Проходная пешка

Бармен подошел к окну, посмотрел и сказал:

– Кто его знает?… Во всяком случае ничего страшного нет. Вон капитан и младший офицер безопасности.

– А кто этот в штатском? И что это за ящики?

Белла могла бы им все объяснить. Но, выглянув в окно, поняла: у нее не хватит духа даже смотреть. Вот он стоит, в мыслях своих за тысячу миль от нее, а когда его поднимут на вертолет, эта тысяча превратится в две, в три, в бесконечность. Он улетит, и она его больше не увидит. Белла не могла ждать исполнения приговора. Лучше уж уйти к себе в каюту с тщетной надеждой, чем на всю жизнь запомнить, как вертолет уносит Рейкса с палубы, прочь из жизни Беллы.

И она пошла к себе в каюту.

Ящики лежали у основания теперь убранной складной мачты, перед цепями двух поднятых якорей. Вертолет, висевший над палубой, заглушал все звуки. Подняв голову, Рейкс увидел, как открылся боковой люк. Оттуда высунулась стрела лебедки, на несколько футов спустился трос. Незнакомый ему человек показался в проеме люка и сбросил сеть. Трос начал медленно разматываться, тихонько покачиваясь на ветру вместе с вертолетом. Когда он опустился ниже, Рейкс заметил мелькнувшее у люка лицо Бернерса. Они узнали друг друга, но виду не подали.

Стоявшему рядом капитану Рейкс сказал:

– В каждую сеть - не больше двадцати слитков.

Не обращая на него внимания, капитан повернулся и кивнул офицеру, тоже слышавшему слова Рейкса.

– По десять ящиков, ребята. Берегись троса.

Матросы расстелили сеть, сложили в нее ящики, подтянули концы к середине и надели на крюк троса. Рейкс вскинул голову, поднял руку. Трос натянулся, сеть поднялась с палубы. Главный винт вертолета закрутился быстрее, ветром с матроса сорвало бескозырку, она белым колесиком покатилась по палубе.

Капитан первого ранга смотрел вниз на палубу, не сводил глаз с Рейкса и думал: «Почему они не растерзают этого мерзавца?»

Один из зевак у окна кают-компании сказал:

– Клянусь, в этих ящиках золото. Как вы думаете, они не налетчики?

– Что, вместе с капитаном и офицерами? Вы с ума сошли.

– А этот парень в штатском, почему у него лицо шарфом закутано?

– Зубы, наверно, болят.

– И вертолет без опознавательных знаков…

Когда сеть поднялась до уровня люка, стрела повернулась. Бернерс и напарник взялись за сеть, раскачали и втащили ее в кабину. Тотчас на палубу упала другая сеть, матросы стали ее нагружать.

Рейкс посмотрел на часы. Бернерс значительно опережал график. И почти все ящики уже были доставлены из спецкаюты.

А юнга глядел в центральное окно рубки, рассеянно водил тряпкой по стеклу. В пятидесяти метрах, почти на одном уровне с ним, висел вертолет. Мальчик даже разглядел пилота за приборами и двух человек с сетью. Ему захотелось узнать, кто управляет лебедкой. Когда трос спустился в третий раз, он заметил, что двое в кабине заняты только сетью. Они перекладывали вторую партию ящиков. Трос не трогали, значит, лебедкой управлял пилот. Порыв ветра оставил на стекле капельки дождя. Без всякого приказа юнга включил щетки. Стало видно получше.

А в каюте у Беллы давно уже побывал стюард и заправил постель. На кровати лежала ночная рубашка, из шелка огненного цвета, очень коротенькая, с маленькими трусиками в придачу. Белла купила гарнитур в поездку. Но Рейксу не показала.

Она разделась. Встала у зеркала. Еще не видно… или уже?

Может быть, немного, но это ее не портит. Так сначала и бывает. Говорят, что-то особенное появляется. Что ж, кому как, а ей нужно нечто особенное, чтобы добиться своего. То, что удержит его, когда постель станет бессильна. Белла потрогала живот и подумала, что скоро он начнет расти. Рейкс сказал, что хочет ребенка, а это, наверно, неспроста. Она потянулась за рубашкой и трусиками. Цвет, возможно, кричащий, но, черт возьми, разве не это нравится в постели мужчинам?

Бернерс вспотел. Он обладал силой, характерной для всякого невысокого жилистого мужчины, но, чтобы таскать тяжелые ящики, рассовывать их по углам, оставляя место другим, приходилось выкладываться без остатка. Пот капал с бровей и застилал глаза. Оглушительно ревел мотор. Дождь усиливался, хлестал в люк все сильнее. Палуба внизу блестела от влаги.

