архитектуры это именовалось "фархверковые постройки", я тогда поленился зарисовать их в лекционный конспект.
По улицам бродили люди в театральных костюмах. Лица у них были озабоченные. Нас они то ли не замечали, то ли старались не замечать. Видны они были прекрасно, но словно бы легкая дымка окутывала их. Впечатление было такое, что мы затесались на съемки очередного голографического боевика из древних времен. Полуголодные третьеразрядные актеришки, с плохо подгримированными лицами, изображали стражников и поселян.
Плейбой рядом со мной опустил оконное стекло. Звук был несколько приглушен. Говорили на диалекте, старомодном и гортанном.
Собаки исправно лаяли, петухи голосили. Из кузницы доносился звон, слышался вдалеке и звон колокола. То там, то сям над домами вздымались к голубым небесам аффектированные черные дымы. Я полез было за фотоаппаратом, но сперва у меня заело молнию на сумке, а затем глазастый шофер крикнул мне в микрофон, что снимать на маршруте запрещено.
На маленькой мощенной булыжником площаденке стояла молчаливая массовка. В центре массовки, на возвышении, к столбу привязан был человек, и груду хвороста под ним уже подожгли. Очевидно, изображалось сожжение инакомыслящего. Когда мы проехали массовку, до нас донеслись глухие крики сжигаемого. Похоже, актер он был тоже неважный; но всем известно, всем и каждому, что в этих супербоевиках испокон веку снимается всякий сброд, кормящийся, за неимением лучшего применения своим сомнительным способностям, при масс-медиа - жить-то надо.
Истинным искусством для посвященных тут и не пахло. Скучные ужасы под стать дурному вкусу притомившейся публики. Раскрашено. Скомпоновано. Текстовочка присобачена. Вон стражники кого-то волокут. В зубы дали. Довольно-таки лениво врезали. Провинциальное кино с парой гуманистических идеек, всего-то и навсего. С претензией на широту охвата и глобальность проблем.