Хагакурэ

Когда разговариваешь со старшими или влиятельными людьми, следует быть осмот­рительным и не высказываться много о та­ких вопросах, как учение, мораль и тради­ции. Подобные высказывания звучат неуч­тиво.

В местности Камигата люди, выходя пос­мотреть на цветы [13 ], берут с собой завтрак в небольшой коробочке. Когда при­ходит время возвращаться домой, они бро­сают коробочку на землю и топчутся по ней ногами. Это одно из моих воспоминаний о пребывании в Киото. Во всех вещах важен их конец.

Однажды, когда мы с Цунэтомо вместе шли по дороге, он сказал: «Не похож ли человек на искусно сделанную куклу-мари­онетку? Человека смастерили на славу, по­тому что он может бегать, прыгать и даже разговаривать, хотя за ниточки его никто не дергает. Но не суждено ли нам рано или поздно быть гостями на празднике Бон? Воистину, все в этом мире – суета. Люди часто забывают об этом».

Одного из молодых господ как-то настав­ляли, что «сейчас» – это и есть «то самое время», а «то самое время» – это и есть «сейчас».

Человек ничего не стоит, если он не понимает, что «сейчас» и «то самое вре­мя» – это одно и то же. Так, например, если его позовут к хозяину и попросят без промедления что-то объяснить, он придет в замешательство. Это еще раз подтверж­дает, что он считает эти два момента раз­личными. Если же человеку удается свести «сейчас» и «то самое время» воедино, он – настоящий слуга, хотя, возможно, он никог­да не станет советником господина. Чтобы научиться четко излагать суть дела, будь то на приеме у повелителя, у старейшины или у самого сёгуна замка Эдо, нужно по­заботиться о ясности мысли в тишине своей спальни.

То же самое справедливо в других делах. Поэтому человек должен овладевать любым умением не торопясь. Это верно как в от­ношении боевых искусств, так и в отноше­нии управления государством. Если человек прилагает усилия, чтобы во всех своих дей­ствиях быть верным этому принципу, разве не преодолеет он свое привычное небреже­ние и присущую нашим временам нереши­тельность?

Если человек совершил ошибку в госу­дарственном деле, ему, возможно, простят ее, если он сошлется на свою неопытность. Но разве можно оправдать неудачу тех, кто принимал участие в недавнем неожиданном событии [14 ]? Мастер Дзинъэмон любил повторять: «Достаточно, если воин просто Дерзок», – и недавнее событие еще раз подтверждает это. Если человек тяготится тем, что неудача опозорила его, ему остается только вскрыть себе живот. Ведь нельзя же жить, чувствуя, как в сердце пылает позор и от него нет спасения. Нельзя жить дальше, когда знаешь, что тебе не повезло и ты больше не можешь быть воином, потому что до конца жизни опозорил свое имя. Но если человек побоится умереть и будет жить дальше в надежде как-то спасти свою ре­путацию, в течение следующих пяти, десяти или двадцати лет на него будут показывать пальцем и называть трусом. После смерти его тело будет сочтено источником скверны, его потомки будут не рады тому, что он – их родитель, имя его предков будет запят­нано, а все члены его семейства будут опо­рочены. В этом нет ничего хорошего.

Если самурай каждый день не укрепляет свою решимость, если он не задумывается даже во сне, что означает быть воином, если он праздно проводит день за днем, он достоин наказания.

Можно сказать, что если человек пал в поединке, он был хуже подготовлен, или подошла к концу его воинская удача. Че­ловек, сразивший его, столкнулся с неиз­бежными обстоятельствами и, понимая, что не может больше ничего сделать, тоже рис­ковал своей жизнью, и поэтому его нельзя заподозрить в трусости. Быть вспыльчивым нехорошо, но чтобы не прослыть малодуш­ным, воин должен вступить в поединок. Од­нако люди, которые принимали участие в недавнем событии и остались жить, навлек­ли на себя позор. Их нельзя назвать под­линными воинами.

Человек должен каждый день задумы­ваться над словами: «Сейчас и есть то самое время». Он должен стараться запечатлеть их в своем уме. Говорят, что редко кому удается быть небрежительным и за всю жизнь ни разу не навлечь на себя позора. Поэтому Путь Самурая подразумевает практику смерти изо дня в день: размыш­ления о событиях, которые могут привести к ней, представление самых достойных спо­собов умереть и решимость достойно встре­тить смерть. Хотя практиковать смерть та­ким образом очень трудно, если человек пожелает этого, ему это окажется под силу. Никогда не думай, что что-то невозможно.

Более того, в военных делах велика роль слов. В недавнем событии тоже следовало остановить людей. Когда ситуация стано­вится безвыходной, нужно либо зарубить человека, либо, если он убегает, закричать ему вслед: «Не беги! Убегают только тру­сы!». Таким образом, с учетом конкретных обстоятельств, можно достичь цели с по­мощью слов. Говорят, был один человек, который хорошо знал нравы людей, пользо­вался всеобщим признанием и мог принять правильное решение в каждом случае. Это еще одно доказательство того, что «сейчас» не отличается от «когда придет время». По­ложение ёкодза-но яри – еще одно под­тверждение этого [15 ]. Нужно заранее сделать это своей целью.

Есть много вещей, о которых нужно поду­мать наперед. Если в дом господина пробрался незнакомец, убил в нем слугу, смог бежать, но ты заметил его, нужно зарубить его на месте, поскольку он может, продол­жая орудовать мечом, пробраться в покои хозяина. В противном случае тебя впослед­ствии могут обвинить в сообщничестве с убийцей или в жалости к нему. Поэтому, встретившись с ним, следует думать только о том, чтобы сразить его и не навлечь на себя позор.

Даже если человеку внезапно отрубить голову, он может сделать одно действие. Последние минуты жизни Нитта Ёсисада могут служить подтверждением этого, поскольку, если бы он был слаб духом, он бы упал, сразу же, как только ему снесли голову.

13

У японцев есть традиция весной выходить на природу, чтобы пос­мотреть на цветущие вишни.

14

Упоминаемое здесь событие описано в Книге Одиннадцатой. История начинается словами: «В четырнадцатый день седьмого месяца третьего года Сётоку во внутреннем дворе замка шли приготовления к празднику Бон…»

15

Смысл словосочетания ёкодза-но яри в настоящее время неясен. Оно могло означать человека, который назначался на пост даймё на время войны, или человека, который выступал в роли телохранителя даймё в период опасности.