Поднималась четвертая, и последняя, сеть. Он и без часов знал, что они укладываются. Час - на обратный путь, а потом - не теряй ни минуты. К шести утра он уже полетит на юг - через Нант в Лимож… Бернерс вспомнил о подсвечнике тринадцатого века, увиденном в каталоге… Прекрасно… Так много чудесных вещей он хотел бы иметь… будет иметь… Может быть, он вообще не вернется в Англию… Ну, разве чтобы продать дом. Не то, что Рейкс. Англия - это не по нему. Реки, вся эта рыбалка и толпы чиновников, что чаще и чаще садятся на шею. Он посмотрел вниз сквозь поднимавшуюся сеть на Рейкса. Всю операцию тот простоял вот так, рядом с капитаном, наполовину засунувшим руки в карманы кителя, ни дождь, ни ветер ему не страшны; Рейкс, поднимавший руку, когда можно было тянуть сеть наверх… и все сработало, как часы, с той же точностью, с какой работали их мысли, его и Рейкса… ведь так легко управлять людьми, обводить их вокруг пальца и грабить. Они ничего не подозревают до самого конца, а потом проклинают себя и удивляются, как их угораздило попасться на удочку.

Сеть поравнялась с люком, стрела повернулась. Когда сеть втащили, напарник Бернерса выдохнул:

– Слава Богу. Тяжелая работа не по мне. Отцепляйте сеть и надевайте на крюк ремни, мы спустим трос за нашим сообщником. Мистер Он, да? Ни имен, ни прозвищ…

Бернерс отвернулся, склонился над сетью, чтобы освободить крюк. В это время напарник отстегнул ремни Бернерса. Тот услышал щелчок и поднял голову. Напарник держал пистолет в футе от его глаз.

– Прости, друг, но приказ есть приказ.

Бернерс не успел даже с места двинуться, он лишь понял, это конец… его мечты о владении прекрасными вещами должны разбиться о палубу у ног Рейкса.

Человек нажал на курок, пуля попала Бернерсу прямо в лоб. Выстрелом его отбросило назад, он наполовину вывалился из вертолета. Напарник ногой вытолкнул тело из люка и, держась за борт, смотрел, как оно падает. Бернерс летел, раскинув руки и ноги. Он ударился о бухту якорной цепи, сломал о нее позвоночник и повис на вей. Обезображенное лицо повернулось к группке матросов, что стояли ярдах в четырех, ремень его сбруи покачивался на ветру, едва задевая палубу. Вертолет, наполнив ночь ревом, быстро взмыл вверх и полетел на юг.

Холод исчез, самообладание осталось. Рейкс мгновенно оценил происшедшее. Сначала он просто пожалел себя, потом удивился, а потом вообще перестал что-либо чувствовать. Его положение изменилось, и он стремительно сориентировался, сообразил, что делать, увидев обезображенное лицо, тело, похожее на сломанную куклу, ремни, вяло качавшиеся в воздухе. Никто еще и с места не двинулся, даже от ужаса не вскрикнул, а он уже выхватил пистолет и помчался прочь. Он пробежал мимо кают команды, резко повернул направо в маленький коридор, на ходу сорвал с себя пальто. Сбегая по лестнице на вторую палубу, он перебросил пальто и шляпу через перила, они упали на самое дно клетки. Человек, бегущий в пальто и шляпе, был бы подозрителен. Он сорвал с лица шарф, сунул его в карман вместе с пистолетом и, выскочив на вторую палубу, перешел на шаг.

Теперь он просто пассажир. Пассажир, который поздно ложится спать. Он успокоился и, не торопясь, спустился по средней лестнице на четвертую палубу. Он даже не спрашивал себя, куда идет. Ему надо скрыться на некоторое время, получить пристанище, его мог дать только один человек. Он прошел по коридору вдоль борта, повернул налево и оказался в закутке у дверей каюты Беллы.

Только сейчас, когда он прошел весь длинный коридор, свернул в этот тупичок всего с двумя каютами № 4002 и № 4004, его беспокойство немного улеглось. Сейчас, когда за дверью ждет Белла, а времени - второй час ночи, Рейкс может собраться, отбросить животное желание бежать, бежать сломя голову, может заставить себя идти неспешным прогулочным шагом. Он прислонился к стене, провел рукой по лицу и с изумлением обнаружил на лбу крупные капли пота. Что же делать? Бернерса застрелили и сбросили с вертолета. Он сам расслышал выстрел сквозь шум винтов, своими глазами видел обезображенное пулей лицо Бернерса. Их предали - произошло единственное, чего они не учли в своих планах. Их обвели вокруг пальца так ловко, как они сами раньше обманывали других.