Страница 2 из 23
Я был очень прытким молодым человеком и полкач на собраниях не раз высказывался в смысле того, что через Лисова (это фамилия моя такая) он поседеет и приобретет язву желудка:
– Это же уму непостижимо! Он неизвестно через какие дырки проникает на территорию и шмыгает по всему полку!! Его или бэтром переедет, или бэрдээмкой! Шустрый, вдобавок еще и мелкий - мехвод не заметит и - амба! А кто в танке захлопнулся, и вылезти сам не смог - пол дня искали??!
Мне эти речи батя пересказывал, со строгим наказом - в часть больше не шагу. Но куда там! Гулять было больше негде, ребят моего возраста в военном городке не было (даже в школу возили за 15 км на уазике), и я опять пропадал в полку. Поэтому, когда мне повезло набрести на дядю Сашу, командир был вне себя от счастья, и судя по всему, дал ему указиловку уматывать младшего Лисова на тренировках до полного изнеможения, лишь бы по территории полка не лазил.
Поначалу так и было. Домой не приходил - приползал, если еще учесть, что и сотой доли того, чему учили вояк, мне не давали. Но потом, со временем, когда мы познакомились получше и я подрос, дядь Саша стал давать полный курс.
– Ты мужик - значит, боец. Да и дух с понятием в тебе есть. Во всяком случае, для куража ты людей гнобить не будешь. А в жизни то, что я тебе даю - очень пригодится.
К тому времени мне было уже лет пятнадцать, и я вовсю собирался стать военным. Приглядел училище - конечно, Рязанское десантное. Потихоньку собирал документы и наводил мосты. То, что поступлю - даже не сомневался. Но потом как-то все повернулось по - другому. А вот слова инструктора дяди Саши я вспоминал не раз…
Развал Союза застал нас в Закавказье. Отцу тогда всего ничего до пенсии оставалось, а я поступил не в училище, а в институт, на факультет геофизики. Аборигены же решив, что все их горести, еще со времен Чингиз-хана - от русских, начали этих самых русских активно давить. Ну, не то чтобы всех и вся, но порезвились вволю. Насколько мог, я с друзьями сам защищался и защищал бледнолицых, живущих в округе. Знакомые, не знакомые - тогда разницы не делалось. Русский, киргиз или молдаванин - тоже. Главное - нос не горбатый. И еще - даже во время стычек старались не переходить грань - старались в пылу драки не убивать. Грань перешел, когда наш сосед сказал мне:
– Я вас давьно знаю. Ми соседь. Патаму я вас зарежю не больна.
Странно, ведь мы по всему Союзу колесили. Почти во всех республиках отец служил. И никогда я не был националистом. А вот в тот момент стал. И остаюсь им до сих пор, что бы не говорили про братство народов, а потом позже про толерантность.
В общем, сунув тело этого козла со свернутой шеей в открытый люк канализации, я придя домой, все рассказал отцу…
Из Закавказья мы приехали в Россию, быстро и налегке. Совсем налегке - была у нас пара сумок и чемодан. Там опять поступил в институт, уже на геологоразведочный, а отец - вышел на пенсию. Потом начались смутные времена, но институт я не бросил и крутился как мог. Ну а сейчас, совсем хорошо - есть свое дело (вожусь с компьютерами), денег хватает, и работа нравится. В этой же Польше, я как раз по делу, правда не совсем по своему, но от этого не менее важному. Надо прояснить неясности с местной братвой, часть которой сейчас как раз стоит перед носом и явно не собирается лобзать в разные места, прижимая к груди, как потерянного брата.
Ага! Пошла работа! Здоровяк в ярко-желтой шелковой рубашке (вот пошляк), начал движение. Поднырнув под рукой, я сунул пальцем ему под ребра. Не останавливаясь, низко крутнулся на одной ноге, подбив второго хлопца и пока он падал, забодал в челюсть третьего. Ого! Пан, ну к чему эти крайности?! Патлатый хмырь достал нож, даже не нож, а целую саблю - как у Рембо намереваясь ткнуть меня в живот. Хлопнув по руке и выбив нож, я расслабленной ладонью слегка добавил ему сбоку по животу. Как говорил, ухмыляясь, дядя Саша, такой удар очень полезен при запорах. Боли практически никакой нет, а вот эффект! Патлатый застыл на месте, растопырив ноги и выпучив глаза. Завоняло гадостно. Второй тем временем вознамерился подняться, но получив ногой, передумал. Вся стычка заняла от силы секунд двадцать
– Ну что, пся крев, будем нормально разговаривать, или вам еще и яйца оторвать?
Я сделал страшную физиономию и слегка придавил ногой промежность еще лежащего, но уже очухавшегося Стасика. Он почему-то не захотел расставаться с основной частью организма и предпочел кастрационной войне, какой не худой, но мир. Потом, через него я вышел на местных шефов, уладил свои заморочки, и теперь мы можно сказать, добрые знакомые. Во всяком случае, при встрече пожимаем руки и похлопываем друг друга по плечам. Но место свое он знает. Еще бы - после моего щелчка он слово *москали* начал говорить с заиканием. Интересный научный факт - болтает без проблем, а как только русских облаять захочет так сразу, мо-мо-мо-москали клятые! И рефлекторно голову, в том месте куда его приложил почесывает, явно пребывая не в восторге, от такого терапевтического воздействия. Кстати, добавлю - я ведь не только компами занимаюсь, а в данном случае выступал как представитель их коллег с той стороны. Поэтому его польские шефы не порезали меня на ленточки в процессе переговоров, а встретили, как и положено встречать высокую договаривающуюся сторону.
Так что же с машиной? Очень не хотелось вылезать под дождь, но видно придется. Стартер даже не шевелился. Может, клемма от аккумулятора отошла? Поеживаясь, выполз из машины и подняв воротник, открыл капот. Клеммы на месте. Вот зараза! Я же не автослесарь, что б вот так, влет, понять что к чему. За шиворот попадали капли. Втянув голову в плечи задумался, пытаясь врубиться, почему эта колымага не едет? Ведь и колеса попинал, и стекло протер. Вспомнив этот старый анекдот, я ухмыльнулся. Вдруг откуда-то сбоку, из-за деревьев, полился яркий свет. Машина, что ли, едет? Почему тогда не слышно мотора? И как она там едет - стволы ведь сплошняком растут? Тут ни с того ни с сего, голова закружилась так, что пришлось ухватиться за дверцу, чтобы не упасть. В глазах потемнело, уши заложило. А свет, заливал уже меня всего и как не цеплялся за открытую дверь, все-таки упал. Последнее, что подумалось: